Главнокомандующий Армектанского легиона многозначительно пошевелился. Император посмотрел на него, после чего жестом показал, что дает слово каждому, кто желает высказаться. Это был сигнал к началу собственно совещания.
Надтысячник в белом мундире с голубой каймой снова пошевелился на стуле, покачал головой и обратился к командиру императорской гвардии:
— Если получат арбалеты, вот именно. Но они их не получат, поскольку арбалеты — очень дорогое оружие. Впрочем, проблема не только в цене, так как даже если бы нашлись деньги, то четыре тысячи арбалетов с запасом стрел невозможно купить во всей Вечной империи. Потребовалось бы сделать заказ и ждать. И снова скажу: хорошо, может, даже и стоило бы подождать, но где заказать эти самые арбалеты, ваше благородие? В Громбеларде, который еще недавно поставлял лучшие арбалеты в Шерере? Или в Дартане, где делали — и наверняка до сих пор делают — в основном легкие самострелы для конных арбалетчиков, очень красивые? Ибо в Армекте… не знаю, изготавливают ли у нас где-нибудь вообще арбалеты? — Он вопросительно огляделся по сторонам, но ответом ему была тишина, а несколько офицеров с сомнением покачали головами. — Наверняка сюда сбежали какие-то ремесленники из Громбеларда, но кто знает, где их искать? Так что, затратив немалые силы и средства, мы вытащим из Дартана четыре тысячи пехотинцев с конями и без — сам понимаешь, ваше благородие, что эти конные патрули трудно назвать конницей. И что мы с ними будем делать?
— Я лишь представил общую ситуацию, — сказал Эвин. — Флот из Баны, а за ней наш, из Трех портов, вышел в море ведь лишь для того, чтобы прикрыть дартанский флот, а также реквизированные купеческие корабли, словом, все парусники, которые примут на борт вывозимых из Дартана солдат. Если примут.
— Заранее никто и не предполагал, что примут. Как раз сегодня мы это и обсуждаем.
Главнокомандующий Армектанского легиона наверняка бы предпочел, чтобы средства, предназначенные на закупку арбалетов для Дартанского легиона, достались каким-нибудь городским гарнизонам в Армекте. Но даже если он действительно так думал, то имел немало на то оснований. Взятый из любой деревни рекрут больше знал о стрельбе из лука, чем дартанский легионер о стрельбе из арбалета. В армектанских деревнях почти каждый ребенок учился попадать в цель, мечтая в будущем о военном мундире. К возможности сделать военную карьеру там относились весьма серьезно. Старый миф о простом лучнике, со временем ставшем командиром легиона, все еще жил в армектанской традиции. А о том, что это не была всего лишь красивая сказка, мог засвидетельствовать хотя бы принимавший участие в совещании комендант округа Трех портов, отец которого был мелким торговцем. Его сын выбрал будущее солдата тяжелой пехоты.
— Давай рассудим, господин. Мы говорим о четырех тысячах солдат в кольчугах и мундирах, в надежных шлемах на головах. О четырех тысячах хороших мечей на прочных поясах и тысяче с лишним обученных для военной службы коней. Если даже ценности у этих солдат никакой, то, может быть, стоит привести их в Армект хотя бы затем, чтобы снять с них все это добро, которого нам столь отчаянно недостает?
Аргумент был почти неотразим. Но только почти.
В свою очередь откашлялся комендант столичного округа.
