Джура хмуро уставился на них.
— А как?…
— Хан, — разулыбался Соловей, — а ты, случаем, не помнишь, на чём мы с Борисычем тебя везли? Ну, когда ты, сволочь, глаз мне подбил?
— Согласен, — быстро ответил Джура.
— Хорошо, что ты быстро соображаешь, — удовлетворённо заметил Акела, — Эрик, ты как, высоты не боишься?
…И под ковром-самолётом опять привычно проносились леса и горы. Чужие, правда, но что поделаешь? Дорога впереди неблизкая. Акеле стало грустно. Ведь, пока дома, об этом и мыслей нет. А стоит на чужбину угодить, сразу ностальгия замучает. Вот, блин, загадочная русская душа! Как тут этим европейцам нас понять, когда мы и сами-то себя порой понять не можем.
Словно не было всех этих передряг. Да и были ли они? Снова под задницей густой ворс волшебного ковра, ветерок веет, освежая лицо, а рядом, как обычно, друзья — ехидный как змей Андрюха и весёлый пьяница Соловей. Ласка тоже уже давно своя. Позади остались те времена, когда щетинилась ёжиком, не успев ещё понять толком — хотят её обидеть или просто шутят. Сейчас сама язвит — только держись, та ещё змейка.
Дубравы, проносящиеся внизу, ничем не отличались от русских лесов. Внешне, по крайней мере. Наблюдая за стелющимся внизу зелёным ковром, Акела задумался. На плечо легла рука Андрея.
— Ну, рассказывай, Борисыч, каким нелёгким ветром тебя занесло в эту Ангелию.
— И правда, — усмехнулся Витязь, — на коврах-самолётах носимся да супостатов режем, а поговорить-то и некогда.
После рассказа Акелы он задумчиво потеребил ухо, что являлось признаком крайней задумчивости, потом засмеялся.
— Ты чего? — слегка удивился Витязь.
— Везёт моей соседке, — замужем, любовник есть, а тут ещё и изнасиловали недавно.
— Молодец, — засмеялся Акела, — всегда найдёшь что сказать.
— Ну, так, — Барс покрутил в воздухе пальцами, — в школе хорошо учился.
Витязь хмыкнул, мысленно прогнав в уме возможное развитие этой темы, но промолчал.
— Ладно, змей ты наш извилистый, теперь ты рассказывай, — как у нас там дела?
— Когда Соловей с дикими шарами после этого шторма примчался, мы, конечно, сначала в полном ауте были. Я сразу из него все подробности вытряс, на ковёр и к морю. Честно говоря, Борисыч, так мне хреново делалось, как подумаю, что ты «от неизбежных на море случайностей», что и не выскажешь.
— Вот и не надо.
— Не буду. До тех островов я не полетел. Не припомню случая, чтобы живого человека шторм за столько миль уносил.
— А что, сильно далеко?
— Не то слово. Ну, вернулся домой. Дел там, сам понимаешь, даже не по горло — по ноздри. Как только распурхался, рванул к Финогенычу. Тот уже в курсе был, но одно твердил — пока сам мёртвого не увижу, не поверю. Дорин с Берендеем, кстати, то же самое сказали. Милёна одно твердит, что живой, она, мол, это нутром чует.
— Это Финогеныч тебя на Прабабку вывел?
— Сама объявилась прямо в саду. Ну, того, который вокруг кнезского терема. Жив, говорит, твой друг, но далёко его занесло. Ну и рассказала, что ты в Ангелии.
Когда солнце уже позолотило верхушки деревьев, а на другом конце неба стала всходить бледная краюшка луны, они увидели синее море, по которому нескончаемой отарой бежали белые барашки пены. Уф, слава Богу! C Ангелией похоже, благополучно расстались. Тем лучше. Как в том анекдоте «Ну, не нравишься ты мне!».
Ковёр, послушный воле Соловья, снижаясь, заскользил метрах в десяти над водой. Ла-Манш, или как он тут называется, они пересекли быстро. Снова под ковром проносились леса, горы, реки. Иногда на глаза попадался стоящий на холме замок или прямоугольники крестьянских полей.
— Так где этот замок Чёрного Козла? — спросил Акела.
— На восточной границе Тевтонии, как раз на стыке Червлянского и Пскопского уделов.
— Во как! — удивился Соловей, — можно сказать, под самым носом.
Джура-хан криво усмехнулся.
— Вы ещё многого не знаете, русы.
— Ну, так расскажи, — мгновенно отреагировал Акела.
— Если всё получится — расскажу.
…Утром следующего дня на горизонте появились горы. Могучий кряж вставал из густого чащобного леса, словно рассекая его.
— Здесь осторожнее, — предупредил Хан, — замок уже где-то близко. Смотрите дорогу и поселение у подножья. Если они заметят нас раньше, здесь будет такая оборона — войско остановят.
Через несколько минут он показал на горизонт.
— Снижайтесь куда-нибудь. Вон там замок.
