Гаккеля, когда у них сгорела квартира, помог без всяких просьб. А Родион Щедрин заставил ректора Ленинградской консерватории вернуть Гаккеля назад через две недели после его увольнения в 1977 году. Начальство боялось, что он эмигрирует в Израиль. «Поддержка людей — это не слова», — говорит герой фильма.
Сегодня Леонид Евгеньевич работает в С-Петербургской консерватории и в Мариинском театре у Гергиева. Фильм, как я понимаю, снимался и там, и там. От одного здания до другого — 40 шагов. А расположены они на знаменитой оси — храм-казарма в самом центре Северной столицы.
Мариинку Гаккель начал посещать с приходом туда Юрия Темирканова. О его постановке прокофьевской оперы «Война и мир» критик говорит так: «Слезы у меня лились не переставая. Если ты знаешь каждую ноту в партитуре, впечатление увеличивается в геометрической прогрессии».
С именем Валерия Гергиева критик связывает взлет российской музыки. Тот предпринял «запредельные усилия», чтобы поставить в Мариинском театре вагнеровское «Кольцо Нибелунга».
Маэстро ценит Гаккеля. В новом здании Мариинки 8 залов, 4 зала для камерной музыки — и здесь музыковед может развернуться. Он предваряет концерты своим вступительным словом. И я завидую его слушателям.
Досматриваю последнюю серию. Все замечательно, фильм получился, и личность, нам показанная, на редкость симпатична.
Игорь Стравинский
Но грызут мысли. Они все о том же. Как должен вести себя человек искусства в условиях, когда страна постепенно переходит к тоталитаризму? Музыка наименее идеологична, это не литература, не история… Но даже музыканты в эпоху сталинизма подвергались идеологическим гонениям за формализм. Шостакович, ненавидя Сталина, показывал ему «кукиш в кармане» в виде своего подпольного «Антиформалистического райка». Но подчиняться на словах должны были все.
Сейчас этого нет. Есть другое. Как и в прочих сферах жизни, те, кто приближен к власти и выступает ее «доверенным лицом», получают от нее «жирные куски», их коллективы не бедствуют, ездят на гастроли… В то же время такие дирижеры, как Александр Аркадьев, выступивший против несвободы, вынуждены эмигрировать.
Здесь в Америке кто-то предлагает бойкотировать «любимцев» власти, приехавших с концертами. Я с этим не согласна. Такое искусство, какое несут России и миру Гергиев, Спиваков, Башмет — в каких бы отношениях с властью они ни находились, — дело благословенное Богом. Пусть оно делается. Каждый музыкант выбирает сам для себя меру своего служения Богу и Маммоне.
В фашистской Германии, когда Гитлер изгнал из страны больших музыкан-тов-евреев — Бруно Вальтера, дирижера Берлинского филармонического оркестра, Отто Клемперера, дирижера Берлинской оперы, композитора Арнольда Шенберга, против этого восстал только один человек, зато какой! Их коллега, дирижер Вильгельм Фуртвенглер, опубликовавший «Открытое письмо к Геббельсу» (1933). Есть и еще пример. В 1935 году Рихард Штраус отказался снять с афиши имя либреттиста своей оперы «Молчаливая женщина», своего друга, — писателя Стефана Цвейга.
За протест против антисемитизма Штраус был уволен со своего поста Президента Имперской музыкальной палаты.
Но эти случаи — на грани фола. Музыканты, вступавшиеся за своих коллег-евреев в нацистской Германии, рисковали жизнью и, во вторую очередь, карьерой.
Универсальных рецептов на этот счет быть не может. Впрочем, один есть. И он принадлежит герою нашего фильма, Леониду Гаккелю: «Человек должен сохранять достоинство. Я за посильный протест против всякого насилия».
Геннадий Рождественский: дирижирование — темнейшее дело
12.05.16
4 мая 2016 года исполнилось 85 лет дирижеру Геннадию Рождественскому. Долго искала для него эпитет — великий? знаменитый? гениальный? но решила, что это имя само говорит за себя, без суперлативов. В честь юбиляра канал КУЛЬТУРА, кроме «исторического концерта» 1975 года с Пятой симфонией Сергея Прокофьева, показал два интереснейших фильма о дирижере.
О них у нас и пойдет речь.
Но прежде — два слова о Геннадии Рождественском. Родился в Москве в 1931 году. С родителями редкостно повезло. Отец — известный дирижер, работающий в Большом театре, — Николай Аносов, мать — сопрано Наталья Рождественская.
Повезло и с учителями, играть на фортепьяно мальчика учила сама Елена Гнесина, затем в Московской Консерватории — Лев Оборин, а оперно-симфоническому дирижированию юноша обучался в той же Консерватории у отца. Сработали ли гены, ученье ли было таким эффективным, или Геннадий был так талантлив, но уже в 1951 году, в возрасте 20 лет, молодой дирижер дебютировал в Большом театре.
Дирижировал балетом Чайковского «Спящая красавица». Чайковский — с тех ли пор? — один из его любимых композиторов, он записал все его симфонии. Но если кто-то думает, что музыкальные вкусы Геннадия Николавича традиционны и записывал он только самых играемых композиторов, он ошибается. Среди его дисков (а их больше 700) все симфонии Брукнера, Глазунова и Сибелиуса.
Геннадий Рождественский и Дмитрий Шостакович
Из музыки XX века предпочитает Прокофьева и Шостаковича. У первого, помимо симфоний, записал все балеты, у второго, опять же, помимо симфоний, — все написанное для сцены. Геннадий Николаевич открыл музыку Шнитке, он играл таких не вписывающихся в общий ранжир композиторов, как Софья Губайдулина…
Можно сказать, что Геннадий Рождественский одинаково успешно выступает в двух лицах — как симфонический дирижер и дирижер театральный. Музыка — его главное дело и главное увлечение.
Мне кажется, что любовь к музыке и глубокое овладение профессией породили одно его несомненное свойство — умение мыслить. Он дирижер-философ, дирижер-мудрец. К таким я отношу более молодого Юрия Темирканова, также поражающего нетривиальностью и философичностью мышления.
В фильме Бруно Монсенджона «Дирижер или волшебник?» (2003) мы видим маэстро дирижирующего (Седьмая симфония Шостаковича, Увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта») и размышляющего, слышим его мысли. То и другое увлекает.
Вот кое-что из мыслей:
— Отец Рихарда Штрауса сказал сыну, что по первым шагам дирижера в оркестровой яме оркестр уже знает, может он дирижировать или нет.
— Наиболее неприемлемая точка зрения, что нужно учить, как двигать руками. Нужно учить образному пониманию музыки, которое передается оркестру, а через оркестр — слушателям.
— Как дирижировать, если одно и то же играют разные инструменты? По-разному.
— У любого оркестранта, особенно у духовика-солиста, должно быть ощущение, что он — свободен. Не должно быть давления. Он должен быть согласен с тем, что ему предлагают.
— Я ни от кого ничего не требую, я требую от себя.
— Диктатура может быть глупой и разумной. Диктатура палки и диктатура, которая базируется на внушении музыканту, что идеи принадлежат ему, а дирижер только их подсказывает.
Так послушаешь, посмотришь — и возникает довольно банальная мысль, что дирижер, собственно говоря, — это «руководитель в миниатюре».
Бруно Монсенджон ввел в фильм кадр с
