Клетку с пещерным троллем люди не могли сдвинуть с места и только раскачивали ее. Хрумодрум гулко ревел. Разъяренный, он, наконец, раздвинул ручищами толстые прутья, и толпа с визгом кинулась врассыпную. Остальные клетки тоже побросали, и Буги шлепнулся оземь в своем узилище, вздымая тучи звездной пыли.
Тролль, догадавшись, что прутья с трудом, но все-таки гнутся, приложил всю свою недюжинную силу, изошел паром от натуги и протиснулся вон. Никто не решился помешать ему. Громким рыком отрапортовал он о своей свободе и потряс кулачищами, а потом развернулся, схватил свою клетку и стал бить ее оземь, гнуть и корежить, изливая свою ярость. Толпа охала, не подходила близко, но и не удалялась.
«Ну, вот и началось сегодняшнее выступление цирка Хохмача, — усмехнулся Буги, грустно выглядывая из своего, перевернутого вверх дном, убежища, — только хозяева что-то убежали».
И верно, ни Громиллы, ни Слютко не было видно. Наверное, они остерегались попасться на глаза троллю Хрумодруму. Не питал он по отношению к ним нежных чувств.
Разделавшись со своей клеткой, тролль ухнул, расправил плечи и, пошатываясь, пошел вперед прямо на Буги. Тот дернул худенькими ручками за прутья, но те не поддавались. «Растопчет ведь», — хоббиту вдруг стало безудержно жаль себя. Неповоротливая махина надвигалась на него, и было мало шансов на то, что тролль его заметит. И тогда Буги решился быть храбрым: «Хрумодрум! — завопил он, что есть мочи, а надо сказать, что, несмотря на малый рост, голос у Буги был пронзительнейший, — будь другом, сломай и мою клетку».
Тролль замер. Он его услышал. Подобие усмешки появилось на его совсем несимпатичном лице. Он, кряхтя, наклонился, схватил клетку с крошечным голосистым хоббитом, раздвинул прутья, на этот раз играючи, и вытряхнул Буги на землю. Буги упал и очень ударился, хорошо, что он успел прикрыть голову. Но он понимал, что тролль не со зла сбросил его с такой высоты, а просто плохо соображал, и был благодарен ему за освобождение. Тролль смял его клетку и бросил ее в толпу, он уже не слышал, как хоббит пискнул «спасибо», и забыл о нем. Ненависть к клеткам вела его дальше и направляла все действия. Хрумодрум не успокоился, пока не разделался со всеми клетками и не освободил всех артистов.
Толпа приостановилась, ожидая, куда же теперь направит энергию могучий тролль? Он озирался по сторонам и зло поблескивал глазами. И тут сам Саурон воззвал к нему.
— Ого! Кто пожаловал на наш бал! Поприветствуем Хрумодрума, благородные нуменорцы! Пусть он для нас спляшет.
Тролль, не в силах оторвать взгляда от огненного кольца на груди жреца, затоптался на месте, и ядовитая музыка Саурона проникла в его тугие уши. Тогда он, завороженный, пустился в пляс. Тролль был неуклюж, руки и ноги плохо повиновались ему, но он вошел в экстаз, и чем дальше, тем смелее становились его прыжки и выкрутасы. Площадь под его массивной тушей заходила ходуном. Толпа завизжала, заулюлюкала, и скоро танцы возобновились. Теперь все стремились плясать рядом с Хрумодрумом, в вихре танца людям казалось, что сам остров раскачивается, как маятник. Буги ползал по площади, ныряя между пляшущими, стараясь не попасть ни под чей каблук. «Нужно скорее выбираться отсюда», — думал маленький хоббит. Он остановился отдышаться на небольшом свободном пяточке и увидел, как двое других его сородичей медленно, но верно прокладывают себе путь под ногами беснующихся свежеиспеченных «богов». «Ах, — согрелось его сердце, — есть еще разумные существа на этом свете»! Он засвистел, чтобы привлечь их внимание. Вилли и Фрида увидели его и подползли ближе.
— Надо уходить, — деловито прошептал Вилли, — спрятаться где-нибудь до рассвета.
— Обязательно! — также заговорщически зашептал Буги, ликуя внутри. Пусть он не очень дружил с этими хоббитами, но оказаться совсем одному в чужом городе ему не хотелось.
— Вы когда-нибудь видели подобное? — ему захотелось разделить с кем-нибудь свое возмущение. — Чтобы все люди разом сошли с ума?
— На то они и люди, — буркнул Вилли, — не своей головой живут.
— Дичь. Вся эта ночь — дичь, — высказалась Фрида, — а поглядите на наших парней орков!
Бобла и Груда лихо плясали неподалеку. Нуменорские девушки, потеряв страх, кружились с ними вместе.
— Дурни, — поморщился Вилли, — на рассвете их схватят и засунут обратно в клетки.
