— Я просто хотела дать знать, что я дома, — сказала Эйлин. — Спасибо, что остались здесь.
Он взмахом руки отмел пустые любезности.
— Чаю хотите?
— Да, — сказал Сергей.
— Чай не из самовара, зато ирландский, так что довольно крепкий.
— Все равно какой.
Эйлин включила чайник и поставила на стол остатки торта — пекла для Коннелла, побаловать его перед отъездом. Когда чайник засвистел, Сергей спустился в кухню. Эйлин хлопотала с заваркой, спасаясь от неловкого молчания. Из-за языкового барьера она терялась — не знала, как себя держать. Не желая обидеть Сергея, она все-таки ловила себя на том, что говорит медленнее и громче обычного. Наконец никаких больше предлогов возиться у плиты не осталось. Эйлин налила Сергею чай и села рядом.
— Вы любите классическую музыку? — спросила она, надеясь хоть так его разговорить.
Он выгнул брови и молча кивнул. Похоже, этот человек на любом языке не склонен к лишней болтовне.
— Мы с мужем слушаем... слушали симфонические концерты в Карнеги-холле. У нас был абонемент.
Эйлин чуть было не задала идиотский вопрос: знает ли он, что такое Карнеги-холл, — но тут Сергей, солидно кашлянув, сообщил, что там выступала его дочь. Эйлин порадовалась, что как раз поднесла чашку к губам — благодаря этому ей удалось скрыть изумление.
— Учится в консерватории Джуллиард, — пояснил Сергей.
А ведь она почти ничего не знает о его семье. Кажется, у него двое детей; старший, она не запомнила имя, работает на Западном побережье. Уж не программистом ли в Силиконовой долине? А Эйлин машинально представляла его охранником.
— Карнеги-холл! Это большое достижение.
— На скрипке играет.
— Говорят, это самый трудный инструмент. Хотя, по-моему, они все трудные.
— Да и нет, — философски ответил Сергей.
Эйлин хотелось послушать, что еще он скажет, но расспрашивать она не решилась. Попробовала представить себе, как он в пятницу вечером возвращается к себе домой. Может быть, дочка приезжает на выходные? Вот они сидят втроем за столом где-нибудь на Брайтон-Бич, пьют водку, настоянную на лимонных корочках, и слушают классическую музыку. Впервые ей пришло в голову, что там и есть его настоящая жизнь, а здесь — всего-навсего работа.
— Я хочу еще раз вас поблагодарить, — сказала Эйлин. — Спасибо, что остались. Не знаю, долго ли еще в этом будет необходимость. Просто я пока не уверена, что Эд останется в лечебнице насовсем. Конечно, я вам буду платить по-прежнему, за беспокойство.
Он снова махнул рукой, отметая столь прозаическую тему. Эйлин могла бы обидеться, но почему-то отношение Сергея ее успокаивало. А он, откинувшись в кресле, окинул ее внимательным взглядом. Лицо у него раскраснелось, будто пил не чай, а водку. У Эйлин даже мелькнуло подозрение — не прикладывался ли он к бутылке у себя в комнате?
— Нужна работа, — хмыкнул он наконец. — Останусь и бесплатно. Иногда неплохо отдохнуть от жены, знаете?
Эйлин поскорее отпила еще чаю.
— Она не как вы, — сказал Сергей. — Совсем не работает. Русская не то что американка. Я водил такси. Пора бы на пенсию.
— Жить было бы намного легче, если бы не приходилось беспокоиться о деньгах.
— Жить легче, когда жена хорошая. Когда не ты о ней, а она о тебе заботится.
Эйлин от волнения взяла себе еще кусок торта.
— Когда приношу деньги домой, она радуется, — прибавил Сергей.
— У меня найдется для вас дело, — сказала Эйлин. — Починить кое-что по дому. Эд собирался и не успел. Вы как насчет ремонта?
— Я в России был инженером, — с гордостью сообщил Сергей. — От нечего делать скрипку собрал. Могу вам починить, что нужно.
— Ничего настолько сложного! — Снова Эйлин едва скрыла изумление. — Просто надо привести дом в порядок, для продажи.
Эйлин сказала первое, что пришло на ум, и в ту же минуту поняла, что никогда не продаст этот дом. Наверное, здесь и умрет.
— Дом прекрасный, — сказал Сергей. — Задорого продадите.
— О, не будьте так уверены! Спрос не такой уж большой. Тут неподалеку построили дома для малоимущих, и люди нос воротят от такого соседства.
— Продадите задорого, — повторил Сергей, отметая все сомнения.
— Мы взяли заем под залог дома, чтобы оплатить учебу Коннелла. — Эйлин запнулась. — Вы знаете, что это такое?
— Под залог дома, ну да, — ответил он нетерпеливо.
