собственной дочерью, — ровно ответил Фиргалл, оставляя без внимания безыскусное подначивание. Он не собирался давать зарвавшемуся молокососу поколебать своё спокойствие. — Я приехал не для того, чтобы упражняться с тобой в остроумии, — почти утомлённо продолжал сид. — Аэд хочет мира. Присягни ему и дай клятву, что не станешь покушаться на престол, и он, в свою очередь, забудет тебе то, что ты пытался похитить его внучку.
Губы Брана дёрнулись, а блестящие очи забегали по лицу собеседника, пытаясь напасть хоть на какую-то слабину. Корнамонец оказался загнан, но Фиргалл был опытный охотник и не хотел, чтобы тот перед концом загрыз хортицу.
— И освободи девчонку, — добавил сид как будто промежду прочим, но серые глаза Брана вспыхнули оживлением. Как затравленный зверь он кожей чуял дуновение воздуха из крошечной лазейки, по которой можно было выбраться из норы.
— Какое тебе до неё дело? — усмехнулся Бран, снова растекаясь по креслу, словно от того, сколько он занимал в нём места, зависела весомость его слов, и у Фиргалла промелькнула непрошенная мысль о том, что мальчишка далеко пойдёт.
— Тебе всё равно не получить выгоды. Продать её Залесцу не удастся, она ведь не Яронега. — Челюсть Брана сжалась, и Фиргалл понял, что не ошибся насчёт его намерений. — Или, быть может, за это время ты прикипел к ней и в самом деле женишься?
Но попытка Фиргалла скрыть за грубостью речей истинные побуждения не удалась.
— Может, и женюсь, — развязно ответил Бран. — Крапивник в руке лучше непойманного журавля, разве не так говорят?
— Оставь девчонку в покое, — жёстче, чем собирался, произнёс сид.
— А с чего ты так печёшься о ней? Будь я тобой, то после нынешнего бы к ней спиной лишний раз не поворачивался.
— Она спасла мне жизнь, — сдержанно ответил Фиргалл. Это было правдой и должно было удовлетворять представлениям Ворона о долге. — Я не оставлю её тебе. Назови свою цену.
Бран несколько мгновений к ряду не сводил с него стального немигающего взора так, словно они играли в гляделки, и Фиргалл вдруг понял, что недооценил противника.
Молодой сид победоносно прищурился. Старый лис был уже не тот, и Ворону удастся клюнуть его напоследок.
— Кранн Улл, — медленно и отчётливо произнёс Бран.
***
Он терпеливо дожидался, пока стражники переговаривались друг с другом, удостоверяясь в верности приказаний хозяина, прежде чем пропустить его. Наконец, постучав, они распахнули перед сидом дверь. Фиргалл даже успел подивиться учтивости этих дикарей.
Ах да, она же была невестой их господина.
Гнеда, предупреждённая о его приходе, сидела в углу на голой лавке, скрестив перед собой руки. Девушка была напружинена как перезревшая недотрога, и казалось, только коснись, и вся она разорвётся на маленькие злые кусочки.
Фиргалл, не стеснённый более ничьим посторонним присутствием, улыбнулся. Её воинственный и в то же время беззащитный вид заставил что-то в душе щемяще сжаться.
Он заметил, как легонько вздрогнули её плечи, когда открылась дверь, и знал, что Гнеда приложила усилия, чтобы не повернуть головы. Сид по-прежнему читал её как открытую книгу, но девчонка изменилась. Да она больше и не была девчонкой.
Гнеда выросла. В её глазах, которые ещё вчера смотрели на него с такой беззаветной верой и восторгом, уже не было почти ничего ребяческого, что так забавляло Фиргалла раньше. Она не стала краше, но теперь за чертами Северянина проглядывало что-то и от её матери, и эта смесь выходила по-своему привлекательной, если бы не болезненная худоба и неестественная бледность.
Кто сделал это с ней? Бран? Или глупый стародубский кошлок?
Ничего, поживёт седмицу-другую в Кранн Улл и вернёт свой смуглый румянец.
Ах, да. У него больше не было Кранн Улл. Как и не было Гнеды. Она никогда больше не захочет иметь с ним ничего общего, и Фиргалл не мог её в этом винить.
— Здравствуй, Гнеда, — поприветствовал он, проходя внутрь жалкой клетушки.
Сид почти услышал звук мысленного замка, лязгнувшего и закрывшегося на три оборота. Он сел напротив так, чтобы видеть её лицо.
Девушка подняла красные, но совершенно сухие глаза. Некоторое время она молча смотрела на него, и в её взоре, вопреки ожиданию, не было ни горечи, ни обвинения, ни ожесточения. Она уже всё это пережила, и теперь в тёмных очах отражалось лишь спокойствие и вновь обретённое достоинство. Гнеда взирала на него так, как дети изучают незнакомцев, со смесью любопытства и презрения.
Вдруг вершинки широких бровей подпрыгнули.
— Скажи, Айфэ… — начала Гнеда, но Фиргалл, не дав ей докончить, покачал головой.
— Нет. Он не знал.
Сид, сам того не замечая, болезненно сощурился. Это были не те воспоминания, к которым Фиргалл хотел бы когда-либо возвращаться, но, как назло, он отчётливо видел перед собой мечущегося сына, его растерянное лицо, искажённое вестью о предательстве и необходимостью сделать невозможный выбор. Для Айфэ то, что сделал отец, было вероломством, которому не было прощения.
Почему-то Фиргалл полагал, что в своё время он поймёт. Простит, потому что, в конце концов, такова была цена жизни его любимой женщины. Но сид ошибался.
— Вот почему ты никогда не одобрял нашей дружбы! — кричал Айфэ. — Ты не хотел, чтобы я привязывался к ней, как в детстве не позволял дать имя барашку, выбранному на заклание к зимнему пиру!
— Не только тебе, но и себе. Посмотри на это иначе. У зверей и птиц всё происходит похоже. Разве не выживает в орлином гнезде только один птенец, выпихивая и заклёвывая собратьев?
Брови Айфэ взмыли вверх.
— Да, только вот у соколов другой обычай, — проговорил он ледяным голосом.
Фиргалл встряхнулся, выныривая из воспоминаний.
— Айфэ ничего не знал, — глухо повторил он.
Гнеда кивнула и, чуть помедлив, протянула ему руку, в которой был зажат маленький предмет. Что-то холодное и увесистое скользнуло Фиргаллу на ладонь. Гнеда быстро отняла пальцы, избегая касания, и сид увидел перед собой крошечный серебряный жёлудь.
— Ты решил выдать меня за Яронегу с самого начала. На всякий случай. Ведь Войгнев и правда мог искать её первое время. А коли бы нашёл меня, не велика потеря.
— Едва ли он стал бы вредить тебе, — сам не зная, зачем, возразил Фиргалл, но Гнеда лишь усмехнулась, покачав головой. Они оба знали, как неправдоподобно это звучало. — Ты свободна ныне, и вольна ехать, куда знаешь. Бран не станет держать тебя,