«На рассвете, — Буги задумался. Ночь пролетела быстро, как стрела. — Что-то должно было произойти на рассвете. Ах, да, вспомнил».
— Полезли дальше, мы зря теряем время, — Вилли тянул его за рукав.
— Но с первым лучом солнца Хрумодрум превратится в камень, — возмущенно воскликнул Буги.
— Надо полагать, — пожал плечами Вилли.
— Он нас выручил, надо предупредить его, что скоро рассвет!
— Ты всех нас погубишь, — нахмурился Вилли, — у тролля своя голова на плечах. Я понимаю, что он по жизни чурбан, но про рассвет-то мог бы раз и навсегда запомнить. А ты закричишь, обратишь на нас внимание. Что если их жрец до нас доберется? Заколдует, как всех. Видел его кольцо? А назгулов? Бежим пока целы, Буги.
Вилли был тысячу раз прав, нужно было скорее спасать свою шкуру, бороться, что есть сил за долгожданную свободу. И все-таки он не мог бросить тролля.
— Вы бегите, — сказал он хоббитам, — а я сейчас. Я вас догоню.
И Буги пробрался назад, в самую гущу танцующих, туда, где самозабвенно выплясывал Хрумодрум, воображая себя то ли бабочкой, то ли влюбленным журавлем.
Вилли не нашелся, что сказать, и лишь махнул рукой. Вместе с Фридой они поползли подальше от площади.
Буги, забыв про осторожность, расталкивал танцоров, но мало кто обращал на него внимание. И вот огромный тролль оказался рядом. Мешала музыка, звучавшая все неистовей, но Буги напряг легкие и закричал, что есть мочи:
— Рассвет! Хрумодрум, скоро рассвет!
Сам себя он хорошо слышал, тролль же не обратил на него внимания, так он был поглощен танцем. Не сдаваясь, Буги кричал, пока не охрип. А потом было поздно. Небо заалело, и первый луч дотянулся до площади и мягко, словно кошачьей лапкой, дотронулся до тролля. Тот вздрогнул и через миг застыл каменным изваянием, выразительной статуей, размахнувшейся в смелом танцевальном движении. На запрокинутом лице тролля навеки застыло выражение блаженного экстаза.
Превращение тролля в камень на их глазах восхитило нуменорцев.
— Потрясающе!
— Это здорово! Какая красивая статуя!
— А вечером он опять оживет? — спросил кто-то.
У Буги защипало глаза, и он потрусил прочь. «Нет, он больше никогда не оживет», — думал маленький хоббит, а ему так хотелось его спасти. Удивительно, но, свернув с площади, на первой же улице он вновь встретил двух товарищей.
— Не кисни, — сказал Вилли, выслушав, как было дело, — подумай сам, где ему тут прятаться? Он же кроме Средиземья нигде не ориентируется. Да и кто его будет кормить? Выходит, либо ему в плену жить, либо погибать.
— А мы опять торчим здесь у всех на виду, — напомнила Фрида, — свободны и живы, но надолго ли?
Она была права. Светало быстро, и найти укрытие было необходимо. «Трактир», — прочитал Буги на одном из зданий и решил, что это им подойдет. Здесь было тихо и пусто. Жители Нуменора все еще плясали на площади. Хоббиты набрали побольше съестных припасов и воды и тихонько пробрались на чердак.
— Что ж, будем надеяться, что нас тут никто искать не будет. Дождемся ночи, — расположился Вилли на груде мешков.
— А потом куда? — спросила Фрида.
— Да, Буги, как ты думаешь? — поинтересовался Вилли. Раньше Буги, не задумываясь, ответил бы: «В Роменну»! Но теперь ему туда не хотелось. После сегодняшней ночи он совсем разочаровался в людях и не желал бы доверить свою драгоценную персону таким переменчивым и непонятным созданиям. Он не был уверен, что роменские Верные намного отличаются от всех прочих.
— В порт нужно пробираться, — ответил он, — на корабль, отплывающий в Средиземье. Здесь нам делать нечего.
— Домой, — мечтательно заулыбалась Фрида, — ах, если б только получилось.
«Получится», — твердо решил про себя Буги. Больше он не позволит обвести себя вокруг пальца, не даст отнять вновь обретенную свободу.
Потом все трое почувствовали накатившую усталость и задремали. Они не знали, что происходило дальше на площади.
А там исступление толпы понемногу спало, фонари погасли, звездная пыль исчезла, и солнце залило ярким светом все поле невиданного ночного буйства. Люди глядели друг на друга ошалелыми глазами, но видели совсем не то, что было на самом деле. Они были в изодранных одеждах или вовсе наги и лохматы, облеплены звездной пылью, с безумными лицами, но видели друг друга величественными людьми в золотом сиянии, потому что не развеялись иллюзии, которыми оплел их черный жрец. Они смотрели друг на друга и гордились собой. Тогда Саурон снова обратился к ним.
