— Не будь наивен, — сказала императрица. — Этот великий народ, если бы только мог, уже тысячу лет назад выжег бы огнем весь Шерер. И за эту тысячу лет ничего не изменилось. Лучше всего с точки зрения гаррийца ты бы поступил, если бы казнил всех подданных империи, после чего повесился бы сам.
— Но Дартан? Много веков назад враждующие армектанские княжества навязывали друг другу куда больше обычаев и законов, чем Армект навязал Первой провинции. Дартанцы у себя дома, в своем собственном краю, говорят на собственном языке, а императорский представитель — коренной дарт, выросший на их земле.
— Они хотят быть свободны. Они хотят быть народом.
— Народ? Свободны? Нет, Васенева. Дартанские рыцари и магнаты свободны? Они не хотят свободы, они хотят лишь по-старому враждовать, сжигая деревни соседей из-за несвежего мяса, поданного кому-то столетия назад на ужин. Разве на этом должна основываться их свобода и право на самоопределение? Все, чего требует от них Кирлан, — не начинать братоубийственные войны.
— Я всегда считала, что мы требуем слишком мало.
— Знаю, знаю, Васенева… Здесь должен быть один великий Армект, простирающийся по всему Шереру. Я знаю, о чем ты думаешь. Но, Васенева, я знаю кое-что еще. А именно — если бы ты правила Вечной империей, если бы вообще миром правили женщины, то плач и стоны доносились бы из каждого закоулка.
— Мы жестоки, — снисходительно кивнула она.
— Нет. Но у вас слишком маленькие сердца, вы умеете любить только своих детей. Иногда еще — избранного вами мужчину. Во имя этой любви вы готовы на что угодно. Я бы хотел хоть раз в жизни встретить женщину, имеющую какую-то великую цель, не связанную с ее дочерью и сыном, и даже готовую достичь этой цели вопреки их счастью. Бедный Рамез, как же я его понимаю! — сказал он, вспоминая безумные поступки зятя, ставшие причиной падения Громбеларда. — Я вынужден был ему помешать во имя блага империи и поддержал нашу дочь… Но Верена хотела лишь иметь своего мужчину, для себя и только для себя. Все, что она сделала, ничему больше не служило, в лучшем случае делу Громбеларда. Маленькое женское сердце.
— У меня трое сыновей. Я никогда не добивалась привилегий ни для кого из них.
— Да, Васенева?
— Неужели добивалась?
— Ты не добиваешься. Ты сражаешься с железным упрямством. Всю свою жизнь ты посвятила тому, чтобы построить их будущее. Армии, по моей вине, почти не осталось, зато у Имперского трибунала дела идут как никогда лучше. Но что это за учреждение? Каким оно стало благодаря тебе? Кирлану он служит верно, но… самое большее заодно со всем прочим. Урядников, стоящих на страже имперского закона и единства Вечной империи, ты превратила в сборище нянек для наших сыновей. Ибо наши сыновья останутся, когда нас уже не будет, а мы оба знаем, что они ни на что не годятся… Они передерутся между собой за вице-королевские троны в провинциях, а один захочет усесться здесь, в Кирлане. Ты всю свою жизнь вяжешь невидимую сеть, которая опутает их, когда они захотят причинить вред друг другу.
— Я никогда так не думала, — помолчав, ответила она.
— Знаю.
Достойнейшему императору действительно не требовалась помощь, чтобы раздеться. Он задул свечи и вскоре уже лежал возле жены.
— Разрешишь мне сегодня спать здесь?
— Кровать очень широкая, — тепло и ободряюще ответила она. — А ты в ней хозяин, не гость.
Возможно, в прекрасных сказках о страстной любви до самого гроба действительно крылось зерно правды? Руки старого императора ласкали не тело пожилой женщины, но гладили кожу самого близкого и самого важного для него существа. Оба хотели отдавать, а не получать. Важно было, что чувствует другой. Целуя жену, Авенор ощущал испытываемое ею удовольствие, и это доставляло удовольствие ему самому; постепенно привлекая мужа к себе, Васенева хотела дать ему тепло и ту прекрасную, заботливую власть над женщиной, из которой мужчина черпает столько сил. Она знала, что рядом с ней он никогда не чувствует себя слабым, даже если годы иногда давали о себе знать, вызывая легкое недомогание. Легкое, ибо лишь телесное… Эти два человека, будучи вместе, никогда не познали горечи сомнений или невозможности. Возможно, и реже, но зато полнее, чем в молодости, они могли радоваться усталости, наслаждаясь удовлетворенностью и блаженством. Полвека совместной жизни позволяли с презрительной, хотя и сочувственной улыбкой поглядывать на юношеское возбуждение, быстрое и преходящее. Несерьезное… Молодое вино наверняка утоляло жажду, но совершенным вкусом обладало лишь зрелое.
Вдыхая запах волос жены, Авенор ощущал утомление и сонливость. По ее шее стекала теплая капля пота.
— Я устал. А ты нет?
— Я тоже, хотя этого и не видно, — тихо ответила она, зная, что имеет в виду ее мужчина. — Ты хочешь… уступить?
В темной спальне долго было тихо.
— Как только закончим войну. Я отрекусь в пользу Верены.
— Женщины с маленьким сердцем?
— Большие сердца этому миру не нужны. Я неумный, добродушный палач… За время моего мягкого правления на этой земле пролилось больше крови, чем я смог бы пролить с бичом в руках. Верена придавит коленом к земле весь Шерер. Сейчас нужен именно кто-то такой, Васенева.
Она молчала, задумчиво глядя в темноту и пытаясь найти ответ на сотню вопросов сразу.
— Но Верена не может иметь детей… А кто после нее?
Ответа не последовало. Достойнейший император А. С. Н. Авенор ровно дышал во сне.
— В конце концов… это уже не наши проблемы, — сказала она, закрывая глаза.
29
Ее величество позвала к себе Агатру лишь через неделю.
Надсотница почти потеряла терпение. Несмотря на то что императрица обещала ей свое покровительство, вовсе не было очевидно, состоится ли желанное повышение. Речь ведь шла о чем-то куда более важном, нежели присвоение кому-то очередного звания. Совершенно неформальным, не имеющим ничего общего с уставным порядком. Офицер среднего ранга выступал с предложением, которое могло иметь весьма существенные — как с военной, так и с политической точки зрения — последствия. Вопрос фактической ликвидации Дартанского легиона — ибо именно таковой являлось распределение его отрядов между армектанскими легионами — надлежало рассмотреть в первую очередь. Создание двух дартанских полулегионов под общим командованием означало, что Первая провинция будет достойным образом представлена в будущей войне. Клинья и даже колонны можно было доверить дартанским подсотникам и сотникам с сомнительными способностями. Однако состоящий в основном из дартанцев легион — совсем другое дело. Князь — представитель императора из Роллайны, хотя и сидел временно в Тарвеларе, все еще сохранял свой пост. Вряд ли он был склонен ссориться из-за распределения низших командных постов. Но надсотники и тысячник-комендант легиона? Могло оказаться, что надсотница Агатра завязала петлю на собственной шее, — достаточно было принять ее предложение, отклонив при этом просьбу о повышении… Отборный армектанский полулегион вместе со своим командиром мог угодить под начало какого-нибудь дартанского пустозвона, военный опыт которого сводился к нескольким месяцам, проведенным полвека назад на каком-нибудь форпосте на севере (ибо каждый, начиная с сотника, должен был там отслужить).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
