Нет солидарности, нет любви друг к другу. Недостатки друг друга рассматриваем через лупу. Может быть, мы утратим часть нашей самости, но эти качества сегодня смертельно опасны.
Издания, тиражом и форматом напоминающие стенгазеты, находят время и место лаяться друг с другом. «Дадим друг другу руки, а им – по морде», – называлась одна редакционная статья в «Империи». Протягивал руку всем – от «Памяти» и «Штурмовика» до «Дуэли» и «Завтра» – никто не оторвался от возведения чуть ли не мессианской отдельности. Щекатихина защищал – а он в ответ: процитировал без «жидов». Казакам давал заказные материалы, а они неоднократно не сдерживали обещания и не брали тираж. О необязательности в финансовых делах у вроде как понимающих важность неформальной цепочки людей не стоит и говорить, дело общеизвестное.
В общем, некая сонливость.
Всем нам пора понять, что русское дело сегодня – это создание своего, параллельного, мира. Не в коем случае не питать «системную» оппозицию, тем самым давая режиму аргументы в пользу его «законности».
Газета – дело изначально нерусское, но кое-чему пора научиться. Есть у всех сильные стороны. Но для того, чтобы независимая пресса существовала как система, надо их развить в себе. Иное смерти подобно. Ни о каком телевидении в наших условиях говорить не приходится. О власти тоже. К сожалению, можно констатировать, что атмосфера взаимного недоверия среди патриотов за 10 лет не рассеялась.
И невольно приходишь к выводу, что несговорчивость во многом объясняется изначальной заданностью. То есть велено «занимать свою нишу и не рыпаться».
Но не хочется завершать разговор на печальной ноте. Есть вещи и позитивные. Совместные кампании по поводу преследований патриотов (Семен Токмаков, Иван Орлов, Николай Лысенко), а также по поводу явных антирусских действий мировой и отечественной «закулисы» объединяют все большее число наших изданий и во все большем масштабе. Что касается «уснувшей» (на время ли, навсегда ли – не знаю) «Империи», то хочу с благодарностью отметить, что «Русский Вестник» с готовностью шел навстречу, «Завтра» – тоже («круглый стол» патриотов в декабре 1998 года – большое, может быть, символически важное, дело, хотя и запоздалое), «Я – русский» – идет. Причем пример последнего (за полгода существования тираж вырос до 15 тысяч) говорит о том, что будущее – за «экстремизмом», если понимать экстремизм как прорыв из безмыслия и подловатой осторожности. Как жертвенность ради родного народа, «приглашенного на казнь».
Лето бородатых пионеров
Микросага
«Уклоняешься от священного долга? А ну, к машинке! Текст – производить!» – такой вот голос, вероятно, сбоку, а не свыше, услышал я в это утро. Полтора года – ни строчки после двенадцати лет непрерывного писания. Полтора года ушли на чистое выживание, и прошли не без результата. И вот то ли совесть графомана заговорила, то ли тоска внешней жизни и устроенность внутренней (первая кажется непрошибаемой, вторая – с опасным налетом буржуазности).
Но писать я не хочу. Слишком это банально. С другой стороны, ничего другого не умею, а к писанине готовил себя годами.
Бывшие пионеры, мы все воспитаны на благородном романтизме типа «рукописи не горят». Оказалось, и страны «горят», причем среди них, пардон за патетику, и родина. Но все как-то живут: после клятвопреступлений, расстрелов, запредельной подлости, зазеркальной лжи, грандиозной деградации, вероломства власти.
Семья на даче, в далекой ярославской деревне. Дела в Москве закончены, осталось только встретиться с Лазарем Моисеевым. Он должен вернуть двести долларов… Надо сказать, что занимал он потому, что в Думе не выдали командировочные. А ехать-то ему надо было всего лишь в Питер, на конгресс изобретателей, от Думы же.
«У Лазаря – четыре высших образования, дающий массу преимуществ псевдоним, лысина и стимул работать, простой, как мычание: нет денег. Он поджар и подвижен. Знаменит тем, что составил панегирическую биографию Эйнштейна, размазав гения по стенке тонким-тонким слоем.
Лазарь готовит законы, редактирует их и доводит до кондиции. Когда «его» закон выходит – он на девяносто процентов – его, Лазаря. То есть Лазарь – это временами 90 % законодательной власти страны. На подготовку закона уходит неделя-две адской работы. За закон Лазарь получает 600 тысяч, то есть что-то около 130 долларов. Столько стоит импортный унитаз средней паршивости.
Закон для великой России стоит один унитаз.
