Или несколько более вычурно в стихах о неутешном влюбленном:
De faire chiere s'efforcoitEt menoit une joye fainte,Et a chanter son cueur forcoitNon pas pour plaisir, mais pour crainte,Car tousjours ung relaiz de plainteS'enlassoit au ton de sa voix,Et revenoit a son attainteComme l'oysel au chant du bois[17].
Казалось, радостно ему;Лицем быть весел он пыталсяИ, равнодушен ко всему,Заставить сердце петь старался,Затем что страх в душе скрывался,Сжимая горло, — посемуОн вновь к страданьям возвращался,Как птица — к пенью своему.
В завершении одного из стихотворений поэт отвергает свои страдания, выражаясь в манере, свойственной песням вагантов:
C'est livret voult dicter et faire escriprePour passer temps sans courage villainUng simple clerc que l'en appelle Alain,Qui parle ainsi d'amours pour oyr dire[18].
Сия книжонка писана со словБежавша дней докучливого пленаТоль простодушна клирика Алена,Что о любви на слух судить готов.
Нескончаемое Cuer d'amours epris короля Рене завершается в подобном же тоне, но с привлечением фантастического мотива. Слуга входит к нему со свечой, желая увидеть, вправду ли поэт потерял свое сердце, но не может обнаружить в его боку никакого отверстия:
Sy me dist tout en soubzriantQue je dormisse seulementEt que n'avoye nullementPour ce mal garde de morir[19].
Тогда сказал он улыбаясь,Дабы, на отдых отправляясь,Я почивал, не опасаясьВ ночь умереть от сей беды.
Новое чувство освежает старые традиционные формы. В общеупотребительном персонифицировании своих чувств никто не заходит столь далеко, как Шарль Орлеанский. Он смотрит на свое сердце как на некое особое существо:
Je suys celluy au cueur vestu de noir...[20].
Я тот, чье сердце черный плащ облек...
В прежней лирике, даже в поэзии dolce stil nuovo, персонификацию все еще воспринимали вполне серьезно. Но для Шарля Орлеанского уже более нет границы между серьезностью и иронией; он шаржирует приемы персонификации, не теряя при этом в тонкости чувства:
Un jour a mon cueur devisoyeQui et secret a moy parloit,Et en parlant lui demandoyeSe point d'espargne fait avoitD'aucuns biens, quant Amours servoit:Il me dist que tres voulentiersLa verite m'en compteroit,Mais qu'eust visite ses papiers.
Я — с сердцем как-то толковал,Сей разговор наш втайне был;Вступив в беседу, я спросилО том добре, что одарялАмур — коль ты ему служил.Мне сердце истинную сутьОткрыть не пожалеет сил, —В бумаги б только заглянуть.
Quant ce m'eut dit, il print sa voyeEt d'avecques moy se partoit.Apres entrer je le veoyeEn ung comptouer qu'il avoit:La, de ca et de la queroit,En cherchant plusieurs vieulx caiersCar le vray monstrer me vouloit,Mais qu'eust visitez ses papiers...[21]
И с этим я оставлен был,Но путь его я проследил.Он в канцелярию лежал,Там к строкам выцветших чернилСвой сердце устремило пыл,Тщась кипу дел перевернуть:Дабы всю правду я узнал,В бумаги нужно заглянуть...
Здесь преобладает комическое, но далее — уже серьезное:
Ne hurtez plus a l'uis de ma pensee,Soing et Soucy, sans tant vous travailler;Car elle dort et ne veult s'esveiller,Toute la nuit en peine a despensee.En dangier est, s'elle n'est bien pansee;Cessez, cessez, laissez la sommeiller;Ne hurtez plus a l'uis de ma pensee,Soing et Soucy, sans tant vous travailler...[22]
В ворота дум моих не колотите,Забота и Печаль, столь тратя сил;Коль длится сон, что мысль остановил,Мучений новых, прежним вслед, не шлите.Ведь быть беде, коль не повремените, —Пусть спит она, покуда сон ей мил;В ворота дум моих не колотите,Забота и Печаль, столь тратя сил...
Любовная лирика, проникнутая мягкой грустью, приобретала для людей XV столетия еще большую остроту из-за того, что ко всему этому примешивался некоторый элемент профанации. Но травестия любовного в церковные одеяния приводит не всегда к непристойному образному языку и грубой непочтительности, как в Cent nouvelles nouvelles. Она сообщает форму самому нежному, почти элегическому любовному стихотворению, созданному в XV в.: L'amant rendu cordelier a l'observance d'amours.
