будет. Даже не выйду из каюты. Спите спокойно.
Радости Айны не было конца. Двое суток! Целая вечность после стольких дней разлуки.
При помощи второго штурмана, который сразу узнал ее и встретил, как старую знакомую, ей удалось купить у стюарда продуктов, и двое суток она кормила Алека и Мерфи бифштексами, вкусными супами и даже пирожными, которые сама пекла на камбузе. Мерфи был в восторге и при каждом удобном случае восклицал:
— Миссис Лонг, где бы мне найти такую жену, как вы? Готовите лучше, чем в ресторанах Брисбена. Знаете, один раз я ужинал с друзьями в «Кенгуру». Совершенно шикарный ресторан! Его посещают самые богатые люди. Но кормят там хуже, чем вы нас.
Канал открыли на третьи сутки. С «Энвер Паши» за Айной пришла шлюпка. Надо было прощаться.
— Береги себя, — сказал Алек в последний раз, целуя жену. — Помни, что ты не одна. До свидания, моя любовь. И старайся не унывать. Все будет хорошо. Я уверен в этом. Да… передай мою благодарность морякам за все, что они сделали для тебя, и за участие в моей судьбе. Теперь у меня появилась большая надежда.
Алек старался поддержать жену, но глаза у него были грустными. Будущее оставалось угрожающим, и чем ближе «Трафальгар» подходил к Константинополю, тем тревожнее становилось у него на душе. Сумеют ли друзья моряки помочь ему? Только на них он мог надеяться.
Айна понимала состояние мужа. Она собрала свою волю, чтобы не расплакаться, улыбалась, старалась казаться веселой.
— Ты прав, милый. Все должно быть хорошо, — твердила она, как заклинание. — Нет таких положений, из которых не было бы выхода. До встречи в Стамбуле.
Она села в шлюпку, и все время, пока матросы медленно гребли к пароходу, махала Алеку, а он стоял у фальшборта с высоко поднятой рукой. Как только шлюпку подняли на борт, судно начало сниматься с якоря. Малым ходом оно прошло мимо «Трафальгара», занимая свое место в ордере следования, и Айна еще раз увидела теперь уже маленькую, далекую фигурку Алека. Он по-прежнему стоял у фальшборта. Все суда снимались с якорей. Караван двинулся на север.
8
«Трафальгар» ошвартовался у одного из константинопольских причалов.
— Приехали, — сказал Мерфи, закрывая Алека в каюте. Он уже давно надел на него наручники. — Сидите спокойно, Лонг. Я отправляюсь к начальству и, наверное, скоро вернусь с распоряжениями, что с вами делать дальше.
— В тюрьму повезете, куда же еще?
— Конечно уж не во дворец турецкого султана, — огрызнулся Мерфи: он был в плохом настроении. Щелкнул замок, и Алек прильнул к иллюминатору.
В приземистый кирпичный склад грузчики таскали мешки, кипы, ящики. Вероятно, разгружался пароход, стоящий по корме «Трафальгара», но Алек не мог его видеть. У дверей склада на ящике сидел английский солдат с карабином в руках. Громко разговаривая и смеясь, по причалу прошли французские военные моряки в синих беретах с красными помпонами. Появился офицер в незнакомой Алеку форме. Он подошел к молодому грузчику и начал что-то говорить жестикулируя, показывая на разгружавшийся пароход. Грузчик, согнувшись под тяжестью кипы, терпеливо слушал. Потом, не выдержав длинной речи, сбросил свою ношу на землю и выпрямился, держа руки по швам. Когда офицер ушел, грузчик смачно плюнул ему вслед. К нему подошли два его товарища, подняли с земли кипу, положили ему на спину. Турок, тяжело переступая кривыми, сильными ногами, скрылся в складе. Проехал грузовик на литых резиновых шинах. В кузове сидели английские солдаты.
Алеку наскучило смотреть в иллюминатор. Он присел на койку, задумался. Что же с ним теперь будет? «Приятное» путешествие окончилось. Удастся ли Айне повидаться с ним перед отправкой в Россию? Какое начальство в турецкой тюрьме, если ему суждено туда попасть? Все имело важное значение. Но пока не стоило думать о будущем. Надо заснуть. Он закрыл глаза…
Алек очнулся от звука ключа, поворачивающегося в замке. Вернулся Мерфи. Вид его не предвещал ничего хорошего.
— Опоздали, — раздраженно проворчал он, присаживаясь на койку. — Пароход ушел в Одессу вчера вечером. Когда будет следующий, неизвестно. Сообщение нерегулярное. Говорят, недели через две. Придется вам, Лонг, посидеть в турецкой тюрьме. Она похуже, чем в Бомбее. Мне жаль вас, но ничего не поделаешь. Собирайтесь.
— Я готов. Вещей-то у меня нет. Все на себе.
— Тогда пошли. Хочу вам сказать на прощание — не обижайтесь на меня. Я делал для вас все, что мог. Вы хороший человек, и я никогда бы не посадил вас в тюрьму. Желаю, чтобы ваше дело закончилось хорошо. Может быть, в России будет легче?
— Сомневаюсь. Спасибо вам, Мерфи, — с чувством произнес Алек. — Я все понимаю.
Они вышли на палубу. У трапа курили два турецких жандарма.
— Вот новые конвоиры. Я уже оформил на вас документы и сдал тюремному начальству. Прощайте, Лонг.
— Прощайте, Мерфи. Куда же вы теперь?
— На днях идет пароход в Индию. Сяду на него, а там домой, в Брисбен.
— Мерфи, сделайте для меня еще одно доброе дело. Если возможно, конечно. Зайдите на Элизабет-роуд, семнадцать, к старику Струмпе, и расскажите подробно о нашем плавании. Он отец моей жены.
— Ладно, Лонг. Я сейчас запишу адрес. Прощайте.
Мерфи повернулся и пошел в каюту. Один из жандармов подтолкнул Алека в спину:
— Но, но! Иди!
На пристани жандармы встали по бокам Алека, и они двинулись к городу. Шли по разбитым каменным мостовым, мимо лавчонок с узкими ставнями, рынка ремесленников. Здесь стоял невероятный шум. Кузнецы, ткачи, чеканщики, сапожники громко предлагали свой товар. На арестанта никто даже не посмотрел. Ну что он мог купить? По улицам шатались иностранные матросы. Они бесцеремонно хватали вещи, разложенные на лотках, бросали продавцам деньги, засовывали покупки в карманы и шли дальше. Их провожали озлобленные взгляды турок. Некоторые шептали вслед ругательства.
После долгого петляния по кривым улочкам они вышли к берегу моря. Высокая, поросшая мохом стена окружала каменное здание. Вверху все было обтянуто колючей проволокой, по углам стояли вышки с вооруженными часовыми. В стене — железные ворота, над ними надпись: «Главная городская тюрьма».
Жандармы позвонили у маленькой квадратной двери, и старый усатый надзиратель впустил их. Он подозрительно оглядел Алека и сказал что-то конвоирам. Они пошли по темному, вонючему коридору. У дверей с табличкой «Дирекция» надзиратель остановился, пригладил усы, постучал.
В тесной, задымленной комнате с низким потолком, в углу, за заваленным бумагами письменным столом, сидел толстый жандармский офицер в очках. Он неприязненно взглянул на Алека, бросил несколько слов конвоирам. Те козырнули и вышли из комнаты.
