В заключение своего письма П. П. Семенов высказал, что он не взял бы на свою совесть поставить на карту существование такого дорогого и практически полезного сооружения, каким представляется «Ермак», тем более, что гибель такого судна (может быть, даже и со всем его экипажем), кроме крупного материального ущерба для казны, дискредитировала бы надолго все более скромные попытки полярных плаваний, частые неудачи которых не представляются столь чувствительными. Мне не сразу удалось узнать, какое направление приняло мое ходатайство перед министром финансов, а когда до меня дошло известие о том, что спрошено мнение вице-председателя Географического общества, то я 15 апреля (н. с.) отправился к нему и вышеприведенный его ответ узнал лично от него.
Из продолжительного разговора с П. П. Семеновым я понял, что он не симпатизирует моему желанию идти в большие широты. И если бы я задался более скромной задачей, как, например, опись берегов Новой Земли, то тогда Географическое общество могло бы оказать поддержку.
Вернувшись от П. П. Семенова, я написал ему следующее письмо[200].
«5 апреля 1901 г.
Милостивый государь Петр Петрович.
При разговоре со мною 2 апреля о возможности с ледоколом „Ермак“ производить исследования Северного Ледовитого океана Вы изволили высказать общие условия, которым должен отвечать корабль, предназначенный для таких целей. По мнению Вашего Высокопревосходительства, корабль должен быть деревянный, малого размера, с ограниченным экипажем, и на случай необходимости оставить корабль должны быть средства для следования на санях всему экипажу. Корабль должен идти в полярную область на продолжительное время, 2–3 года, и иметь запасы, даже если бы пришлось остаться и 4 года. На корабле должны быть ученые всех специальностей, и экипаж должен состоять из охотников, которые должны знать, на что они идут.
С мнением Вашего Высокопревосходительства я вполне согласен, если это относится к тем способам, которые до сих пор практиковались, ибо отправлявшийся в полярную область путешественник с маленьким судном и малой машиной предоставлен был на волю судеб.
Моя мысль заключается в том, чтобы посредством сильных машин разламывать полярный лед и идти для исследований по заданному направлению. Если это осуществимо, то изменяется совершенно тип полярных исследований, которые придется организовывать на других началах.
Большому ледоколу нет надобности оставаться несколько лет во льдах, он должен делать свои исследования – гидрологические, магнитные, биологические и другие по пути следования совершенно так, как это делали на „Челленджере“, как я это делал на „Витязе“ и как делают вообще ученые экспедиции. Механические лебедки и прочие машины большого ледокола дают полную возможность производить эти работы с должным успехом. Судно останавливается на 2–3 часа, и за это время получаются полные глубоководные наблюдения. Если простоять 6 часов, то можно при ясной погоде на льду сделать определение всех трех магнитных элементов.
Продолжительное пребывание (2–3 года) важно для метеорологических наблюдений, но производство таковых не требует большого корабля, нужна лишь незначительная станция с экипажем в 1/2 дюжины людей.
Если идея моя о возможности пробиваться сквозь льды верна, то дело ледокола пройти Ледовитый океан вдоль и поперек, чтобы открыть земли, которые там есть, измерить глубины, определить магнитные элементы, температуру и соленость воды в разных слоях и изучить состояние льдов. Для продолжительных метеорологических и других наблюдений ледокол должен развозить в различные места наблюдателей, дома для них, провизию и прочее. Таким порядком исследование будет более систематично, и ледоколу „Ермак“ вполне под силу высадить в нынешнем же году партию наблюдателей на северную часть Новой Земли, куда еще нога ученого ни разу не ступала, на Семь островов, лежащих к северу от Шпицбергена, на Землю Гилли и, наконец, на ту землю, которую полагаем, что мы видели. Возможно, что на просторе Ледовитого океана откроются еще новые острова; ледокол может высаживать партии исследователей и на них, причем размеры большого ледокола позволяют подвезти этим партиям всякие удобства, какие им требуются.
Вот те выгоды, которые достигаются применением ледоколов к исследованию Ледовитого океана, если действительно ледокол в состоянии побороть полярные льды и прокладывать себе через них путь по желаемому направлению. Следовательно, весь вопрос в том, можно ли или нельзя с ледоколами следовать через льды Ледовитого океана.
Мысль о том, что полярные льды можно побороть, зародилась у меня в 1892 г., а в 1897 г. я выступил с ней как в Географическом обществе, так и в Академии наук. Оба эти ученые учреждения не признали эту мысль верной, а потому и не поддержали меня своим авторитетом. Академия наук постановила, что в моей записке она не нашла доказательств правильности моей мысли, Географическое же общество хотя и не формулировало своего мнения по этому предмету, но отдельные лица на бывшем совещании высказывали, что лед Ледовитого океана разламывать невозможно, что лед от продолжительного пребывания в больших массах подвергается метаморфозе, а потому ломать его будет не под силу никаким машинам.
Ваше Высокопревосходительство, однако же, нашли возможным дать мне случай публично изложить мою мысль об исследовании Ледовитого океана при посредстве ледоколов в большой аудитории, что и дало толчок делу. Я предложил построить большой пробный ледокол для коммерческих целей, а посему деньги были ассигнованы не для научных целей, а для коммерческих, и, следовательно, постройка ледокола не отняла от денег на научные исследования ни одной копейки.
Предположения мои относительно льдов Балтийского моря вполне оправдались. Ледокол, вопреки мнению многих, в самое суровое время года прошел через все льды Финского залива до Кронштадта, оказался удобоуправляемым и вполне годным для проводки коммерческих судов в каких угодно льдах. Многие корабли он уже спас от верной гибели, дал толчок зимней торговле Риги, поддержал зимнюю коммерцию в Ревеле и, выручив броненосец „Генерал-адмирал Апраксин“, с лихвой вернул государству те деньги, которые на него затрачены. Ввиду этих фактов никто не посмеет упрекнуть меня в том, что я ввел казну в непроизводительный расход.
Относительно ломки полярных льдов оказалось следующее: лед полярный даже при своей огромной толщине ломается лучше, чем пресноводный, но местное давление, обнаруживаемое им при быстром набеге, оказалось далеко превосходящим то, что мы имели в Балтийском море. Лед, почти пресноводный, Балтийского моря при прикосновении к нему крошится, а соленоводный обминается и при этом в уплотненном состоянии может обнаружить большое местное давление. Есть, однако же, и предел этого сопротивления, который мы прощупали путем практическим, а именно: при первом входе ледокола во льды, сравнительно слабые, от 4 до 7 фут., корпус ледокола так вибрировал, что я, пройдя 2 мили, решился вернуться обратно. Подкрепив носовую часть наскоро, сколько возможно было в один месяц, я вторично вошел во льды, и уже с этим небольшим подкреплением, усилившим связи в носу всего на 20 %, ледокол мог пройти 230 миль, встречая тяжелые сплошные льды до 14 фут. и торосы до 22 фут. в вышину и до 50 фут. в глубину, т. е. всего около 70 фут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
