Ссора
– Зачем ты так? А вдруг она бы проснулась? – неожиданно недовольно зашипела на меня супруга, стоило нам встретиться с ней глазами.
– Я не смог…
– Что ты не смог? – не унималась она, сорвав с лица маску.
– Убить ее.
– Она уже была мертва. Хуже, чем мертва. Ты не понимаешь что‑ли? – супруга стояла напротив меня, прижимая к себе дочерей, образовав с ними единый монолит, будто противостоящий мне, и ее глаза в свете фонаря сверкали, словно извергая искры.
– Что ты так завелась? – устало спросил ее я, недоумевая зачем она усложняет наше и без этого нелегкое положение, особенно теперь, когда мы добрались до нужного места, успешно пережили долгий день и безумную ночь, и по видимости оказались, наконец, в безопасности.
– Я завелась? Ты действительно считаешь, что я «завелась»? Это ты так называешь? Как будто мы обсуждаем какую скатерть купить для кухонного стола?
– Если ты такая крутая и смелая, что же ты сама ее не прикончила? По твоему, я один должен делать всю грязную работу, а ты будешь только наблюдать и критиковать?
– Что за бабский базар? Кто у нас мужик? Я что‑ли? – фыркнула она, окинув меня презрительным и брезгливым взглядом
– Просто скажи мне прямо о том, что тебя так завело? Просто скажи, как есть! – я медленно вдохнул и выдохнул, стараясь сдерживать в узде свое поднимающееся негодование столь неуместным и несправедливым поведением супруги, понимая, что это лишь реакция ее психики на события прошедшей ночи, и если я буду спорить и вступать в конфликт, то сделаю лишь хуже.
– Я хочу сказать, что ты поставил меня с детьми в рискованное положение. Ты должен был сразу ее убить. Как того типа в подъезде. Своей этой палкой… или шваброй… что там у тебя… А ты так не сделал. Ты выкатил ее «живой», прокатил прямо передо мною и детьми, зная насколько это небезопасно.
– Что ты имеешь ввиду – «небезопасно», ‑ спросил ее я просто для того, чтобы потянуть время и придумать нужные слова, чтобы разрешить конфликт.
– Ты прикалываешься? – взвизгнула в ответ она.
– Нет, а тебе не стоит так кричать. Вдруг мы тут все еще не одни.
– Оооо… Так вот теперь ты начал беспокоиться о нашей безопасности, да? – вскрикнула она и тонкая венка на ее лбу часто запульсировала.
– Так ты мне скажешь, в чем на самом деле проблема? – примирительно, менторским, нарочито спокойным тоном переспросил ее я.
– А ты не догадываешься?
– Ты знаешь, дорогая, я черт его дери устал, спасая наши задницы из пожара. За одну сегодняшнюю ночь мне пришлось пережить столько, сколько я не переживал за всю прошлую жизнь. Я голоден и хочу спать. И еще – как ты можешь видеть, в моих руках не имеется волшебного шара оракула. Так что давай я не буду «догадываться». Давай ты мне просто скажешь в чем твоя проблема и нам этом мы закончим? – язвительно, четко выговаривая каждое слово ответил ей я с издевательски нейтральной тональностью в голосе, которая нарочито контрастировала с ее возбужденными истерическими вскриками.
– Ооо! Волшебный шар оракула! Как же ты складно говоришь? Считаешь себя самым умным что ли? А я для тебя какая‑то дурочка, да?!!
– Нет. Ты не дурочка. Ты – моя жена.
– И что это, по твоему, значит.
– Только то, что я сказал.
– Я – дурочка только потому что, вышла замуж за такого тупого осла, как ты? – злобно выдавила она из себя, брызнув мне в лицо капельками слюны.
– Ты уверена, что ты действительно считаешь так, как сказала? – сдавленным шепотом ответил ей я вопросом на вопрос, чувствуя как теряю контроль над своим терпением и как ярость вскипает внутри меня, словно бурлящий кипяток в стоящем на огне чайнике.
– Да! И что? – кинула она в меня коротко и вызывающе.
– А то, что у тебя не хватает яиц сказать мне то, что на самом деле тебя возмутило.
– Ну конечно! Ты думаешь, что яйца есть только у тебя. Два твоих маленьких яичка с которыми ты носишься, словно с писанной торбой, от которых, впрочем, нет никакого толка.
