Господа (особенно обращаюсь к профессору Брукнеру с Израиля— 7), вам трудно понять, что в описываемые времена формулировка основного вопроса философии радикально отличалась от современной. Проблема единства была лишь обозначена (И.Д.К. полагал ее вовсе несущественной, а Хаим не мог даже и поставить ее толком, в чем может убедиться каждый, читавший древнюю книгу под названием "Новый завет Господа нашего Иисуса Христа").
Философы ХХ века полагали основной своей задачей разобраться в том, что же, в конце-то концов, первично: материя, образующая наблюдаемое четырехмерие, или сознание, это четырехмерие исследующее или даже создавшее.
Или — или.
Дилемма «светские-религиозные» существовала в дни Мессии как отражение философской дилеммы в ее материализованном виде. И это исторический факт, каким бы странным он ни казался современному человеку, точно знающему, что он существует в многомерном мире измерений и сфирот, и что он материален ровно настолько, насколько ему этого хочется в данный момент трехмерного времени.
Во времена же Исхода (не говорю о времени Второго храма, к которому относится явление Хаима в облике Иешуа из Назарета), если некто говорил "так было всегда", он именно это и имел в виду — бесконечность времени, и ничего более. Атеисты полагали мир исключительно материальным (всего четыре измерения, можете себе представить!), а дух, сознание — функцией мыслительной деятельности, каковая, в свою очередь, являлась всего лишь результатом функционирования сугубо материальных нейронов головного мозга. Естественным поэтому был вывод о том, что мир, изначально материальный, породил дух, как курица — яйцо.
Противоположная точка зрения исходила из того, что вечен (заметьте, без понятия о бесконечном времени не обошлось и здесь) только Бог, то есть сущность сугубо нематериальная, но странным образом живущая в материальном четырехмерии, хотя и отделенная от него пропастью неразрешимого противоречия духа и материи. Естественно, что в этой интерпретации первичен был дух, именно он и породил грубую материю четырехмерия, как из яйца появляется цыпленок.
Дух и материя неразделимы — дух не мог создать материю из ничего, но и материя не могла сотворить дух в процессе развития. На деле многомерие мира включает бесконечное число измерений как материальных, так и нематериальных. Соответственно, и законы природы материального мира в общей формулировке включают соответствующие духовные законы.
Эйнштейн, живший незадолго до Исхода, постулировал невозможность движения со сверхсветовой скоростью и был по— своему прав, поскольку учитывал лишь материальную сторону сути. На самом деле возможны любые скорости, но при выходе на уровень взаимодействия сфирот.
Сейчас все это представляется настолько очевидным, что многие читатели, спокойно восприняв страницы, рассказывающие о выборе Ричардом нематериального существования, о жизни Мессии в комплексе духовных сфирот и о планетах-ступеньках, где побывала Дина перед появлением на Саграбале, эти же читатели остались в глубоком недоумении, не поняв, в чем, собственно, состояла вечная, по сути, проблема поиска Хаима.
Профессор Авни Авнери с Израиля-12 сказал в беседе со мной простую и очевидную вещь, которая, возможно, прояснит для читателя суть описываемых событий:
— Проблема твоих героев в том, что они выделяли одни сфирот в ущерб иным. Вещественные над духовными или наоборот. И.Д.К. — главный твой герой — и даже Йосеф четко отделяли материальное от духовного. Мы, нынешние, понимаем, что это полная чепуха, но они-то с этой чепухой рождались. Чего ты хочешь от читателя — естественно, он не понимает, почему Мессия и Дина вместе с Ильей Купревичем так и не сумели вытащить Хаима именно из того событийного поля, куда он угодил. И зачем вообще нужно было искать Хаима, путаясь в материальных и нематериальных сфирот, как в полах плаща? Думаю, тебя еще ждут проблемы с читателями, когда ты доберешься до финальных строк…
Как в воду глядел.
x x x
— Зло, причиненное евреям христианами, — сказал Йосеф, — неизмеримо. Нужно исправить то, что натворил Хаим. Мы виноваты — не уследили.
— Йосеф, — И.Д.К. повторял свою мысль не в первый раз, — я вижу, что не могу убедить тебя логическими аргументами. Но как ты себе это представляешь? Ткань сфирот изменилась после того, как Хаим прожил в Иерусалиме двадцать семь лет. Нематериальные сфирот, существующие вне времени, изменились тоже. Каким образом мы можем вернуться к исходному состоянию? Ты ведь ощущаешь это не хуже меня, верно?
— Верно. И стоны евреев, изгоняемых из католической Испании, я ощущаю тоже. И ужас тех, кто сгорел в печах Освенцима — их не было бы, если бы не игра, затеянная Хаимом по недомыслию…
— По недомыслию? Спроси Хаима… Да о чем мы говорим, Йосеф, спроси самого себя! Отгородись от эмоций, эти бури не позволяют тебе понять простой вещи: Хаим такой же человек Кода, как ты и я. Мог ли он не только совершить нечто, но даже подумать о чем-либо, не определенном, не заданном Кодом? Не кажется ли тебе, что сам его поступок в той же степени был задан Кодом, как и наш Исход? Не кажется ли тебе, что, создав христианство, Хаим поступил именно как человек Кода — распространяя Код среди людей и выполняя, таким образом, основную задачу?
— Ты говоришь о полной предопределенности, Элиягу. Человек Кода свободен в выборе, это записано в Книге, и значит, именно так действует и Код.
— Свободен в выборе добра и зла. Свободен ровно настолько, насколько свободен электрон, выбирающий любой из дозволенных квантовых уровней. Может ли единственный электрон изменить состояние куска железа, в котором он мечется? Каждую минуту своей жизни в Иерусалиме Хаим выбирал — поступить так, а не иначе. Сказать то, а не это. Но прежде — подумать. Выбор идет в мыслях, в подсознании. По сути — на уровне, определяемом не личностью, а Кодом. Мог ли Моше, получив Тору на горе Синай, отказаться вести народ в землю Ханаанскую? Был ли выбор у него? И был ли выбор у народа? И был ли выбор у каждого еврея, услышавшего обращенные к нему лично слова Творца? Не было никакого выбора, ибо вся история евреев до смерти Моше в Книге, полученной на горе Синай, была уже написана — определена, и печать Господня стояла на ней как печать канцелярии главы правительства. У каждого еврея был выбор — обмануть соседа или жить с ним в мире, срубить дерево или посадить новое… Выбор был, потому что эти конкретные поступки не определены Кодом, это лишь фон в генетическом шуме. А народ вынужден был идти за Моше. Моше вынужден был вести народ в землю Ханаанскую. Это определено Кодом, это записано в Книге, которая всего лишь вербализация Кода — это было, и иначе быть не могло, это предопределено. Более того, Моше, запомнив, а затем записывая Книгу — и следовательно, Код — знал, что именно предстоит ему лично и народу его. Знал — вплоть до смерти своей. Знал — и в чем же была свобода его выбора? В свободном выполнении воли Творца? По сути — в выполнении впечатанной уже программы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