Эйлин снова стало стыдно. Что же делать, если так трудно угадать, что он понимает, а что нет? Она начинала подозревать, что понимает он намного больше, чем можно было думать. Эйлин налила еще по чашке чая, хотя и так выпила слишком много, так что заломило виски.
— По этому займу еще платить и платить. Если я перееду в другой дом, поскромнее, то, наверное, удастся свести потери к нулю.
Она сама не понимала, зачем все это говорит.
— Все будет хорошо, — сказал Сергей. — У вас голова хорошо работает.
Атмосфера неуловимо изменилась. Настроение как будто стало мягче — не у Эйлин, у Сергея.
— Не знаю, когда Эду разрешат вернуться домой, если его состояние все-таки стабилизируется. — Теперь Эйлин лукавила. — Мне бы хотелось, чтобы вы были здесь на всякий случай. Хотя бы какое-то время. Передайте, пожалуйста, вашей жене спасибо за терпение. Мне нужно привыкнуть к переменам. Она, наверное, удивляется, почему вы все еще здесь.
— Моя жена... Она не знать, что ваш муж в лечебнице.
— Не знает?
— Нет. — Сергей засмеялся. — Какая ей разница? Лишь бы я деньги домой приносить.
Эйлин промолчала.
— Долго вы ждать мужа? — спросил Сергей.
Она, вспыхнув, начала собирать со стола посуду.
— Сколько потребуется. Пока не станет окончательно ясно, что он не вернется.
Эйлин принялась перечислять, что нужно сделать завтра, пока она на работе: прибрать в гараже, выгрести прошлогодние листья из канавы, заменить перегоревший фонарь около дома. Догадывается ли Сергей, что она все это придумывает на ходу? Список дел получился не такой уж длинный, но на несколько дней хватит. Эйлин поднялась в спальню и стала готовиться ко сну. Позвонила приятельница, потом другая. Эйлин просидела у телефона до одиннадцатого часа. О Сергее никому не говорила.
Потом она лежала в постели, гадая, что ждет ее завтра в лечебнице. Вдруг, проведя там ночь, Эд окончательно потеряет связь с прежней жизнью? Ей мерещился его ненавидящий взгляд, словно она предала Эда, поместив в лечебницу, и предавала заново каждый день, оставляя его там.
Она слышала, как Сергей вернулся к себе в комнату, как заскрипели под ним пружины кровати. Потом раздался приглушенный храп. Наконец Эйлин задремала под бормотание телевизора. То и дело ее сон тревожила повышенная громкость рекламных пауз, а потом солнце властно призвало ее к жизни.
Подходя к регистратуре, Эйлин столкнулась с заведующей по культурно-развлекательной работе. На руке у женщины сидела большая тропическая птица, и та ее сунула чуть ли не в лицо Эйлин:
— Это Калипса. Поздоровайся с дамой, Калипса!
— Здравствуй, Калипсо! — отозвалась Эйлин с принужденной шутливостью.
— Калипса. Оканчивается на «а». Поздоровайся, Калипса!
У самой женщины был приколот бедж с именем «Кейси», однако она не представилась. Птица, сидя на ее запястье, зловеще таращилась на Эйлин.
— Я Эйлин.
— Протяните руку, и она к вам пойдет.
Эйлин нехотя протянула руку, лишь бы хоть как-то сгладить неловкость этой сцены.
— Прямее держите! — скомандовала сотрудница. — Вытяните руку, она перейдет.
Эйлин распрямила руку. Птица и вправду решительно перескочила к ней на запястье, вскарабкалась выше и остановилась, впившись когтями в мягкую кожу на внутренней стороне локтя. Эйлин чуть не вскрикнула.
— Немножко щиплется, — сказала сотрудница.
— Довольно сильно.
— Ничего, привыкнете.
— Да, наверное, — сухо проговорила Эйлин.
— Я с ней прихожу к пациентам. Она обожает по ним лазить.
— Лазить по ним? — не веря своим ушам, переспросила Эйлин.
— Да, вверх-вниз.
Вряд ли такое понравится Эду. Птица полезла к Эйлин на плечо и там устроилась окончательно, словно альпинист, покоривший вершину. Эйлин чуть-чуть расслабилась, хотя птичьи когти основательно стиснули ее плечо сквозь ткань.
— А им... не больно?
— Калипса безобидная! — возмутилась сотрудница. — Они на нее кричат, машут руками, а она себя ведет как истинная леди!
Птица клюнула воротник Эйлин и уже примеривалась к уху, но тут сотрудница ее забрала, приговаривая что-то укоризненное — якобы адресованное птице, а на самом деле явно Эйлин.
В толпе перед телевизором Эда не было.
— Где мой муж? — спросила Эйлин у дежурной медсестры.
— А кто он, мэм?
— Эдмунд Лири. Вчера поступил.
— Наверное, спит. Умаялся за день. — Девушка выразительно изогнула бровь.
