Совет Народных Комиссаров — игрушка в руках германского посла графа Мирбаха.
Совет Народных Комиссаров подписывает декреты именем народа, но декреты эти пишет царь Вильгельм…
Совет Народных Комиссаров судорожно ищет хлеба — но кто даст хлеб изменникам родины. Сибирь не даст им хлеба, а теперь только Сибирь и отчасти Дон смогут прокормить нас. Сибирская железная дорога в руках восставших против Советской власти, и только тогда мы получим по вольной цене дешевый хлеб, если сами свергнем насильников и изменников родины — Совет Народных Комиссаров — и присоединимся к восставшим…» [11]
Из этой прокламации видно, что тема хлеба, который не даст большевикам Сибирь и Дон, является одной из центральных. В другом воззвании читаем: «Правительство (заговорщиков — Д. Л.) в первую голову озаботится немедленной доставкой дешевого хлеба из Сибири и с юга России в голодающие губернии… Спекуляция пищевыми продуктами будет беспощадно преследоваться» [12].
Аналогичные строки находим и в воззвании за подписью «Главноначальствующего, командующего Северной Добровольческой армией Ярославского района» полковника Перхурова: «…У нас еще много хлеба и по Волге и в Сибири. Чтобы получить этот хлеб, чтобы победить голод, нужен только порядок, спокойствие и трудовая дисциплина» [13].
Обратим внимание на важное несоответствие в обещаниях белых — «если свергнем насильников» получим «дешевый хлеб по вольной цене», но «спекуляция будет беспощадно преследоваться». Оппозиционные большевикам силы яростно критиковали хлебную монополию и твердые цены, уверяя, что лишь свободная торговля сможет накормить страну. Но, в агитационном задоре, совершенно непоследовательно обещали беспощадно бороться со спекуляцией — то есть продолжать меры Временного правительства и большевиков по борьбе с торговцами — нарушителями хлебной монополии.
В воззвании Перхурова, как и в других, говорится об установлении восставшими «форм широкого государственного народоправства», о закреплении на основании закона «за трудовым крестьянством всей земли в его собственность», о верховенстве закона: «Как самая первая мера будет водворен строгий законный порядок и все покушения на личность и частную собственность граждан, в какой бы форме это ни проявлялось, будут беспощадно караться» [14].
На практике с 6 июля, с момента захвата центральной части Ярославля, в городе начались карательные акции. Под удар белых, в первую очередь, попали местные коммунисты и советские работники. Был расстрелян председатель исполкома Ярославского губернского Совета рабочих и солдатских депутатов рабочий Д. С. Закгейм. Тело убитого выволокли на улицу и бросили, в течение нескольких дней оно подвергалось надугательствам. Окружного военного комиссара, военного врача, в годы Первой мировой войны — заведующего медицинской частью санитарного вагона Южного фронта С. М. Нахимсона расстреляли в 1‑ом участке милиции. Труп комиссара посадили на извозчика и катали по улицам, демонстрируя горожанам.
Были расстреляны губернский военный комиссар, левый эсер Душин, комиссар труда Работнов, большевик Суворов и многие другие [15].
В первый же день восстания было арестовано свыше 200 человек. Известна судьбы 109 из них — они были заключены на баржу с дровами, получившую вскоре название «баржа смерти» [16]. С 6 до 18 июля — 12 дней — заключенным не давали никакой пищи. При попытке набрать из Волги воды караул открывал огонь.
С началом артиллерийской дуэли мятежников и красных отрядов баржу перевозили в места, по которым велся наиболее интенсивный огонь. Осколками снарядов трое арестованных были убиты, несколько ранены. Вынести тела погибших и похоронить конвоиры не позволили [17]. 16 июля мятежниками были вызваны по списку 22 человека из узников «баржи смерти» и расстреляны [18].
Красные отряды сумели полностью сорганизоваться лишь на третий день ярославского мятежа [19]. В то же самое время набирали силу и белые. Одним из первых своих приказов Перхуров объявил о призыве добровольцев, затем — об обязательной мобилизации мужского населения в свою «армию». Впоследствии полковник утверждал, что под его началом сконцентрировалось 6 тысяч штыков [20]. Современные исследователи на основании архивных данных приводят более скромные цифры — примерно две тысячи штыков, в основном из бывших офицеров [21].
