К полудню мне почти удалось оторвать доску, но тут со стороны двора послышались тихие шаги. Я тут же лег и притворился больным. Глядя из-под век, я видел, как поверх двери в сарайчик заглянул Роджер.
Понаблюдав немного, он пошел прочь, теперь уже громко топая.
К позднему вечеру я достаточно расшатал доску и уверился, что смогу быстро ее вытащить. Зная, что в нужную минуту действовать придется мгновенно, я постарался предусмотреть все случайности. Квигги, вероятно, проверят меня с наступлением сумерек, либо до того, как принесут обед и запрут амбар, либо после, так как последнее, что они сделают это выпустят собак. В моем распоряжении будет промежуток от проверки до появления во дворе собак; если я выйду позднее, они разорвут меня в клочья.
При первой возможности я должен собрать картофелины и оторвать доску. Потом ее нужно будет вернуть на место, иначе собаки заберутся в сарайчик, начнут лаять, Квигги всполошатся, пустятся в погоню и настигнут меня раньше, чем я успею пройти хотя бы полмили. Закрепив доску, я должен буду — за сараем, чтобы не увидели Квигги, — перелезть через стенку, пока собаки остаются на цепи.
Далее нужно будет пойти по дороге или напрямик. Над этим я раздумывал часами и наконец остановился на последней возможности, рассчитав, что бегство мое, если все пойдет по плану, обнаружат часов через восемь или десять, а за это время я пройду торфяники и доберусь до низинных земель, где, среди деревень и ферм, буду в относительной безопасности. Решило дело то соображение, что по пересеченной местности мои преследователи смогут передвигаться не намного быстрее меня, на дороге же их преимущество будет огромным. Погода (за холодным сухим днем должна была последовать такая же ночь) благоприятствовала погоне с собаками, но и моему бегству тоже, так как даже в отсутствие луны небо будет ясным и в свете звезд я не собьюсь с пути. Умея находить Полярную звезду, я не сомневался, что смогу ориентироваться по звездному небу. Я замыслил отправиться прямо на юг; пусть это очевидное решение, но петлять, обманывая погоню, бесполезно: собаки легко обнаружат мой след. Кроме того, на севере лежали неприютные земли, на юге же, не так уж далеко, располагались деревни и городки.
В оставшиеся часы я вновь и вновь прокручивал в голове все свои будущие шаги, чтобы в дальнейшем действовать автоматически; подготовил рубашку и курточку, чтобы унести в них картошку, и научился собирать ее в считанные секунды. Сгустились сумерки, и я услышал, как мальчики возвращались с работы. Через щели в досках я наблюдал, как они зашли в амбар, как Квигги принесли им обед. Наконец Квигги вышли, с фонарями в руках (было уже темно) и заперли амбар. Что, если они не станут меня проверять, а сразу спустят собак? Они как будто совещались, и, вопреки своему плану, я почти решился начать побег сразу. Но тут один фонарь отделился от остальных и двинулся в мою сторону. Я проворно лег на пол и прикрыл глаза. Фонарь показался над дверью, рядом со мной на солому шлепнулись две картофелины. Как только фонарь скрылся, я вскочил, собрал картофель и спрятал в рубашку, как можно тише оторвал расшатанную доску и шагнул во двор. Собаки залаяли чаще — это значило, что скоро их спустят с цепи. Сердце в груди запрыгало, инстинкт подталкивал бежать, но я заставил себя понадежней втиснуть доску на место. Потом я побежал к стенке и начал карабкаться. Ограда, как обычно в этих краях, была сделана из больших камней, опора для рук и ног имелась, и все же задача оказалась труднее, чем я думал, потому что мне не хватало сил и мешали картофелины за пазухой. Добравшись до вершины, я успел потерять три или четыре штуки, но спуститься не решился: разглядеть мой силуэт на фоне усыпанного звездами неба мешал только амбар, расположенный между мною и фермерским домом.
Когда я начал спускаться, у меня закружилась голова; цепляясь за камни, я мог бы содрать себе кожу, поэтому я предпочел упасть. К моему ужасу, падать пришлось с большей высоты, чем я рассчитывал: вдоль ограды шла канава, о существовании которой я не догадывался, и, соответственно, приземлился я тяжело и неловко.
Я ободрал коленку, поцарапал голень и подвернул лодыжку, но серьезных повреждений не получил. Однако раздумывать об этом было некогда, так как по ту сторону ограды забегали собаки. Их, вероятно, привлек звук моего падения; оставалось рассчитывать на то, что у их хозяина слух не такой тонкий. По звукам, доносившимся из-за стены, я понял, что собаки нашли картошку и набросились на нее. Слава богу, они уничтожали улики, вместо того чтобы доставить их Квиггу! Я старался дышать как можно тише, собаки тявкнули пару раз и унеслись в другой конец двора.
