— А мне нужны помещения для студий и офисов, — заметила Маккензи. — Я нашла целый этаж совсем недалеко от Мэдисон, на Пятьдесят девятой улице. У Элистера там тоже будет небольшой офис. А ведь еще нужно посещать просмотры, появляться на ток-шоу, в магазинах, где продаются мои вещи, и ходить на их открытие…
Они пожалели друг друга и поохали по поводу того, как сильно устали.
Элистер ждал воссоединения с семейством. В конце недели, когда Маккензи после работы приехала домой, он показал ей письмо.
— Приезжает мой отец! — Элистер выглядел таким счастливым. — Его пригласили на рекламную церемонию по поводу открытия фабрики по производству твида! Ему предоставили билет первого класса на самолет и три великолепных костюма из твида. Наверное, у старика, как всегда, плохо с наличностью и, вообще, он никогда не мог устоять перед дармовщинкой!
— Значит, я познакомлюсь с ним? — спросила Маккензи. Она сбросила туфли, плюхнулась на мягкий диван и взяла стакан яблочного сока.
— Мне кажется, что вы прекрасно поладите друг с другом! — ответил Элистер, обнимая Маккензи.
— Если бы он мог задержаться здесь, пока не родится его внук, — устало промолвила Маккензи. — Как мне его называть? Лорд Брайерли?
— Да, ты же не замужем за мной и поэтому не можешь называть его папочка.
— Элистер, ему придется встречаться с моими родителями?
— Ну, не начинай все сначала! Ты что, боишься, что они станут угощать его печеночным паштетом? Ему бы это понравилось.
Маккензи положила подушку под голову и закрыла глаза. Она слышала, как Элистер снует по квартире, открывает и закрывает дверцы шкафа. Она знала, что он ищет. Наконец он вернулся в комнату.
— Мак, куда ты спрятала «травку»?
— Я ее никуда не прятала, — ответила она, не открывая глаз, — я ее просто выбросила.
Он обалдело уставился на нее.
— Почему? Это была самая лучшая «травка» из всех… Она открыла глаза и посмотрела ему прямо в лицо.
— Я не желаю, чтобы здесь были какие-нибудь наркотики. Я не желаю, чтобы, когда родится наш ребенок, он, не дай Бог, попробовал пожевать какую-нибудь «травку» и дышал этим дымом и вообще рос в атмосфере наркотиков. Поэтому тебе придется привыкать обходиться без них — хотя бы дома.
— Ты знаешь, сколько это мне стоило? Это самая лучшая «травка», какую только можно…
— Мне плевать, если даже это окаменевшее дерьмо королевы Елизаветы! — заорала Маккензи. — Ты слишком зависим от наркотиков. Я хочу сказать, что сделать затяжку-другую, ради удовольствия — это куда ни шло! Но ты еще и пьешь, и колешься… Я живу с настоящим наркоманом! Элистер, я беременная твоим ребенком. Ты сказал, что хочешь быть его отцом — ну что ж, тебе решать, хочешь ли ты оставаться здесь или нет! У него от ярости побелело лицо.
— Я имею право тратить мои деньги, как мне заблагорассудится!
Она резко села.
— Ты считаешь, что за это платишь ты? — Она обвела рукой апартаменты. — Ты считаешь, что на твои заработки мы могли бы вести такую жизнь? Ежедневные уколы у твоего шарлатана! Самая лучшая «травка»! Прекрасные, выдержанные вина! Не говоря уже о том, сколько приходится платить за эту квартиру — ее оплачивает компания. Ты же все прекрасно понимаешь, Элистер. Мне это неприятно, и это может плохо отразиться на моем ребенке.
— На нашем ребенке, — поправил он.
— Только если я соглашусь на это. Мне очень трудно жить с тобой.
— Мак, Бога ради, я же люблю тебя. Давай не будем ссориться.
Она покачала головой и обняла его.
— Элистер, ты иногда ведешь себя, как капризный мальчишка! Что с тобой происходит? Я всегда смотрела на тебя с таким восхищением! Ты для меня представлял высший класс!..
Он застонал и что-то пробормотал ей в волосы, Маккензи не расслышала, что именно.
— Ты говоришь, что любишь меня. Но я не могу поверить этому: ты ведешь ненормальный образ жизни. Элистер, приезжает твой отец, попытайся войти в норму. Прекрати колоться у этого шарлатана. Постарайся нормально питаться и набрать вес. Тебе нужно каждый день гулять…
Он приподнял голову и начал ее целовать.
— Хорошо, Мак, я обещаю, что постараюсь все сделать! Он прижался к ней, запустил руки под платье и начал ласкать ее сильно выросшую грудь. Потом прямо на диване занялся с ней любовью, медленно и нежно. Он довел ее до оргазма, потом еще и еще… Она должна была себе признаться, что ему прекрасно удавалось удовлетворить ее. Кончив, он продолжал крепко прижимать ее к себе. Маккензи почувствовала, как начало содрогаться его тело, потом он как будто успокоился. Но было что-то странное в его реакции. Они рано отправились спать. Маккензи почувствовала, когда он лег в постель, что его холодное тощее тело прижалось к ней сзади, как он привык спать с нею. Он обнял ее, и они заснули.
Маккензи подумала: «Мне придется быть такой сильной!» Она с сожалением вспомнила об Эдди, ненавидя себя за эти мысли. Ей придется постараться, чтобы ее отношения с Элистером нормализовались, это было необходимо сделать ради ребенка.
Она ушла из дома рано утром, пока он еще спал. Ей нужно было посмотреть негативы для новой рекламной кампании. Если делаешь цветной каталог, приходится потрудиться!.. Ее ждали разработки перспективных моделей, параллельно предстояло умолять производителей тканей, чтобы они заранее готовили необходимую для ее коллекции продукцию. Ей казалось, что ее работа состоит в постоянной борьбе со временем. Ей нужно было опередить соперников и те фирмы, которые пытались копировать ее стиль!
Она не собиралась видеться с Эдом. Они пытались избегать друг друга и не встречаться на общих совещаниях. Она старалась даже не думать о нем, хотя ей его сильно не хватало. Ее мать постоянно напоминала по телефону, что следует что-то предпринять, чтобы ее дитя родилось в законном браке. Маккензи изо всех сил старалась загрузить себя работой. Она была слишком занята и сильно уставала, чтобы думать о чем-то еще.
Она по-прежнему оставалась основным стержнем, вокруг которого вращалась вся деятельность сети магазинов «Голд!». Как только служащие покидали магазин, ее братья созывали совещание с архитекторами, готовящими проекты нового магазина «Голд!» в Лос-Анджелесе. Они летали туда несколько раз, чтобы выбрать для него престижное место, а потом, чтобы следить за ходом строительства. Они выбрали обширное пространство на Мельроуз-авеню, недалеко от Беверли-Хиллз. Они переняли там некоторые черты голливудского стиля и начали носить более яркие галстуки и крупные золотые украшения. Маккензи пришлось прикусить язычок, чтобы не высказать им все, что она думала об этих новшествах!