Купил курицу, пучок укропа, полезный травяной чай. Неотступно думал о Барухе. К нему тот повернулся одной стороной, к Шуле другой. Получается, что для нее и для него — это разные люди. Но Барух-то один! Наверное, если бы Анна досталась другому врачу, тот бы увидел в ней что-то совсем иное.
Вернулся — Анны нет.
Оставив продукты у порога, Арон спустился в сад, но там ее тоже не было. Может, пошла в монастырь Креста? Но он же закрыт! Арон перебежал через дорогу, нажал на кнопку у низенькой двери, и она отворилась.
Анна сидела за столиком под виноградной лозой и тянула из трубочки гранатовый сок.
— Хорошо, что ты нашел мою записку, — сказала она.
— А где была записка?
— Под твоей подушкой. В детстве ведь туда прячут?
— Эх, люблю я тебя, — вздохнул Арон.
— Про любовь — к Шуле! Она сотрет все пятна с «Былого»… Она пытается меня демаскировать. Как Федор Петров Валю.
— Ну, во-первых, у него не вышло, во-вторых, у Шули таких намерений нет, в-третьих, она попросила тебя сделать перевод.
— Заплати за сок и пойдем, — сказала Анна.
Арон оставил на столе конверт, нащупал мелочь в кармане. Интересно, а если бы он не пришел? Но он же пришел. В сувенирной лавке, среди крестов, баночек с эфирными маслами, бутылочек со святой водой, свеч разных калибров и мастей, стояла миниатюрная машина с рычажком для выжимки сока из апельсинов и гранатов. Увидев Арона, араб обрадовался. «За целый день три стакана сока выжал — два себе, один — красавице».
Арон взял гранатовый.
— Верни это ей. — В глазах Анны стояли слезы. — Это я не буду переводить ни на какой язык, она нарочно это послала.
— Чтобы тебя демаскировать?
— Прекрати! — Анна с размаху ткнулась лбом в стол, он покачнулся, и сок выплеснулся из стакана.
Арон пошел в лавку за салфеткой.
— Помнишь рассказ Раи про колонну заключенных? — спросила она, глядя на Арона, стирающего красные потеки со столика.
Арон пожал плечами.
— Их вели на лесоповал, и в гаме голосов ей удалось различить его голос. Вообрази: она едет в лагерь одна, как уж едет, доедет ли, где ей там искать Владимира? И слышит голос… Правда ведь, потеряться невозможно?
Пройтись метлой
Лялин день начинался с «Правды». Главное она заносила в «Тетрадь умных мыслей», важное — подчеркивала красным карандашом, вырезала и складывала в папку. Высказывание товарища Жданова проходило по двум категориям. «Молодому советскому поколению предстоит укрепить силу и могущество социалистического общества для нового невиданного расцвета нашего благосостояния и культуры. Для этих великих задач молодое поколение должно быть воспитано стойким, бодрым, не боящимся препятствий, идущим навстречу этим препятствиям и умеющим их преодолевать».
Каким же коварством должен был обладать тот, кому удалось втянуть Толю в шпионский рассадник?! Казалось, он как никто соответствовал занимаемому им посту. Кто заманил его в ловушку? Маскировщик типа Васильева? Хорошо, что она вовремя обезвредила корректоров. Разоблачение вражеских подголосков — неоспоримый аргумент в ее пользу. Но товарищ Жданов молчит.
Он все еще занят делами первостепенной важности: очищает от врагов Башкирскую и Татарскую АССР, вдобавок и Оренбургскую область, и, что самое трудоемкое — визирует расстрельные списки. Самолично. ТАКОЕ не перепоручишь.
Сталину Ляля докучать не смела. Он предельно загружен. Отказался от летнего отпуска на Мацесте. Вместо того чтобы укреплять здоровье сероводородными ваннами, сидит в Кремле и терпеливо переносит атаки полиартрита и судорожной боли в мышцах. Бессонница вводит в ярость: «Избить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям», «пройтись метлой по Удмуртской, Марийской, Чувашской, Мордовской республикам», «копать и вычищать впредь польско-шпионскую грязь»…
В таком же положении и Гитлер. Бессонницы, ломота в костях, газы, распирающие желудок.
Гитлеровские приемы — удушение газом, сталинские — битье и костоломство.
Бессонницы включены в общее меню.
* * *
— Слышишь шум?
Арон торчит в дурдоме, ждет, когда снимут оцепление с Французской площади.
— Без наушников слышу.
— Народ сходит с ума. Все ж привыкли путешествовать, особенно в августе. Вместе с паломниками исчез и Иерусалимский синдром. А жаль. Психозы экзальтированных не сравнить с психозами депрессивных. То были личности яркие, а эти — тусклятина. Страх смерти. Моют руки до кровавых ссадин, боятся дышать, шарахаются от любого прохожего, не едят, чтобы не заразиться, хотя все им дается в закрытых упаковках… Ощущение, что снимается какой-то фильм. Или наступает новая эра…
— Мы с Федором Петровичем в «Смене».
Щелкоперы
«В чем конкретно обвиняется моя жена?» — спросил он Жигалова напрямую, и тот ответил: «Товарищ Канторович
