– Вы хотите нас убедить,– спросил один из присутствующих,– что в экономике нет места бережливости?
– Нет, сэр, совсем нет.– Палмер глубоко вздохнул.– Если до вас доходят подобные сведения, то они поступают от народа, а не от меня. Проверьте статистику. Вы обнаружите, что, несмотря на ежегодный рост заработной платы, средний уровень сбережений сейчас не больше, чем он был 15 лет назад. На самом деле он даже начинает сокращаться.
– Это все правда. Но ведь наравне с заработной платой растет стоимость жизни,– настаивал спрашивающий.
– Верно,– согласился Палмер,– именно это и обескураживает среднего человека, живущего на зарплату. Это одна из причин, почему он хочет роскоши теперь, а не потом. Этот человек знает, что доллар, сохраненный им сегодня, не будет иметь той же покупательной способности через пять лет, когда он накопит их достаточно для приобретения, ну, скажем, машины.
И снова внезапно наступившая тишина сказала Палмеру, что он поколебал их. Главное теперь, подумал он, не дать им впасть в такое уныние, чтобы они почувствовали себя беспомощными чтонибудь предпринять в данной ситуации.
– Мне кажется,– заговорил маленький худой человек, сидевший через несколько стульев от Палмера,– что вы довольнотаки пессимистично относитесь к здравому смыслу среднего человека, живущего на зарплату. Мы знаем, что он начинает забастовки покупателей, если с ним плохо обращаться. Не такой уж он слабоумный.
– Правильно,– ответил Палмер.– Он не слабоумный. Но что, что такое забастовка покупателей, если хорошенько подумать? Это категорический отказ покупать. Потребитель говорит: «Я подожду, пока цены не станут ниже». А тем временем… что? Может он обходиться без товаров? У него остаются те же три проблемы, что и всегда,– пища, кров и одежда. Потребитель не может бастовать постоянно, не так ли? Он человек умный, но, как бы он ни был настроен, у него нет выбора.
Палмер сообразил, что может зайти слишком далеко. В другом настроении и имея больше времени на размышления, он сам мог бы поспорить со своими собственными доказательствами.
– Я не хотел отклоняться от темы. Единственное, что я хочу сказать: чтобы оставаться процветающей, наша экономика вынуждена меняться. И пока эти перемены помогают ее процветанию, все в порядке. Но они уводят нашу экономику дальше от простой бережливости и ближе к неограниченному кредиту.
– Поскольку это так, кажется разумным – и даже совершенно необходимым – предоставить какую-то защиту финансовым учреждениям, с помощью которых могут свободно вращаться колеса нашей меняющейся экономики. Я не предлагаю защиту коммерческих банков за счет сберегательных банков. Я говорю только следующее: не надо осложнять еще больше отношения между этими двумя видами банков.
Палмер стоял, ожидая новых вопросов. Он почувствовал какую-то перемену в настроении слушателей, но пока ему не было ясно, что она означает. В начале его речи они были настроены довольно дружелюбно. Когда он кончил, они стали вежливо скептическими. Потом была попытка перейти в атаку. Теперь они, казалось, пережидали, пока их настроение определится. Кое у кого на лице было отсутствующее выражение, как будто их мысли витали где-то в другом месте. Палмер надеялся, что следующий вопрос объяснит ему, что произошло.
– Мистер Палмер! – Маленький мужчина, ни худой, ни толстый, с растрепанными седеющими светлыми волосами, подстриженный под Макартура, беспокойно заерзал на своем стуле.– Каково, по-вашему, непосредственное будущее этих обслуживающих отраслей промышленности, ну, скажем, предприятий, действующих по лицензиям?
Палмер кивнул и постарался удержать улыбку облегчения. Он понял перемену в их настроении. Теперь они были заинтересованы, не абстрактно заинтересованы. Будучи бизнесменами, они заинтересовались конкретными деловыми возможностями.
Он кратко обрисовал эти возможности, и после еще нескольких подобных вопросов председатель собрания поднялся и поблагодарил его.
– Думаю, я выражу мнение большинства,– произнес он,– если скажу, что, хотя вопрос о сберегательных банках все же не совсем ясен для нас, тем не менее ваш доклад был очень увлекательным. Как я понимаю, вы в вашем банке сторонник более конкретного обсуждения, чем разговоры вокруг да около. Палмер поклонился.– Всегда,– уверил он их,– как и…
– …всякий другой коммерческий банкир,– закончил за него председательствующий.
Палмер подождал, пока кончится смех.
– Да будет так,– добавил он.
