Грейвс – мастер повествования», а Books Tribune назвала роман «захватывающим и поистине незабываемым». Может быть, Джо слишком скромничает, чтобы видеть себя успешным автором, но я (в меру), объективный наблюдатель, могу с уверенностью сказать, что он уже на вершине успеха.
– Мне до сих пор не верится, что я сплю с литературным богом, в буквальном смысле этого слова, – пробормотала я Джо на ушко, пока мы направляемся к нашему месту за столом.
Он пожимает руки людям и шепчет в ответ сквозь натянутую улыбку:
– Сам не могу в это поверить. С кем ты мне изменяешь?
Я смеюсь и тяну его вниз к столу, чтобы он сел рядом со мной, но он остался стоять. Поднимаю на него глаза. Он берет бутылку вина, затем наливает бокал мне и бокал себе. После этого он поднимает свой бокал и стучит по нему вилкой, чтобы привлечь внимание.
– Будет тост? – спрашивает Брэд, вгрызаясь в приветственный багет, который ему подали.
– Обязательно должна прозвучать какая-нибудь речь. – Джемма вырывает из рук мужа остатки хлеба.
– Прошу тебя, скажи, что тост будет коротким. Я умираю с голоду. – Ренн демонстративно откинулся на спинку. – Моему организму все еще нужен Тихий океан. Кажется, будто за день ничего не ел.
– Терпение, друг. – Джо показывает на Ренна своим винным бокалом. – Да и монолога как такового не будет. Просто поделюсь с вами своими соображениями за минуту до того, как выйдет эта книга и меня официально объявят всенародным посмешищем.
Мы все ждем, что же он скажет. Книга «Навеки» посвящена Доминику. Это была его собственная идея. Как только мы пережили стадию гнева и разочарования, настал момент принятия и прощения. Не то чтобы Дому выпал шанс выпросить что-то из этого. Но, видите ли, прощать людей, которые причинили нам боль, – это совсем не про них. Скорее, речь идет о стремлении жить дальше. О том, чтобы отпустить обиды. О том, чтобы исцелиться, не завися от чужого пути.
– Давай уже, а то сейчас состарюсь, – отмечает Пиппа с мило фальшивой улыбкой, поднимая свой коктейль в качестве тоста. – Расскажи нам все-все подробности, Джо.
Джо смотрит на меня со своего роста и улыбается. При виде него у меня словно душа растет. Я так нами горжусь. Горжусь тем, что мы оба проделали нелегкий путь, чтобы оказаться здесь и сейчас. Мы все еще не достигли конечного пункта назначения, но куда бы мы ни пошли – все равно сделаем это вместе.
Он открывает рот, его глаза сосредоточены на моих.
– За последние два десятка лет со мной приключилось нечто сумасшедшее, и так было от начала и до конца. Много чего произошло. Но лишь одна вещь оставалась неизменной на протяжении всего этого времени. Именно благодаря ей все стало возможным, даже когда все было ровно наоборот. И эта самая вещь называется надежда. Именно она помогла мне понять кое-что важное. Единственное, что делает человека богатым, – это не его деньги, не его талант и даже не его связи. Все дело в надежде. Там, где присутствует надежда, там есть и жизнь. А там, где есть жизнь, возможно все. Своей надеждой я обязан одному необыкновенному человеку. И вот она сегодня здесь, с нами, и что-то мне подсказывает, что она пробудет здесь еще очень долго. И это прекрасно, потому что никто не знает, что может принести завтрашний день. Я же знаю лишь одно: завтра жизнь изменится. Не только моя. Но и жизнь Эвер в том числе.
* * *
Мы с Джо живем теперь в Сан-Франциско. Я учусь в Беркли. Изучаю там искусство и дизайн, а еще я открыла онлайн-магазин, где продаю эскизы, сделанные на заказ. Я отошла от проектирования надгробий, хотя и этим тоже занимаюсь по желанию. Также я рисую персонажей, карикатуры (особенно на рок-звезд) и многое другое. Никоим образом не рискую разбогатеть от этой работы, но это помогает избежать полного опустошения моего банковского счета. Есть что-то невероятно вдохновляющее в том, чтобы зарабатывать на жизнь тем, что ты любишь, поэтому я стараюсь благодарить жизнь за это.
Джо недавно уволился с работы грузчиком. Теперь он работает из дома. Что, в общем-то, прекрасно, поскольку я подолгу учусь, и кто-то должен быть дома, чтобы Локи мог смотреть на него с глубоким недовольством. Мы живем в крошечной однокомнатной квартире, но она наша, и мы ее любим.
Однажды, вернувшись в квартиру, я обнаружила на холодильнике стикер для заметок. На нем написано коротенькое указание.
«Съезди на кладбище, повидайся с мамой».
Текст написан Джо от руки. И это здорово, потому что я все еще слушаю подкасты о настоящих преступлениях и все еще парюсь, что кто-то собирается убить меня совершенно неожиданным образом.
Забираю ключи, целую Локи в макушку и еду в Халф-Мун-Бэй. За окном вечер пятницы, и на дорогах сплошные пробки. Я включила на стереосистеме песню Save a Prayer группы Duran Duran, потому что это была мамина любимая песня и, возможно, даже по сей день остается лучшей песней в мире. С тех пор как я переехала обратно в Сан-Франциско, я навещала ее каждые пару месяцев. У нас с ней прекрасные разговоры. Пускай из нас двоих говорю только я, но тем не менее все проходит замечательно.
Я сопротивляюсь желанию позвонить Джо по дороге туда. Зная его, он все равно не возьмет трубку. Таков недостаток язвительного и в основном отстраненного бойфренда. Я знаю, что я – любовь всей его жизни… но я также знаю, что он упрямый засранец.
Когда я приезжаю на кладбище, то обнаруживаю, что парковка опустела еще сильнее, чем обычно. Выбрав место, я выхожу из машины и иду к маминой могиле. Смотрю по сторонам, пока перехожу улицу. Я в замешательстве. Все выглядит так же, как в прошлый раз. Джо нигде не видно.
Я замираю у надгробия моей матери и внимательно изучаю новый дизайн, который сделала сама. Он невероятно детализирован. По форме надгробие теперь напоминает ее руку – ту самую, которая обнимала меня, вытирала мои слезы, тянула меня в безопасное место, когда я упала на рельсы, – и она выгравирована с точностью до последнего сантиметра и выглядит точно так же, как выглядела мамина рука в реальной жизни. Дизайн настолько уникален, вбирает в себя столько всего и сразу. Папа говорит, что у него постоянно о нем интересуются.
– Привет, мам. – Я сижу на траве возле ее могилы. – Не знаешь, где сейчас Джо?
Пусть даже она не отвечает, но я чувствую ее близость.