— Ты хочешь сказать, — мысль Йосефа колола будто кинжалом, — что именно Кодом определен был и поступок Хаима? Именно Код привел его в Иерусалим Второго Храма? Кодом, данным Моше на горе Синай, было определено явление Христа? И "Новый завет" — текст, придуманный и записанный так называемыми апостолами, — тоже содержался в Книге?
— На одном из ее уровней — безусловно. Подумай, и ты поймешь. Почему я должен убеждать тебя, Йосеф, в том, что тебе и без меня хорошо известно?
Молчание.
Когда происходил этот разговор? Где? И.Д.К. не задавал себе этих вопросов — он жил с сознанием того, что разговор произошел, возможно, даже раньше, чем само событие, а теперь лишь вспомнился, отразился в зеркалах сразу многих сфирот.
Куда больше занимал его мысли иной разговор, который и вовсе не случился в материальном мире, разговор, опустившийся на сознание темной тенью. Оставшись на какое-то время в одиночестве (Дина не то, чтобы о нем забыла, но вся поверхность ее мыслей отдана была Хаиму, его неожиданной для всех новизне и взрослости), И.Д.К. бросился в нематериальные сфирот, будто в холодную воду ноябрьского моря, и, не видя, но ощущая, обратился к Мессии:
— Ты не мог не знать того, что случилось с Андреем, Илья.
— Ты используешь прошедшее время, Илья. Андрей был в будущем.
— Был?
— Был, будет… Язык Кода не приспособлен для описания сфирот, которые не пересекаются ни с одним из временных измерений.
— Об этом я и хочу говорить, Илья. Ты полностью ушел из материального мира. Ты можешь осознавать себя вне времени.
— Не только я. Ричард тоже.
— Я не чувствую Ричарда. Тебя я тоже ощущаю лишь на пределе восприятия, я слишком материален. Ты мне не ответил.
— Да, могу.
— Ты можешь осознать начало и конец Вселенной.
— Это процесс, Илья, а я ощущаю все сразу. И конец, и начало. Я не могу разделить их.
— Наш разговор протекает во времени?
— Для тебя — да, для меня — нет. Я ощущаю разговор целиком, всю его суть, а ты разделяешь на вопросы и ответы, начало и конец, причины и следствия.
— Что произойдет с Землей после Исхода?
— Это тебя заботит?
— Андрей едва не погиб там.
— Ты неправ, и знаешь это. Андрей не мог погибнуть.
— Ты не ответил на вопрос.
— Я ответил. И не только на этот, но и на другие твои вопросы, которые ты еще не задал. Люди, оставленные Творцом, еще долго будут жить на Земле, но путь на Саграбал для них закрыт.
— Ричард того же мнения?
Мессия промолчал, но И.Д.К. знал уже и этот ответ, и все другие, и выводы теперь мог сделать сам, дискутируя с собой ровно с тем же основанием, с каким мог бы продолжать дискуссию с Мессией или Ричардом, которого он так и не увидел ни сознанием, ни иной своей сущностью.
И.Д.К. лег на ребристую поверхность времени, и течение, жесткое, колючее, понесло его от причин к следствиям.
И.Д.К. знал теперь достаточно, чтобы придти к необходимым выводам.
x x x
Рассвет они придумали сами — в этом мире никогда прежде не восходило солнце, и если бы планета могла чувствовать, она пришла бы в восторг.
И.Д.К. нравилось, когда ранним утром на ясном звездном небе Иерусалима появлялись легкие перистые облачка, будто разорванные колечки дыма, пущенные заядлым курильщиком. Дина любила медленные рассветы, когда солнце, еще не поднявшееся над горизонтом, освещало отроги далеких гор.
Хаим вспомнил рассветы над Иерусалимом, не тем, где он родился, а тем, в котором провел сознательную жизнь проповедника.
— Пусть будет так, — сказала Дина.
И стало так.
Тучи над Саграбалом рассеялись. На темносинем небе серыми ошметками тумана были написаны имена. И.Д.К. стоял на вершине холма у входа в пещеру, где Джоанна, Людмила и Муса продолжали принимать воскресших, Хаим сидел рядом на большом камне, Дина положила обе ладони на плечи сына — она все еще видела в нем шестилетнего мальчика, и внешность уверенного в собственных силах тридцатитрехлетнего мужчины не могла ее обмануть.
Легким движением сознания, будто губкой, смоченной мыслью, И.Д.К. стер с неба серую перхоть имен и открыл, наконец, материальный тоннель в мир — из того многомерного «пузыря», в котором пребывал Саграбал, отделенный от привычного четырехмерия многочисленными сфирот. Звезды вспыхнули будто ханукальные свечи, а несколько шаровых скоплений, тусклыми пятнами повисшие низко над горизонтом, определили положение Саграбала в обретенном мире четырехмерия.
— Там, — махнул рукой И.Д.К. — центр Галактики.
Голос Йосефа был тих, но ясен:
— И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной…
— Йосеф, — немедленно отозвалась Людмила, — ты можешь сотворить их сам, если есть желание.
— И создал Бог два светила великие, — подхватил И.Д.К., рисуя на сером уже восточном небе оранжевые отблески рассвета.
— Подождите, — неожиданно сказал Хаим и, чтобы не объяснять словами свою мысль, открыл перед всеми глубину сознания; будто шипящая пеной волна окатила И.Д.К., и он, не успев еще осознать, но успев понять, ответил, не задумываясь, потому что и сам пришел уже к подобному выводу, хотя, не желая ускорять события, и не поддавался новому ощущению.
— Солнце? — переспросил Йосеф с сомнением.
— Почему нет? — отозвалась Дина.
— Илья, Ричард, — позвал И.Д.К. — вы слышите?
— Да, — мысль Мессии вторглась в сознание, а Ричард ограничился странным жестом, который И.Д.К. воспринял кивком согласия и одновременно — желанием отстраниться от событий, происходящих в материальном мире.
— Солнце, — подумал И.Д.К.
Мысль Хаима была здравой: над всеми мирами, где уже поселились или еще поселятся люди Кода, должно сиять одно и то же привычное светило — Солнце. Солнце планеты Земля.
Одно Солнце — для всех миров Кода, где бы и когда бы они ни находились в материальном четырехмерии.
— Мне всегда это казалось странным, — сказал И.Д.К., обращаясь к Йосефу, но не скрывая мысль и от остальных. — Я имею в виду текст Торы: "И создал Бог два светила великие…" Единственность человечества, созданного Творцом, и множественность миров, среди которых Солнце — мелочь, не стоившая божественного внимания.
— Противоречия всегда просты, — улыбнулся Йосеф, улыбка повисла в сознании подобно угасающему эху.
— Да будет так, — произнес И.Д.К.
И стало так.
Рассветная мгла лопнула, как пробитый острой иглой света мешок, и диск Солнца возник на горизонте, всплывая из-за холмов, будто перевернутая джонка — первым был луч зеленый, а следом ринулись, расталкивая друг друга, все цвета, чтобы слиться в золотую гамму наступившего дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
