да только вот Лаура была и всегда оставалась мамой Дино, и в чем бы ни заключалась суть вопроса, дальше его обсуждение идти не могло в принципе.
Массовое увольнение всего руководящего состава «Феррари» вызвало в прессе светопреставление. Но были и те, кто, зная Феррари, заключили – и не без некоторой доли логики, – что «уходя, восьмерка дарит ему десять лет жизни. Чем сильнее он раздражается, тем становится моложе».
Глава 32
«Мои ужасные радости»
В первую неделю декабря 1961 года в Модене все только и говорили о великом исходе восьми руководителей, составлявших высшее руководство компании Энцо Феррари. Как-то утром в середине декабря Феррари вызвал в свой офис одного из самых многообещающих молодых инженеров. Он работал в компании чуть больше года, но его отец, Реклус, был одним из сотрудников старой гвардии и работал с Феррари еще со времен Скудерии. Молодой инженер встал из-за стола и направился в офис, гадая, зачем он мог понадобиться в этот день начальнику.
Когда двадцатипятилетний инженер предстал перед Феррари, тот без всяких предисловий спросил: «Форгьери, ты готов стать техническим директором гоночного подразделения?». Молодой, худющий, с густыми волосами цвета вороньего крыла, Форгьери обладал не только талантом, но и здравым смыслом. Он поблагодарил и сказал, что у него недостаточно опыта для того, чтобы руководить спортивной деятельностью фабрики. «Мне кажется, что я могу проявить себя в области моторостроения и сделать что-то значимое, но сомневаюсь в своей способности управлять спортивной деятельностью фабрики уже сейчас». Однако Феррари принял решение. Мауро Форгьери был тем человеком, который ему подходил, одним из лейтенантов, которых он мог произвести в генералы.
«Не беспокойся. Просто работай и отдавайся делу полностью. Об остальном позабочусь я», – заявил Феррари.
Вскоре после Рождества двое из уволенных, Джиберти и Делла Каза, вернулись.
Некоторые из восьмерки легко нашли новую работу: Кити и Бидзаррини были ценными специалистами и, следовательно, очень востребованными. С самыми большими трудностями столкнулись менее известные руководители и те, кто искал работу в регионе, где никто не хотел оскорбить Феррари, нанимая людей, которые скопом и одновременно бросили его; о том, что их всех уволил сам Феррари, стало известно гораздо позже.
Поэтому некоторые из восьми решили искать справедливость в суде. Идея заключалась в том, чтобы доказать, что Феррари был не в себе, – мысль, которая подкреплялась массовым увольнением всего административного персонала: такой шаг, по их утверждению, разумный человек в нормальном состоянии никогда бы не предпринял. После их попыток выставить сумасшедшей жену, они попытались доказать, что с ума сошел и муж. Они обратились к одному адвокату из Модены, и в рукаве у них был козырь. Этого козыря звали Фьямма Брески.
Фьямма Брески была очаровательной подругой Луиджи Муссо, который ради нее оставил жену и детей. Красивая, молодая, яркая, загадочная, с длинными рыжими волосами, быстрыми глазами, она очаровала Энцо Феррари, который спустя некоторое время после гибели итальянского пилота в Реймсе в июле 1958 года взял ее под свое крыло. До этого момента ничего необычного в этом не виделось, поскольку чувствительность Феррари к семьям погибших пилотов его команды была общеизвестной. Но шаг от заботы о Фьямме к влюбленности в нее был коротким. Фьямма понимала интерес Феррари к ней, но, никогда не поощряя его, она никогда и не вынуждала его прекратить общение, радуясь вниманию, которое помогло ей пережить депрессию после смерти Муссо: оно дало ей почувствовать себя значимой, позволило ей оставаться в мире гонок, в котором она вращалась, когда был жив ее муж.
Уничтоженный смертью Дино, утомленный постоянными ссорами с Лаурой, вынужденный жить в отношениях с Линой и Пьеро без той свободы, которой ему хотелось, Феррари вскоре стал считать двадцатипятилетнюю Фьямму глотком свежего воздуха в своей жизни, состоящей из огромных трудностей. Таким образом, он сознательно все усложнил, начав завоевание молодой женщины сначала неявными, а затем все более настойчивыми ухаживаниями.
На самом деле в основе их отношений лежало серьезное недопонимание: она «хотела оставаться в мире автомобилей, а он считал, что ей достаточно быть в конусе его света». Но Феррари было трудно устоять, и их отношения, заключавшиеся в длинных телефонных разговорах, множестве писем и все более частых и все менее скрываемых встречах – во Флоренции, в Маранелло, в траттории в Апеннинах, в окрестностях Модены и Реджо, – крепли и становились для Феррари своего рода зависимостью.
В 1961 году в Маранелло о связи между Феррари и невестой Муссо знали уже многие. Даже если они не знали о письмах, которые Феррари писал ей почти ежедневно, то уж телефонные звонки держать в тайне было сложно. Запершись в своем кабинете, Феррари проводил часы на проводе, разговаривая с Фьяммой, жалуясь ей на свою тоскливую жизнь, вовлекая ее во многие аспекты деятельности компании и вызывая в ней чувство собственной важности для того, чтобы разжечь в ней тщеславие и убедить перевести их отношения на менее платонический уровень.
Долгие и частые телефонные звонки стали для некоторых из уволенных возможностью доказать, что Феррари тронулся умом: 63-летний мужчина, по-мальчишески влюбившийся в женщину на 36 лет моложе него, не мог быть полностью в здравом уме – так же как, по их утверждению, не мог он быть в здравом уме и когда увольнял всех своих управленцев.
Чтобы доказать свою правоту, им нужно было получить доступ к спискам телефонных переговоров компании. Уволенные вышли на сотрудника, который каждый месяц проверял телефонные журналы для составления бухгалтерской отчетности. Но этот человек отказал им. Он работал с Феррари с тех пор, как компания еще не носила его имя. Не выдал их, но и не дал им то, чем они могли бы прижать руководителя. Так что план пошел прахом из-за верности сотрудника Феррари.
24 февраля 1962 года на пресс-конференции, посвященной представлению задач на новый сезон, Феррари попытался уменьшить важность того, что произошло в последний день ноября. Энцо потерял генералов, это было верно, но на самом деле он продвигал капралов. Тем капралом, о котором он мог бы говорить в тот день, был, конечно же, Мауро Форгьери, новый технический директор спортивного подразделения. С ним работали еще два инженера с более богатым опытом и стажем – Франко Рокки и Вальтер Сальварани. За ними всегда присматривал Бацци – по крайней мере, в отношении работы над моторами, – под общим надзором Витторио Яно, который, будучи личным советником Феррари, посещал Маранелло раз в неделю.
Вместе с болидом «Формулы-1» и спорткарами – Феррари также говорил о разработке
