Слёзы выступили на глазах Скобелева.
— Как же с этими солдатами, — обернулся он к нам, — не наделать чудес... Вы посмотрите на эти лица. Разве есть для них невозможное?.. Спасибо, товарищи, я горжусь, что командую вами!.. Низко кланяюсь вам!
И сняв шапку, он поклонился своему отряду.
Ещё более громкое, стихийное «ура» всколыхнуло вечерний туман и разлилось по ущельям вдаль, заставленную, мрачными вершинами...
Тем не менее трудности пути были ясны каждому солдату, и скоро, очень скоро оживление сменилось сосредоточенным молчанием людей, готовящихся к мучительному подвигу.
— Идём товариство выручать!.. — изредка только слышалось в рядах... — Седьмой месяц на Шипке сидят — ослобонить надо!..
Перевал через Балканы, признанный таким военным авторитетом, как Мольтке, невозможным, — останется навсегда в истории. Скобелевцы могут с гордостью сказать, что они совершили его без всяких потерь благодаря превосходной организации этого похода... Взойдя на первый холм, они увидели перед собой крутой подъём. Ветер свеял с него недавний снег, осталась скользкая обледенелая поверхность. Солдаты скатывались и падали с неё, гремя ружьями, котелками, шанцевым инструментом. Добравшиеся доверху тяжело дышали, отдыхали, прислонясь к деревьям, или просто ложились в снег в полном бессилии. Падая и скатываясь, напрасно хотели удержаться руками — руки скользили по гладкой поверхности... Одолев это, находили перед собой ещё более пугающую крутизну, но уже засыпанную глубоким снегом. В снег этот уходили по грудь, шли вперёд в его рыхлой массе. Поворачивали направо, налево, уходили опять назад, огибая отвесы диких скал, вспалзывали по лестницам, образуемым выступами их, падали с этих лестниц, скользя по льду, образовавшемуся на них... В лесу тропа была до того узка, что солдатам пришлось идти гуськом. Отдыхали через каждые двадцать пять — тридцать шагов. И какие это шаги были; солдат с натугой выхватывал ногу из снеговой глыбы, потом ступал вперёд, опять погружаясь в вязкую массу. Под ногами снег расползался, ноги расходились, приходилось падать и, скрипя зубами, подниматься опять. Какое-то хрипенье слышалось кругом. Падая, каждый принимался прямо с земли есть снег. В чаще нужно было кусты раздвигать руками, какие-то колючки впивались в лицо, резали его, обращали платье в лохмотья. С артиллерией была мука, десятифунтовки бросили позади. Их нельзя было и думать взвести сюда. Горные орудия на саночках — тело отдельно от лафетов — шли лямкой. Солдаты, наклонившись головой вперёд, хрипя, тащат их на лямках... Всего мучительнее было взбираться на горы, после того как, поскользнувшись, скатывались вниз. Иной раз пять-шесть совершает такое восхождение и все с одинаковым неуспехом... По сторонам зияли бездны. Вдоль них пришлось лепиться, точно муха, ползти по горе. Одолели это — попали в такие сугробы, где тонули по горло в снегу. Двигались уже не ногами в них, а как-то напирались всем корпусом вперёд, выдавливали для себя место... Всё было мокро на себе: и сам, и платье... А выберешься — морозом охватывает так, что шинель коробится, рубашка деревенеет и на волосах разом образуются куски льда. Солдаты пробовали садиться отдыхать на снеговые глыбы, так они сползали вниз... Стали садиться и ложиться на дорогу. Через них и по ним ходили, наступали на лицо, на грудь, на руки, те только стонали и опять подымались, чтобы до последних сил идти вперёд. Ивой раз снег проваливался, и солдаты попадали на дно воронки... Скобелев тут же между солдатами, ободряет одних, понукает других, посмеивается над третьими. Откуда берутся у него силы Он более других утомлён, потому что у него не было отдыха вовсе... Раз он как-то заснул в снегу... Кругом сейчас же стали солдаты, чтобы на генерала не наступили проходящие мимо...
— Невозможный переход!.. — обратился к нему кто-то.
— Тем лучше, что невозможный! — отвечал он.
— Почему?
— А потому, что турки не ждут нас отсюда. Полководец именно при защите и должен опасаться якобы невозможных позиций. Невозможных для штурма, для обхода. Их-то он и должен иметь в виду...
— Обыкновенно на них не обращают внимания.
— И глупо делают. Умный враг с них-то и начнёт. Смотря какие солдаты, если такие, как мои, — с ними всякую невозможность одолеешь...
На одной площадке солдаты совсем упали духом. Усталь дошла до крайности... Казалось, нельзя было ступить шагу...