— Не знаю. Посчитаем. С военной точки зрения ценность этих солдат действительно невелика. А четыре тысячи мундиров и кольчуг… кому, собственно, ты хочешь их отдать, Эвин? Кольчуг у нас как раз хватает. Не хватает денег на все остальное, то есть на обозы, снаряжение, не хватает их и на жалованье для новобранцев. У дартанцев есть свои контракты, и даже без мундиров они останутся солдатами — их нельзя просто так взять и вышвырнуть из легиона. Это солдаты империи, добросовестно исполнявшие свои обязанности там, куда их поставили, а в том, что обязанности эти были не такими же, как у их товарищей на северной границе, вины их нет. Так что, по твоему мнению, мы будем оплачивать четыре тысячи бесполезных голышей, сидящих… собственно, где? В дартанских деревнях, откуда они родом? Поскольку в противном случае их еще придется обеспечивать жильем. Может, пусть лучше сидят в Дартане? Присутствие их там, с военной точки зрения, не имеет никакого смысла, зато оправданно с точки зрения политики. Тот, кто первым открыто выступит против этих солдат, объявит войну Вечной империи. Пока что никому в голову это не приходит. И прежде всего — действительно ли в наших интересах показывать всем, что мы бежим из Дартана? Уйти легко, Эвин. Но как потом вернуться?
— Лучше уйти, Раневель, чем быть вышвырнутым. А нас наверняка вышвырнут. Ты считаешь, что эта «родовая вражда» рассосется? Что кто-то там решит свои дела, распустит войско и пригласит нас назад в Роллайну?
Надсотник Эвин коснулся самого важного вопроса. До сих пор много говорилось о реорганизации, обозах, учениях и даже выводе Дартанского легиона из Дартана. Но все эти планы висели в пустоте. Никто еще прямо не спросил: за что идет война? Идем ли мы туда лишь затем, чтобы наказать авантюристов, презирающих законы империи? А может, скорее Дартан откажется подчиняться Кирлану? Захочет ли победившая группировка, которой под силу будет овладеть всей Золотой провинцией, вернуться к старым имперским порядкам?
Никто в это не верил. И точно так же никому не хватало смелости признаться в этом перед лицом достойнейшего А. С. Н. Авенора, властителя Вечной империи.
Ненадолго наступила тишина.
— Я бы на это не рассчитывал.
Все взгляды обратились к императору.
— Я бы на это не рассчитывал, — спокойно повторил он. — Если кто-то здесь полагает иначе, то он наверняка ошибается. Все мои предшествующие решения были приняты с мыслью о том, чтобы отбить Дартан, а не удержать его, поскольку это невозможно.
Он повернулся к писарям и кивнул слугам с бочонками.
— Спасибо.
Когда они вышли, он продолжил:
— У меня нет никакой уверенности в том, что эта война была начата с целью оторвать Дартан от империи, хотя многое на это указывает. Но если даже ни у кого не было подобных намерений, сейчас они наверняка уже есть. Нужно быть слепцом, чтобы не заметить военную слабость империи, слабость, которая до сих пор никогда не проявлялась, но стала явной в силу стечения ряда обстоятельств, подкрепленных легкомыслием. Самое крупное до сих пор гаррийское восстание почти совпало по времени с распадом Громбеларда. К несчастью (и за это я несу уже личную ответственность), за время моего правления постоянно снижались налоговые и прочие сборы, зато росли расходы из имперской казны — на все, кроме трибунала и войска. Были переписаны и распространены в десятках свитков все важнейшие литературные произведения Шерера. Возникли новые библиотеки, школы, строились новые дороги, возводились мосты и открывались порты — зато были забыты солдатское снаряжение и палатки. Пора признаться в своей вине перед собственными солдатами, которые завтра будут умирать за мои мосты и книги. Я правлю Шерером тридцать семь лет. Я хотел добра, но моими благими намерениями вымощены дороги в тюрьмы. Первому армектанцу весьма недвусмысленно напомнили о том, что он забыл о военных традициях своего края, поставив перо поэта выше лука всадника равнин. Спотыкаясь о ступени в комнатах, я не желал помнить, зачем они были сделаны. Хватит умолчаний. Мы сейчас говорим не о том, как сохранить империю. Мы говорим о том, как снова ее завоевать. И держать в вечном страхе, если в вечном благосостоянии и мире никак нельзя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
