будем увеличивать на десять кубиков.
– Головой понимаю, что в твоем состоянии разговоры не помогут, – закутавшись в плед, я вновь устроилась на кресле, – но интуиция советует все же пойти наперекор голове и поговорить с тобой. Надеюсь, что ты там ничего не слышишь, и я просто буду тебя использовать в личных целях. Мне надо выговориться, но если вдруг ты каким-то чудом услышишь и запомнишь эти слова, и будешь кичиться тем, что я тебе это рассказала, то я буду все отрицать. И мне поверят. И так, по опыту знаю, что в критических ситуациях люди становятся ближе, обычно такая связь очень крепкая, но мне кажется, что она ненастоящая, поэтому я подобное не люблю. Выглядит так, будто тебя просто поставили перед фактом, и ты не имеешь право выбора. И в тот вечер я была не права, ответила слишком грубо, но это было из-за вот этого сближения во время критической ситуации, в которое я не верю. И, черт, ты был прав, – я вспомнила его слова, что когда мне нужна его помощь, я добренькая, а как он задает ненужные вопросы, то сразу пошел на хрен. Он прав. Я не говорила это вслух, но об этом подумала. Тим оказался прав. – Прости меня, если бы я не испугалась в тот вечер, если бы не ответила так грубо, ты бы не ушел и заметил манипуляцию с настроением, меня бы не похитили, а ты не оказался бы сейчас в таком состоянии. Я виновата, это все из-за меня, – я замолчала, сжимая переносицу, чувствуя, что вот-вот заплачу.
Вот так в тишине самое сложное – изливать душу.
Ты один. Вокруг тихо.
Слышишь только себя, ты видишь только свои картинки и переживаешь все это заново.
Но в этом может и прелесть. Ты заново все пересмотрел, прочувствовал и отпустил. И тебя больше на людях не схватит дикий приступ жалости к себе.
Вздохнув, я продолжила, потому что не могла остановиться:
– Господи, во что я вляпалась? Я знала, что поездка будет рискованной, но даже подумать не могла, что меня попытаются принести в жертву, чуть не убьет отрог, что буду сотрудничать с гвардейцем, что объявятся Саймон и Зен, и один будет убеждать меня в том, что прекрасно знает, как я жила, а другой просто похитит и снесет к чертовой матери мою защиту. Это все можно было представить, но то, что я спустя столько лет все же найду своего отца, было менее вероятным.
Я сделала это.
Смогла признать это не только в своих мыслях, но и вслух. Ведь произнеся, в это правда придется поверить. В тот день, когда я увидела фото у Арнеста, то лишилась дара речи, ведь на фото была моя мама, которая про отца не рассказывала никогда. У меня, конечно, были попытки расспросов, но она все время уворачивалась и переводила тему.
Потом я сдалась, перестала интересоваться. Просто стало как-то все равно, кто он такой. Мне было совсем не до этого и вот тут та-да-дам! – твой отец – перекупщик ворованных артефактов, в прошлом контрабандист! Просто тройное комбо!
И надо было бы позвонить маме и вновь начать задавать неудобные вопросы, чтобы она, как обычно отнекивалась, а я бы молча слушала ее и потом вразрез обычным исходам наших разговоров на эту тему сказала, что знаю, кто мой отец.
Мы с ребятами не обсуждали, чем занимается Арнест, но он мне известен, как первый обычный человек, самостоятельно узнавший о магическом мире. Он самый обычный человек, который попал на остров Мун и побывал во всех государствах того мира. И первый контрабандист.
Сомнительная у меня родословная. Хорошо, что гены моей матери стали доминирующими.
И я не отрицаю возможности того, что Арнест совсем не мой отец, тест ДНК все же стоит сделать несмотря на то, что все сходится. По словам бабушки, у мамы был только один молодой человек.
– Я не знаю, как на это реагировать. Даже думать об этом не хочется. Насильно запирала эту мысль где-то глубоко, оправдываясь тем, что сейчас это не так важно, но это отговорки. Я просто не хочу это принимать, – запустив руку в волосы, я растрепала их, устроила на голове кавардак, отражающий мое состояние внутри: полное суматохи и неопределенности. – Еще Матвей. Я сильно поругалась с ним, но пока стараюсь не думать об этом. И с Алиной, и с Матвеем это все можно решить позже. Тимур, Матвей хочет тоже здесь задержаться, пожалуйста, присмотри за ним. Пожалуйста.
Поскорее бы вернуться домой, а то этот контраст меня утомил. То ты сидишь и боишься, то попиваешь чаек и наслаждаешься жизнью. Спустя секунду ты уже чья-то мишень, спустя еще время, вновь наслаждаешься жизнью. Не жизнь, а витиеватые горки.
И я замолчала, не потому что хотела, а потому что надо. Не знаю, слышит он меня сейчас или нет, но меня будет смущать сам факт моего монолога в его присутствии. У меня бывает, что я человеку выкладываю все, а спустя время думаю: «Зачем я это сделала? Ему же все равно». Вот так и сейчас. Скоро я пожалею обо всем, что сказала вслух. Успокаивает одно, что Тим не вспомнит всего этого.
Присмотревшись к нему, не заметила никаких изменений.
Совсем никаких.
Ни румянца, пробивающегося сквозь холодный мрамор на его лице, ни легкого шевеления пальцев на руке. Абсолютно никакого движения.
Убедившись, что таймер включен, я откинулась на подушки в кресле и незаметно для себя задремала.
Глава 25: Всегда одна
– Вась, – медленно открыв глаза и услышав тихий голос Алины, я почувствовала прохладную ладонь на своей руке и не торопясь пыталась сообразить, что происходит. Когда засыпаешь днем, проснувшись, не помнишь, где находишься, какой сегодня день, а еще язык так и чешется узнать, какой сейчас год? Выпадаешь из реальности. Так, я отправила Алину в кровать, потом поила зельем Тимура, и пока он молчит, высказала ему все, что было у меня на душе. Черт, Тимур! Скинув плед, я спустила ноги на пол и собиралась встать, но Алина вернула меня в кресло. – Я о нем позаботилась, пока ты спала. Сон не мне одной был необходим.
– Спасибо, – хрипло ответила я, собираясь укладываться обратно, мне явно не хватило сна.
– Я сказала, – но лечь она мне не дала, потянув на себя за руку, – что надо было поспать. Ты поспала, – убрав плед с моих ног, чтобы я обратно туда не закуталась, она сделала кондиционер потише, – теперь поешь, потому что у нас много работы.
– Подожди, а ты почему не одета? – я внимательно посмотрела на ее лосины с футболкой, которые она носила как домашнюю одежду. – Ты с Алекс разве