Каменный Ломоносов выглядит анахронизмом со своей вдохновенной позой, как бы узревшим будущее величие России. Дебиловатые студенты – будущие журналисты, властители коротких дум – исписали подножие основателя их альма-матер бездарными стишками, наоставляли пустых банок из-под импортного пива, подобных той, в которой некогда у Окуджавы «роза красная цвела». Манежная перерыта. Менты вяло берут взятки на бойком, вероятно, престижном для них, месте. Жаркое лето 1996 года! Неподалеку здоровые парни у «Националя» парятся в нелепых фраках и котелках. Буржуинское уродливое царство словно сошло с «окон сатиры РОСТА». Скоро, как в Веймарской Германии, начнутся пулеметные перестрелки на улицах. И вот-вот придет Адольф Алоизович какой-нибудь карикатурный… Но пока вижу Лазаря Моисеева. Карман его нагрудный честно оттопыривается – назанимал, небось, у депутатов…
Да, назанимал у депутатов, которые тоже – без зарплаты: душка-президент выгреб все тупо, на свое переизбрание. Они философски настроены. Как-то застал в Думе четверых молодых народных избранников, в кабинете одного из них. Они сидели за чистыми столами и под гул кондиционера рассуждали: «Кто мы?…» И отвечали сами себе: «Мы себе снимся! Мы – сон!..»
– Лазарь, – спрашиваю, – что тобой движет, что тебя побуждает к деятельности в это вонючее время?
«Жить не на что, – отвечает он. – А так забился бы в глушь да выгнал бы там желчь и шлаки все»
Не знаю… Мне удалось внезапно «прибогатеть» с помощью старых друзей, и я с непривычки растерялся. В глуши как-то «не забивается». И после многолетней гонки за морковкой ты вдруг теряешься, когда она хрустит на зубах.
Мы перебираем знакомых «по стимулам»
Б. «фигурирует», что-то организует, кого-то собирает, сидит в им же созданных президиумах. Организаторский талант приложен. Результат и смысл вроде даже и не интересует.
А. твердо держит курс на собрание сочинений. Но это дело требует антуража. Кто-то их должен читать, кто-то – прилагать прочитанное к жизни. Их должны квалифицированно оценить, поругать-похвалить. Иначе получится вещь в себе – гони любой бред. Но Л. увлечен, доволен какими-то сдвигами.
З. объезжает мир, уже давно бескорыстно. Но мир так внаглую ввалился в нашу жизнь и смял ее, что чего и ехать-то? К тому же если раньше ты был подданным империи, тебя хоть и побаивались, но уважали, то теперь на тебе лежит печать полного идиота, позволившего согражданам раздолбить страну и с придурочным остервенением разбить-порушить все в ней мало-мальски ценное и прочное. Но 3., похоже, хорошо. Сплин разгоняется. Мысль, что Земля – круглая и потому осмотр ее конечен – его не пугает.
Жулебин как бы живет в позе лотоса, основав «Движение Ноль» (в юности, помню, у некоторых однокашников была идея основать движение каменизма с той же, примерно, целью). Он издает «фашицко-антифашицкий» журнал и компакт-диски со старыми песнями легендарной своей группы. Но не каждому дан столь очевидный талант и «улетная» безответственность.
Лазарь, говорю я своему, без иронии, очень мудрому знакомцу, что, если и хата есть, и жена умница-красавица, и дети не полные идиоты, что нынче – редкость, и друзей много, а тоска на душе смертная? Отчего? Ответь, ты ж образованный, в Думе работаешь.
Что ты! От тебя всегда такая энергия прет. Я – так просто бодрым ухожу, пообщавшись. Ты меня ошарашил…
Лазарь, как всякий одаренный человек, прям и непосредствен. В этом его обаяние и сила.
– Лазарь! Десять лет назад я напечатал в «Советской культуре» полупридуманный очерк «Невостребованные люди», где вывел мужиков полупотерянных – так то было тиражом миллионным, две полосы откликов напечатали, лауреатом стал вместе с Евтушенкой и Вознесенским. Шум был. Движение. Квакнешь – так четырехмиллионным тиражом, как в «Савраске», а то и семнадцати – как в «Крестьянке». А сейчас? Все в коконах. Ракетчики пьют. Атомщики из Обнинска «Сникерсами» на Киевском торгуют. Зло нагло окостенело. Мы на коне – но конь деревянный. Не скачет. Такое ощущение, что все согласились тихо помирать. Тот же Евтушенко жалуется, что за полное собрание спонсоры предлагают две тысячи «баксов». Тот же Вознесенский книжку с дыркой выпустил – внимание привлечь. Бред!
Лазарь задумчиво и скорбно смотрел на каменного Ломоносова. – Завидую! – кивает исток законодательства в сторону счастливого каменного лица. – Хотя тоже с масонерией-немчурой бодался. Зарплату медяками получал. Унизительно: едет основатель Академии, а за ним – телега медяков…