С юга и юго–запада мятежников полукольцом охватывали советские войска. Решительных действий они не предпринимали, ожидая подкреплений. Но центральная власть в Москве запоздала с реальной оценкой происходящего, будучи занята подавлением мятежа левых эсеров.
Лишь 11 июля 1918 года, почти через неделю, Реввоенсовет Республики назначил командующим войсками Ярославского фронта участника Первой мировой войны, штабс–ротмистра (штабс–капитана) А. И. Геккера. К 12 июля численность красных войск у Ярославля довели до 2 тысяч [22]. Поддержку им оказывали три бронепоезда. У белых, удерживающих центр города, бронепоезд был один.
Но и с подходом подкреплений красные не способны были переломить ситуацию. Формально силы Перхурова и Советов были всего лишь равны, на практике же значительную часть прибывших в город «войск» составляли впервые взявшие в свои руки оружие рабочие. Средний и младший командный состав был безграмотен. Донесения красных командиров в Москву содержали такие фразы: «Командование войсками ужасно… Пришлите энергичных опытных руководителей…» Один из командиров писал, что «при энергичном действии командного состава можно было все ликвидировать в один день» [23].
Атака таких частей на закрепившегося в городе противника, войска которого состояли из профессиональных военных, имеющих немало пулеметов, была откровенным самоубийством.
Не предпринимали решительных действий и мятежники, ожидая подхода из Рыбинска Савинкова. Они закрепились в крупных зданиях, превратив их в долговременные оборонительные сооружения. Забегая вперед отметим, восстание в Рыбинске провалилось и подкреплений белые ждали напрасно, но в тот момент никто из белых об этом не знал.
Противостояние приняло позиционный характер. Белые через Волгу вели артиллерийский огонь по красным, красные отвечали артиллерийским обстрелом белых. В Ярославле бушевали пожары, деревянные строения горели, каменные здания были серьезно повреждены.
Преимущество в артиллерии было на стороне Советов. Фактор времени — тоже. 17 июля Перхуров поняв, что далее ждать помощи союзников бессмысленно, бросил свои войска и с группой офицеров на пароходе прорвался по Волге из осажденного города. «Главноначальствующий» перебрался сначала в Кострому, затем в Казань.
Брошенные руководством белые еще несколько дней продолжали сопротивление. 20 июля красное командование издало следующий приказ: «Чрезвычайный штаб Ярославского фронта объявляет населению города Ярославля: Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов, со дня объявления сего, оставить город и выйти к Американскому мосту. Оставшиеся после указанного срока в городе будут считаться сторонниками мятежников. По истечению 24 часов пощады никому не будет, по городу будет открыт самый беспощадный, ураганный артиллерийский огонь из тяжелых орудий, а также химическими снарядами. Все оставшиеся погибнут под развалинами города вместе с мятежниками, с предателями, врагами революции рабочих и беднейших крестьян» [24].
Этот приказ стал переломным моментом в сопротивлении. Психологическое оружие в виде угрозы применить химические боеприпасы сыграло свою роль. Центральная часть города опустела, вместе с мирными жителями из Ярославля побежали и мятежники. Красные войска стали быстро продвигаться вперед, беря под свой контроль район за районом.
Генерал Карпов, командовавший белыми после бегства Перхурова, не желая ни умирать в бою, ни сдаваться Красным, пошел на интересный и нетривиальный шаг. Он объявил свой штаб с собой во главе находящимся в состоянии войны с Германией, и «сдался» немецкой комиссии по делам военнопленных, застигнутой в Ярославле мятежом [25]. Немцы шпагу генерала приняли, заявив, что «Комиссия передаст штаб (белогвардейцев — Д. Л.) в качестве военнопленных Германской империи своему непосредственному начальству в Москве, где дано будет все дальнейшее» [26]. Но после недолгих переговоров с красными Карпов был выдан Советам.