Когда я встал и наступил на правую ногу, лодыжку пронзило болью. Стало ясно, что пересечь торфяники мне не удастся, я не смогу карабкаться на пригорки и перепрыгивать через рвы. Я поспешно захромал к боковой дороге, которая вела к основной, и, добравшись туда, двинулся вдоль нее. Я постоянно оглядывался; вблизи вершины пригорка мне вздумалось — в последний, как я надеялся, раз — посмотреть на ферму. В двух верхних окошках светились огоньки, но один из них тут же погас. Временами взлаивали собаки, но в остальном на залитой светом звезд ферме все было спокойно, и я поспешил вперед. Вскоре передо мной неясно заблестела большая дорога. Я улучил момент, чтобы сунуть в рот картофелину, повернул налево, к югу, и зашагал настолько быстро, насколько позволяла подвернутая нога.
Окружающая местность показалась бы красивой, если бы не была такой неприветливой. Подвернутая нога сильно затрудняла передвижение и — что очень меня беспокоило — с каждым шагом все больше болела. Требовалась какая-нибудь палка, чтобы на нее опираться, но в безлесной местности на такую находку нельзя было рассчитывать.
Я хромал больше часа, не встретив ничего, кроме боковых съездов к трем фермам, строения которых виднелись в стороне от главной дороги; шаги мои замедлялись из-за усиливавшейся боли в ноге. Других домов мне не попадалось, равно и перекрестков и хоть каких-нибудь перемен в невыразительном ландшафте. Но затем, в паре миль впереди, вспыхнул и стал приближаться огонек; поскольку я решил прятаться от встречных повозок (на случай, если мои преследователи будут расспрашивать кучеров), пришлось пожертвовать драгоценными минутами, залечь — за неимением другого укрытия, вроде ограды или канавы — в траву и папоротник и ждать, пока повозка (небольшой фургон) прогромыхает мимо.
Прошло еще около часа, и я, в очередной раз оглянувшись, заметил сзади еще одну повозку. Она мчалась во весь опор, и, опасаясь наткнуться на преследователей (хотя у Квиггов, как я знал, экипажа не было), я снова спрятался и стал наблюдать из укрытия. Вблизи я разглядел, что это была почтовая карета; на полсоверена, полученных от Стивена, я мог бы проехать две-три станции, поэтому я вышел на середину дороги и стал махать руками над головой. Кондуктор протяжно затрубил в рожок, мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы пропустить экипаж, кучер хлестнул меня плеткой. Я пришел в ярость, но потом понял, почему им не хотелось останавливаться среди ночи в таком пустынном месте. Понял я также, что поступил глупо: в почтовую карету мог сесть кто-нибудь из Квиггов, чтобы меня опередить.
Я ковылял еще час или два, твердо решив прятаться от всех экипажей, в каком бы направлении они ни двигались, правда, испытать прочность своего решения мне не пришлось. Перекрестков по-прежнему не было, лишь изредка попадались фермерские дома, расположенные в одной-двух милях от дороги. По моим подсчетам, пошел уже второй, а то и третий час ночи; в голове вертелись мысли о том, что, быть может, происходит на ферме: бегство мое обнаружено, собаки спущены с цепи, Квигги седлают лошадей и пускаются в погоню. Если все это еще не случилось, то случится в скором времени, собаки укажут направление, двое Квиггов пустятся верхом, со скоростью раза в три или четыре большей, чем моя, третий, с собаками, последует за ними пешим ходом. Я пустился в невеселые расчеты: даже если предположить, что мое отсутствие будет обнаружено только на рассвете, то есть через четыре-пять часов, до места, где я нахожусь сейчас, Квигги доберутся за полтора часа, а до места, куда приду на рассвете, — еще за полчаса с небольшим. С подвернутой ногой я едва ли успею добрести до оживленной местности, где дорога многократно разветвляется.
Вглядевшись в даль, я заметил на серебристой дороге темный контур. Да, впереди точно маячила повозка, на ней светилась пара слабеньких огоньков. Хотя нога разболелась еще больше, я ускорил шаги и, пройдя милю или две, разглядел восьмиколесную телегу. Мне понадобился почти час, чтобы с нею поравняться и различить груз — огромные вязанки дров, небрежно прикрытые просмоленной дерюгой. Увидев, что сопровождающий и кучер с головой погружены в беседу, я принялся мучительно размышлять. Можно и дальше шагать и шагать, но, если дорога будет все так же однообразно тянуться и меня не подберет какой-нибудь экипаж, Квигги рано или поздно меня настигнут, тем более что силы мои на исходе. А можно забраться в эту телегу, идет она пока с той же скоростью, что и я, но в отличие от меня не устанет, собаки тогда потеряют след, я, быть может, скоро доберусь до перекрестка или развилки, где преследователи не будут знать, куда свернуть.