Мотив влюбленных как ревностных исполнителей устава некоего духовного ордена дал повод для превращения круга Шарля Орлеанского в поэтическое братство, члены которого называли, себя "les amoureux de l'observance". К этому ордену, по всей видимости, и принадлежал неизвестный поэт — не Марциал Оверньский, как ранее предполагали[23], — автор L'amant rendu cordelier.
Бедный, разочарованный влюбленный, удалившись от мира, попадает в чудесный монастырь, куда принимают только печальных "les amoureux martyrs" ["мучеников любви"]. В тихой беседе с приором излагает он трогательную историю своей отвергнутой любви, и тот увещевает его позабыть о ней. Под одеянием средневековой сатиры уже чувствуется настроение, свойственное скорее Ватто и культу Пьеро, не хватает лишь лунного света. "Не было ли у нее в обычае, — спрашивает приор, — бросить вам время от времени любовный взгляд или, проходя мимо, сказать вам: "Dieu gart" ["Храни Господь"]?" — "Столь далеко у нас не зашло, — отвечает влюбленный, — однако ночью я простоял целых три часа перед ее дверью, не сводя глаз с водостока":
Et puis, quant je oyoye les verrieresDe la maison que cliquetoient,Lors me sembloit que mes prieresExaussees d'elle sy estoient.
Когда же мне донесся в слухОттоль идущий звон стекла,Тогда мне показалось вдруг:Моим мольбам она вняла.
"Были ли вы уверены, что она вас заметила?" — спрашивает приор.
Se m'aist Dieu, j'estoye tant ravis,Que ne savoye mon sens ne estre,Car, sans parler, m'estoit advisQue le vent ventoit[24] sa fenestreEt que m'avoit bien peu congnoistre,En disant bas: "Doint bonne nuyt";Et Dieu scet se j'estoye grant maistreApres cela toute la nuyt.
Я поражен был наипаче,С собой не в силах совладать:Мне показалось, не иначе,Повеял ветер — знак податьЕй, и она — меня узнатьСумев — шепнула: "Доброй ночи";Бог весть о чем еще мечтатьЯ мог в течение сей ночи.
В ощущении такого блаженства он спал прекрасно:
Tellement estoie restaureQue, sans tourner ne travailler,Je faisoie un somme dore,Sans point la nuyt me resveiller;Et puis, avant que m'abiller,Pour en rendre a Amours louanges,Baisoie troys fois mon orillier,En riant a par moy aux anges.
Столь сильно духом я воспрял,Что на постеле не метался,Всю ночь златые сны вкушалИ до зари не просыпался;Пред тем же, как вставать собрался,Любви воздать хвалу желая,Три раза я поцеловалПодушку, от блаженства тая.
В момент его торжественного вступления в орден его дама, которая пренебрегла им, лишается чувств, и подаренное им золотое сердечко, покрытое эмалью из слез, выпадает из ее платья.
Les aultres, pour leur mal couvrirA force leurs cueurs retenoient,Passans temps a clorre et rouvrirLes heures qu'en leurs mains tenoient,Dont souvent les feuilles tournoientEn signe de devocion;Mais les deulx et pleurs que menoientMonstroient bien leur affection.
Другие, налагая бремяНа сердце, боль свою скрывалиИ часословы все то время —В руках же оные держали —С усердьем, ревностно листалиБлагих в знак помыслов своих;Но очи — слезы застилалиИ выдавали чувства их.
Когда же приор в заключение перечисляет его новые обязанности и, предостерегая его, велит ему никогда не слушать пение соловья, никогда не спать под сенью "eglantiers et aubespines" ["шиповника и боярышника"], но главное — никогда более не заглядывать в глаза дамам, стихи превращаются в жалобу на тему "Doux yeux" ["Сладостные очи"] с бесконечной мелодией строф и постоянно повторяющимися вариациями:
Doux yeulx qui tousjours vont et vienent;Doulx yeulx eschauffans le plisson,De ceulx que amoureux deviennent...
Нас очи сладостны в полонВлекут, пред нами появляясь,Тех согревая, кто влюблен...
Doux yeulx a cler esperlissans,Qui dient: C'est fait quant tu vouldras,A ceulx qu'ils sentent bien puissans...[25]
О перлы сладостных очей,Сулящих: "Все, когда захочешь", —Во власти коль они твоей...
Этот мягкий, приглушенный тон смиренной меланхолии незаметно проникает в любовную литературу XV столетия. В привычную сатиру с ее циничным поношением женщин вторгается совершенно иное, утонченное настроение; в Quinze joyes de mariage прежняя грубая хула в адрес женского пола смягчается тоном тихого разочарования и душевной подавленности, что вносит мучительную ноту, свойственную современным новеллам о супружеской жизни; мысли выражены легко и подвижно, разговоры друг с другом слишком нежны для дурных намерений.
