и девочкой быть нелегко. Лучше трахать девчонок, нежели страдать от менструальных болей и корчиться в родах. Шуля объяснила Баруху, что процедура перемены пола тяжела, гормональная перестройка влечет за собой непредсказуемые последствия. Надо попробовать принять себя таким, как есть, и она, психолог, готова ему в этом помочь.
На вопрос, знает ли мама о его намерении, Барух воскликнул:
— Что ты! Она меня убьет. Она родила меня для самой себя. Из двух подсаженных в нее эмбрионов родился один я, девочка-эмбрион из нее сразу вытекла.
— Она тебе это рассказала?
— А кто же еще?! Только не выдавай!
Шуля поклялась, что все останется между ними, и открыла перед Барухом дверь. Бай-бай!
Обработав аэрозолем стул, на котором сидел Барух, она заглянула в конверт. Полстраницы по-английски, остальное — по-русски. Джеймс объяснил, что нашел эти листы в одной из бандеролей, которую, к стыду своему, забыл распечатать. Было бы интересно знать, что писал Алексей, готов отблагодарить за перевод. А так он занят работой над пьесой, которую никогда не закончит, поскольку, кроме него, она никому не нужна. «За сим влюбленный в зеленоглазую ундину Джеймс».
Переводом она озаботит Анну.
Душевный переселенец
«Был такой случай: у девочек-сестренок умер папа. Через некоторое время они нашли на парковке бездомного пса и привели его домой. Вскоре они заметили у пса некоторые странности. Вообще-то у многих собак умные глаза, но у этого пса они были настолько умными, что уму непостижимо! Кроме того, когда девочки забывали выключить свет в туалете, пес вставал на задние лапы и выключал свет, нажимая передней лапой на клавишу выключателя. Но ведь так всегда делал их папа!»
Судя по почерку, Алексей писал это до второй операции.
«Каждое утро, когда почтальон приносил газеты, пес садился в кресло, водружал на нос очки и начинал как бы читать газету. Правда, держал он ее вверх ногами, но вид у него все равно был очень умным. Но ведь точно такой же умный вид был у их папы, когда он читал по утрам газету!
Пес громко выл, когда по телевизору объявили, что партия зеленых не получила ни одного места в парламенте. Но ведь эта партия была как раз любимой партией папы!
Через некоторое время пес стал садиться за стол вместе со всей семьей и даже засовывал за ошейник салфетку, как всегда делал папа. При этом пес обожал салат из помидоров, соленых огурцов, лука и кинзы, который любил папа, но который не ест ни одна собака! Когда же перед псом ставили миску с «Дугли» — самой дорогой собачьей едой, — он ворчал и отрицательно вертел головой.
Вот младшая дочь Аня берет пса (которого прозвали Папа) на прогулку. Пес ловко вытаскивает голову из ошейника и убегает.
— Папа, Папа! — кричит Аня.
И он появляется. Осторожно шагает на задних лапах, а в передних несет кружку с пивом. Он аккуратно ставит ее на скамейку, потом крякает и выпивает пиво, слизывая пену с усов.
Понятно, что жизнь сестер становится невозможной. В школе их дразнят, обзывают. «Собакины дочки!»
Пришлось им отдать папу-пса в питомник. Говорят, там он создал рок-группу «Душевные переселенцы». Из таких же собак, в которых вселились души разных пап и мам. Группа с успехом выступает на сцене.
Но это уже слишком удаляется от нашей сказки».
Финал — в духе Алексея. Он умел уходить от ответа. На вопрос, знает ли он о своем диагнозе, отвечал, что у него в мозгу завелись черные шарики, но во время операции их заменили на воздушные. Папа-пес — это сам Алексей. Собачий питомник — образ больницы. Каких только людей не собирал Алексей вокруг себя… В последние дни, когда он уже был без сознания, у его постели «дежурила» рок-группа. Шуля не была ни там, ни на похоронах, но медсестра рассказала, что объявились какие-то его дети и их друзья, они играли на укулеле и пели рэп.
Различить голос
Шуля позвонила Арону, узнала, как у них дела, обрадовалась, что ковид не обнаружен.
— И надолго ты там засел?
— Пока не знаю.
— У меня тут для Анны есть небольшая работа по переводу, захватишь?
— Надеюсь, не по сексопатологии.
— Ха-ха, на эту тему я только что консультировала твоего Баруха.
— Ясновидящего?
— Меня такие не посещают.
— Он такой, на тонких ножках, в наушниках…
— Да. Все, у меня прием.
Жара. До руля не дотронуться. Арон обтер его мокрой тряпкой, той же тряпкой — свой лоб. Доехал до Шули, забрал конверт, у супермаркета было не приткнуться, оставил машину у пустыря, включил мигалку, употел, пока дошел до магазина. А там — морозильник.