— Ещё одну гору, голубчики...
— Трудно, ваше-ство! — упавшими голосами отвечают ему.
— Наверху каша будет, товарищи... Ну-ка, для меня, постарайтесь...
И солдаты поднимались и шли с новыми силами...
Дошли до первого ночлега на Ветрополье — и действительно, там были и суп, и каша. Дорылись до земли, из готовых поленьев дров разложили костры и живо в котелках сварили себе похлёбку. Говядина и крупа были для этого на солдатах... За ночь, несмотря на мороз, — ни одного больного не было.
На другой день такой же утомительный переход, но уже под огнём турецких позиций.
Тут уж весь путь целиной, даже звериных тропок не было.
Куруджа ужасающей кручей обрушивается вниз. На дне пропасти — белый пар. Вчера ещё могла бы здесь пролететь только птица Ночью уральские казаки устроили тропу Легли в снег и проползли, обмяв его под собою по отвесу Назад прошли на ногах, продолжая обминать, потом провели своих коней. Когда солдаты шли по этому карнизу, направо стеной поднималась гора, налево стеной она обрушивалась вниз. Бездна тянула к себе, голова кружилась, тошнило. Двое сорвались туда — и безвозвратно. Кое-где тропа эта идёт наклонной плоскостью, тут разве крылья ангелов могли удержать солдат. Я до сих пор не понимаю, как они миновали эти места. И когда большая часть отряда была ещё на этой адской крутизне, Скобелев впереди уже производил рекогносцировку по направлению к Имитле. Под ним опять убили лошадь; ранили Куропаткина... Тут уж каждый шаг доставался с бою...
— Бог его знает, откуда у него это равнодушие и спокойствие!.. — говорили офицеры.
Стоя на выступе горы под густым огнём турок, Скобелев здесь набрасывал кроки долины Роз. Ему оно нужно было для дальнейших соображений... Завтра — бой, всякая неровность местности имела громадное значение.
— Он чертит под огнём так же уверенно, изящно, как бы у себя в кабинете...
Подробного рассказа о переходе Балкан, о боях 26 и 27 декабря, о занятии Имитли я здесь не передаю. Этому посвящена значительная часть второго тома моего «Года войны». Отмечу только здесь, что этот героический поход не сломил энергии Скобелева. В ночь на 27-ё я его застал уже в ущелье, выходившем в долину Казанлыка. Он лежал у костра, слегка прикрывшись пальто... Рядом хрипела и билась умирающая лошадь... Откуда-то назойливо садился в ухо крик раненого солдата... С ним кто-то заговорил.
— Не мешайте! — оборвал он...
— ...Да... — вдумчиво проговорил он наконец, — завтра или послезавтра решится дело... Или запишем ещё одну славную битву в нашу военную историю, или... умрём!.. Честнейшая смерть ещё честнее победы, дёшево доставшейся... Во всяком случае, отступления нет... Спуститься можно было... Подняться — нельзя... Генерал Столетов... Возьмите две роты Казанского полка и одну Углицкого. Выбейте турок из Имитли и займите его...
— Вам бы заснуть теперь, — посоветовал ему кто-то.
— Казак, коня! Некогда спать... В Казанлыке выспимся...
И он поехал осмотреть выход в долину.
XXVII
Я не буду описывать ни рекогносцировки 26 декабря 1877 г, ни последовавшего затем занятия Имитли, ни дела 27-го числа, когда Скобелев, желая хоть чем-нибудь помочь князю Мирскому, но имея под руками ещё слишком мало войск (три четверти отряда ещё оставалось в горах), сделал демонстрацию на шейновский лес. Всему этому отведено достаточно места в прежних моих описаниях войны; я возьму из них только несколько строк о бое 28 декабря, едва ли не самом блестящем деле шипкинской эпопеи. Это было последнее крупное сражение в эпоху 1877 — 1878 годов, и тут Турция потеряла свою последнюю армию.
Серый и туманный был этот славный день. Мгла окутывала дали, серое небо точно давило вершины Балкан. В ущельях курился туман, сады и рощи деревень в долине Роз казались облаками, охваченные отовсюду мглою... Лысая гора, резко обрисовывающаяся среди окружающих её вершин, тогда вся пряталась... Её мы не видали.
Ещё свет робко-робко пробивался на востоке, когда Скобелев уже объезжал шейновское поле. С зарёю поднялись солдаты, из Имитли едва-едва доносился грохот горных орудий, стучавших по окрепшей за ночь почве... Суздальский полк ещё находился в Балканах, как и вся наша артиллерия, за исключением батареи, вооружённой горными орудиями. Там же ещё застряли стрелковый батальон и две дружины болгарского ополчения...