Они увидели на вершине высокой скалы три огромные башни из серого камня. Цвет их великолепно маскировал строение, оно просто сливалось со скалами. Ковёр резко пошёл на снижение и плюхнулся на плоскую вершину высокой горы. Они подползли к краю плато — замок лежал перед ними, как на ладони.
— Вон в той башне, — показал Хан, — моя сестра. А в соседней, вон в той — сам Великий Магистр.
— Он к магам имеет отношение? — спросил Барс, думая о чём-то своём.
— Он, по-моему, нет. Но вот в подручных у него ходит один старичок-маг, это точно.
— Ну, как будем действовать? — впечатление такое, что Барс задал этот вопрос больше по привычке.
— Василич, — отозвался Акела, — помнишь, как Светланку выручали? Ну и давай по той же схеме, хрен ли велосипед изобретать?
— А, пожалуй, что и так, — согласился Андрей.
— Может, вы и мне что-нибудь объясните? — язвительно поинтересовался Хан.
— Легко, — отозвался Витязь, — сначала подлетаем к башне, где твоя сестра. Умыкаем её под покровом тьмы и привозим сюда. Потом летим к Великому Магистру. Разбираемся с ним и он перестаёт быть и Великим и Магистром. Всё. Потом с победой летим домой. Хороший план?
— Хороший, — согласился кызбек, — а получится?
— А бой покажет, — усмехнулся Барс.
— Тоже верно, — согласился Хан и больше ничего не спросил.
…Под покровом темноты к самой высокой из башен бесшумно подплыл ковёр-самолёт. В экипаже были все, кроме Эрика, который остался в боевом охранении.
— В каком окне твоя сестра? — шепнул Акела.
— Не знаю, — так же тихо ответил Хан, — скорее всего, вон то, наверху.
Словно в ответ на его слова, в указанном окне мелькнул какой-то отсвет. Ковёр тихо подплыл вплотную. Акела заглянул в щель между тяжёлыми занавесями. Его взору открылась небольшая, довольно уютная комната, освещённая неверным светом свечи. В глубине её, на низком диване, сидела женщина в длинной тёмной одежде. Перед ней стоял высокий пожилой монах в синей рясе.
Что-то неуловимое, но такое знакомое виделось в этом надменно глядевшего на женщину мужике. Где же он видел такой же н, презрительно надменный взгляд, отвисшую нижнюю губу? Но некогда было предаваться воспоминаниям. Чёрт, кого он так напоминает?
— Посмотри, — он ткнул Хана в бок, — никого тут не знаешь?
Тот прижался к щёлке, отшатнулся.
— Они оба здесь!
— Так это Магистр? — быстро спросил Барс, глянув в щель.
— Да. И сестра.
— Ну, что, «джамп»? — Акела глянул на Андрея. Тот помолчал, потом показал жестами — сначала быстро глушим мужика, с женщиной объясняется Хан. Акела кивнул, быстрым взглядом окинул остальных. Все всё поняли. Андрей движениями ладони показал Соловью «Сдвинь чуть-чуть ковёр». Взвесив на ладони тяжёлый нож, тщательно примерился и метнул его внутрь комнаты. Послышался глухой удар и стук упавшего тела, слабый женский вскрик. Ласка толкнула Хана.
— Пошёл! — и прыгнула за ним следом. Барс с Витязем влетели туда же секундой позже. Не обращая внимания на друзей, окруживших испуганную женщину, они метнулись к лежащему на ковре монаху. Пощупав сонную артерию, Андрей злорадно оскалился: «Жив!» В минуту спеленав его, они переместили его с обычного ковра на летающий. Труднее пришлось с сестрой Хана. Она нипочём не хотела лезть в окно, трясясь, как мокрая курица.
Время поджимало, времени на уговоры нулевое, в любой момент кто-нибудь мог зайти и поднять тревогу. Барс тоже понял. Маленький полушаг, неуловимое движение и женщина, не успев испугаться, оказалась в объятиях ошалевшего Соловья. На вопросительный взгляд Хана Андрей ответил обезоруживающей улыбкой. Они спрыгнули с подоконника и ковёр, отвалив от стены, поплыл к горе за оставленным викингом. Когда Эрик взгромоздился рядом с ними, волшебный транспорт резко набрал высоту и понёсся в сторону Червлянского удела.
— Хан, — окликнул Акела, — пока пленный отдыхает, расскажи-ка о нём поподробнее.
— Знаешь, — отозвался тот, — про него много чего говорили. Даже, что он летать умеет. Только что тебе в этом? Перережь ему горло — это самый лучший выход. И у тебя и у Руси будет гораздо меньше забот, поверь мне.
Витязь молча покачал головой.
— Он плохой! — вдруг с неожиданной страстностью выкрикнула Гульпан (так звали спасённую), — Убейте его! Он ещё много горя может принести. Он не человек.
— А кто? — удивился Василий.