В машине, мчащейся сквозь холодную ночь в Манхэттен, Палмер молча сидел рядом с Бернсом и думал, что лучше бы тот не предлагал ему ехать с ним вместе. Бернс говорил и говорил, выливая почти энциклопедическую информацию о большинстве слушателей. Но когда они пересекли Бруклинский мост и повернули на север по автостраде Ист Ривер, его красноречие впервые за время поездки начало иссякать.
– …владеет сетью магазинов электротоваров в Куинсе и Нассау,– говорил он.– Человек, сидевший слева от него, от нас тоже слева,– Хайми Хвастенштейн, один из сенаторов штата от Бруклина. Он имеет долю в каждой значительной сделке синдикатов по торговле недвижимостью, но он… ты даже не слушаешь.
– П-правильно,– подтвердил Палмер.
– Слушай, эти людишки нужны тебе. Ты им не нужен.
– После сегодняшнего вечера нужен.
– Да? Я представляю твою речь как политическую, а ты используешь ее для новых деловых сделок? Что здесь, биржа? – спросил Бернс.
– Давай говорить так: я дал им пищу для размышлений.
Бернс покачал головой.
– И когда только я привыкну, что от этой чисто арийской протестантской породы нипочем не добьешься настоящей деловой хватки.
– Ради бога, без сарказма.
Бернс скорчил гримасу и откинулся назад на своем сиденье.– Почему ты не достанешь себе настоящую машину, Вуди, деточка? Это самый дешевый из всех выпускаемых «кэдди», черт побери!
– Я получил ее бесплатно. Эту цену тебе не побить.
– О, сегодня мы настроены очень воинственно, не так ли?
– Будешь тут воинственным,– ответил Палмер.– Несколько минут назад эти молодчики были готовы содрать с меня шкуру живьем.
Бернс тяжело вздохнул:
– Вуди, лапа. Я не учу тебя, как играть банкира. Не учи меня, как играть политика. Ты думаешь, что перетащил этих типов на нашу сторону?
– Не знаю, но я заставил их призадуматься.
– О бизнесе, но не о политике.– Бернс закурил сигарету. В темной машине огонек зажигалки высветил крошечные желтые искорки в его глазах.– Бизнес – это логика, и ты выступал очень логично. Политика – это обязательства, которые не всегда строятся на логической основе. Если бы это было так, если бы кандидатами и избирателями соблюдались правила логики, результат любых выборов был бы заранее известен.
– Речь идет не об общественном положении этих политических деятелей, Мак. Это же их бизнес, частный бизнес обогащения.
– Ты новичок,– ответил Бернс,– и, как всякий новичок, уверен, что понимаешь всю игру. Я стреляный воробей в политике, дорогой, но и я всех правил не знаю.
– Тогда как же ты действуешь?
– Возьмем сегодняшний вечер,– объяснил Бернс.– Очень характерный пример. Что бы ты там ни говорил, что бы они тебе ни говорили, мой нос чует, что ты свалял дурака.
Палмер нетерпеливо заерзал:
– Почему?
– Потому, что был слишком умным,– объяснил Бернс,– потому, что читал им лекцию, потому, что ловко находил ответы, потому, что знал еще кое-что, чего они не знают. Ты понял ситуацию, Вуди? Продуманная скромность, придуривание.
Палмер рассмеялся:
– Ах, вот как!
Ответный смех Бернса прозвучал натянуто.
– Ты не считался с их мнением. Ты не был прост. Ты не падал на колени каждые две минуты, чтобы лизать им пятки за оказание тебе высокой чести разговаривать с ними. Ты не представляешь, какого мнения о себе эти шмендрики. В своих собственных маленьких округах они оловянные божки. Это не тот тип деловых руководителей высшего общества, с которыми ты привык иметь дело, Вуди. Это дети трущоб, тяжелым трудом добившиеся положения. И лучше тебе низко поклониться их самомнению, в противном случае ты погиб в их глазах.
Челюсть Палмера напряглась. Черт побери, подумал он, конечно, Бернс прав: он-то знает этих людей. Ведь он был одним из них.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду,– произнес он невыразительным сдержанным тоном.– Тебе следовало бы проинформировать меня перед моим выступлением, но я понимаю, что не было времени.
– Вуди, ты все еще не понял главного. Способность кланяться – это ходовой товар всякого оратора. Ты высокомерен с людьми своего круга, потому что это способ побить их высокомерие. Но как много людей твоего круга ты можешь найти в средней нью-йоркской аудитории? Вообще в политике? Так что послушай меня: не рискуй, научись кланяться и кланяйся.
– Мак,– мягко спросил Палмер спустя некоторое время,– каких людей ты относишь к моему кругу?
