на заре космического коммунизма! – сказал Валик.
Том поглядел по сторонам. Солнце уже начинало пригревать, на пляжи выбирались первые купальщики. Некоторые ныряли в утреннюю прохладную воду, другие спешили занять места получше, и, бросив на пляже полотенце или покрывало, спешили домой.
Он пил вино, пытаясь понять, отчего ему так хорошо, будто в душе после дождя поднялась радуга. Это было как-то связано с Вовой, но в чем дело, и при чем тут он, разобраться не удавалось. Какая-то догадка крутилась у него в голове, которая то приближалась с каждым следующим глотком, то вновь отдалялась. Валик бормотал что-то про светлое будущее, но вино быстро взяло верх над космическим коммунизмом, и вскоре он, завалившись на бок, уснул. А Тому, несмотря на сонный песок в глазах, совсем не спалось. Он взял недопитую баклагу, сигареты и пошел в лагерь. Его по-прежнему переполняла радость, которой хотелось делиться с каждым, чтобы сделать счастливым весь мир. И если светлое будущее коммунизма еще не наступило на других планетах, то изменить ситуацию в отдельно взятом Гурзуфе было всецело в его власти.
– А кому вино?! Бесплатное вино! Сигареты! – закричал он на всю набережную, вскочил, и, пошатываясь, отправился по берегу. – В Гурзуфе наступил космический коммунизм! Все бесплатно! Подходите! Налетай, народ!
Парочка купальщиков шарахнулась от него как от чумного. За всю дорогу до родника у него вежливо взяли пару сигарет. Вина не захотел никто.
Зато на стоянке коммунизм был понят и принят всей грудью, но быстро кончился. Том не видел этого. Бросив под ноги полную овощей футболку, он с улыбкой на лице заснул сном младенца.
Ежик
Он проснулся вечером. Прямо над ним темнела земляная осыпь обрыва. Совсем близко шумело море. Немного болела голова, но явно не от удара. Рядом стоял Монгол.
– Жив? Ну ты летчик. С такой высоты, и без парашюта! Пьяным всегда везет.
– Дай руку. – Том поднялся, стараясь не трясти головой, и полез наверх.
Вскоре пришел Валик. Он был помят и расстроен.
– Почему ты меня бросил? Почему забрал вино?!
– А что мне оставалось делать? Караулить тебя или на себе тащить? – Том развел руками. – А вином я угостил остальных людей этой планеты. Я устроил в Гурзуфе космический коммунизм.
– А, ну если так, то хорошо. Это правильно! – Валик сразу успокоился. – Мне был знак во сне. Я ухожу. Я спрячу свои вещи на отстойниках. Там же, справа от лестницы. Там есть полянка, в ней нора. Присмотри за ними. Я, может быть, вернусь через пару недель… Или через месяц.
Он скомканно попрощался со всеми, забрал свою гитару и ушел.
– Отмаялся, – сказал Веня, глядя ему вслед.
– Великий человек, – отозвался Том. – Космический странник. Одинокий астероид любви.
Берег вновь укутала теплым одеялом черная южная ночь, и жители поляны беззаботно уснули.
Не спалось только Монголу. Его вновь накрыло воспоминаниями про Виолетту, – красивую, стройную, коварную. «Разбогатею, – приеду снова, – думал он, вертясь на охапке сена. – Отпущу бороду, волосы. Куплю ее на ночь, а наутро побреюсь. Скажу: что, не узнала? Пушку привезу, в карты проиграюсь, потом из ресторана выйдем, и одному башку прострелю».
Полусонные мысли унесли его в оружейный магазин, где висели добротные дробовики, блестящие длинноствольные магнумы и небольшие автоматы УЗИ. Он долго выбирал себе оружие, пока не достиг того странного состояния, когда вроде и не спишь, а наутро понимаешь, что спал. Краем глаза он видел тропинку, проходящую недалеко от их крохотной полянки.
Из облачной занавеси кокетливо выглядывала луна. Ее свет падал на очаг, лежащего ничком Тома, на посуду и разбросанные вещи, тут и там прикрытые иссиня-черными тенями веток. Вдруг у тропы, на фоне белеющего сена, мелькнула чья-то тень. Что-то черное подошло-подкатилось к нему из кустов.
«Снится, наверное», – подумал Монгол, и замер. Существо вразвалку подошло ближе и вдруг прыгнуло ему на грудь. Оказавшись неожиданно тяжелым, оно стало душить его всем весом, вцепившись в горло маленькими когтистыми лапками.
– А-аа! – заорал Монгол и вскочил, сбрасывая с себя странное нечто.
– Что там? – из темноты возникло перекошенное лицо Тома.
– Ффуу-ухххх! Жуть какая-то приснилась, – Монгол сидел на земле и, тяжело дыша, тер шею. – Никогда еще в жизни не было, чтобы какая-то тварь меня душила. Тяжелая такая. Я проснулся, а ее нет. Недоброе это место. Демон какой-то, или леший.
Монгол перекрестился и, перевернувшись на бок, сразу же уснул.
Но теперь уже не спалось Тому.
«Чудится спросонья», – прислушивался он к невнятным ночным звукам и шорохам, напоминающим топот многочисленных маленьких ног. Топот исходил из ближайших кустов и постепенно усиливался.
– Тоже мерещится? – Том приоткрыл глаз и вдруг увидел пробежавшую совсем рядом черную тень. Это был явно не демон, а самый обыкновенный еж, но, как и рассказывал Глеб, величиной он был не меньше кошки. Как же он был не похож на тех милых созданий, которых среднестатистический гражданин встречает где-нибудь в парке или в лесу у дачи. И которые целиком – от сопливого носа до крохотного хвоста – умещаются на человеческой ладони. О, как же любит этих существ отверженное природой человечество за их полное отсутствие интереса к этому самому человечеству.
Нет, это были совсем другие животные. Наглые и толстые, они еженощно делали налеты на дикарей, расхищая их и без того скудные запасы. В поисках добычи ежи шумно рыскали по поляне, шуршали пакетами, фыркали под нос. Кроме колючек эти жирные твари ничем не отличались от крыс.
Один из ежей смрадно фыркнул у самого его лица. Том осторожно протянул руку к сумке, и, нащупав дубовую рукоять, медленно вытащил свой кухонный нож. Лезвие тускло блеснуло при лунном свете.
Заслышав тревожный шорох, ежи попрятались было в сумерках кустов, но долго их ждать не пришлось. Один, особенно наглый зверек, подошел к самому лицу Тома, и обнюхав его, вцепился зубами в сумку.
Том вскочил и свечой взвился над ежом, отрезая его от ближайших колючек. Еж, перемахнув через Монгола, бросился бежать в дальний конец поляны. Он быстро достиг спасительных кустов самшита, но их поросль была очень густой. Том бросился следом, стараясь боковым зрением не терять место, где исчез еж. В два прыжка он достиг самшитового частокола, в недра которых уходило наглое существо. Лезть туда было бессмысленно. Где-то почти под ногами с тяжелым хрустом протискивался сквозь переплетенные ветви толстый зверек. Полагаясь на обострившееся за голодные дни чутье, Том наугад метнул свой тесак на метр вперед, в самую середину трещавших веток.
Треск затих.
Том подошел к кострищу, снял с котелка