– Что ты несешь, вообще? Ты сама себя слышишь?!!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я себя слышу. Отлично слышу. И к твоему сведению, у меня есть яйца. Два гребаных яичника! Которыми я и сделала наших детей. И выкормила! И вырастила! Ими и вот этими сиськами! – она схватила себя за грудь и принялась яростно трясти ими, – А вот этими руками я мыла, кормила и драила, много лет подряд, обслуживала вас, обстирывала и подтирала ваши жопы – она вскинула руки и скользнула острым ногтем по моему носу, – а где ты был все то время? Где угодно, только не с нами. Вечно шатался вне дома и приходил поздно, в то время, когда весь дом, дети и твоя идиотка мать были на мне. И вот теперь не надо относиться ко мне, как к маленькой дурочке! Понял меня! Хватит!!! Я – не дурочка!!! И у меня есть яйца, которые побольше твоих будут!!!
– Это просто невообразимо, что ты все свалила в одну огромную кучу. Кони, люди, все у тебя смешалось!!! – выкрикнул я, сжимая кулаки и окончательно теряя самообладание, – я не сомневался в твоих яичниках! Я хотел сказать, что ты вот сейчас начала эту гребаную ссору на пустом месте и даже не можешь сформулировать и высказать мне причину своего недовольства. Хотя я и сам знаю в чем твоя проблема.
– О да! Ты у нас такой умный! Такой продвинутый! Образованный! За границей учился! Не то, что я, да? Куда мне до тебя! Да‑да. Я это много раз уже слышала от твоей матери, – она окончатлеьно перешла на крик и теперь визжала так громко, что если бы мы в магазине были не одни, то к тому времени обязательно бы накричали на себя беду.
– Послушай. Давай выдохнем…, ‑ ответил я уже спокойнее, понимая насколько глупо мы оба себя ведем и что если я первым не пойду на примирение, наша внезапная ссора может для всех нас стать роковой, – ты же так не думаешь на самом деле. Ты просто устала. И я устал. Мы все устали. У нас были долгие и сложные день и ночь. И теперь ты просто срываешься на меня.
Будто вмиг растеряв запал, она вдруг отвернулась и заплакала. Ее острые худые плечи дергались вверх и вниз, а пальцы на руках нервно сжимались и разжимались. Дети же молча стояли возле нее, хлопая глазками и непонимающе переводя взгляды от матери ко мне.
– Ты не убил ее, потому что она – молодая и красивая, а я уже нет. Мне почти тридцатник и я стала страшной, – жалобно всхлипывала она, уткнувшись в воротник своей куртки.
Я все понимал сам. И ей не нужно было ничего мне объяснять. И увидев ее слезы, мой гнев также моментально растворился и мне стало за себя стыдно.
– Ты меня ревнуешь в зомби? – примирительно, с вымученной улыбкой на лице, спросил ее я.
Она в ответ кивнула головой.
– Ты же понимаешь, что это нелепо?
Она снова кивнула.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя.
Опять кивок.
– И только тебя?
Кивок.
Потом я подошел к ней вплотную и обнял, стянув со своего лица маску и ища губами ее губы. Она тесно прильнула ко мне и подняла свое лицо к моему.
Мы поцеловались. И снова стали родными людьми, дружными партнерами у которых одна цель – выжить и спасти детей.
– Прости… Наверное это гормоны… Скажи спасибо, что меня не терзает токсикоз…, ‑ жарко прошептала она мне в ухо, когда наши губы, наконец, оторвались друг от друга. И я почувствовал себя еще более виноватым от того, что снова забыл, что она была беременна и то, что в ее положении ей приходилось намного сложнее, чем мне…
Простояв так еще минуту, обнимая друг друга и целуясь, мы, наконец, принялись за дело…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Рассвет
– Родители! Я хочу кушать… и спать…, ‑ строго обратилась к нам старшая дочь, недовольно смотря на нас снизу вверх.
– Я тоже…, ‑ пискнула младшая, поддержав старшую сестру, капризно плюхнувшись попой на пол и обняв плюшевого единорога.
– Сейчас все будет, – нарочито бодрым тоном ответил им я, глубоко вдыхая воздух помещения, отмечая про себя, что мой нос улавливал лишь запах гниющих продуктов, но никакой сладковатой аммиачной вони.
