Солдаты смеются среди трупов. Ничего удивительного – они вдруг поняли, что выжили в этой страшной битве. Как вспоминал участник сражения Ложье: "Они смотрят друг на друга, как будто изумляясь, что еще живы. Незнакомые начинают разговаривать, каждому хочется рассказать, что с ним случилось за этот день."
…Не задерживаясь на том страшном месте, французская армия двинулась вслед отступавшей русской армии, на Москву. Оставив позади Бородинское поле с десятками тысяч убитых и тысячами забытых и брошенных раненых.
Русский полковник Лейб-гвардии Финляндского полка из прибалтийских немцев Фон Менгден раненым попал в плен к французам уже после занятия ими Москвы. Вместе с другими пленными его гнали в Смоленск через Бородинское поле. Спустя 18 дней после сражения трупы убирали только волки, лакомившиеся человеческим мясом. Оставшиеся к тому времени в живых раненые питались сухарями, которые они отыскивали в ранцах убитых. В деревне Горки полковник увидел трех раненых русских солдат, которые сидели рядом, прислонившись к стене чудом уцелевшей избы. Двое уже умерли, третий еще жил. Над полем битвы стоял непереносимый смрад разлагавшейся человеческой плоти.
![]()
Рисунок Христиана Вильгельма Фабер дю Фора
Прошло чуть более месяца, и оставив сожженную Москву, вынужденная отступать по старой смоленской дороге французская армия вновь вернулась на Бородинское поле.
"Миновав Колочь, – вспоминал де-Сегюр, – все угрюмо продвигались вперед, как вдруг многие из нас, подняв глаза, закричали: Перед нами расстилалась утоптанная, опустошенная, разоренная почва; все деревья были срублены на несколько футов от земли; далее – виднелись холмы со сбитыми верхушками, – самый высокий из них казался самым изуродованным. Мы находились словно на погасшем и разбросанном вулкане. Земля вокруг нас была покрыта обломками касок, кирас и оружия, сломанными барабанами, обрывками военных мундиров и знамен, обагренных кровью".
Растоптанные в день кровавой битвы хлеба успели взойти, их некому было убирать. 8–й французский корпус, специально оставленный Наполеоном на поле битвы, чтобы подобрать раненых и похоронить убитых, так и не успел закончить свою скорбную миссию. Ранние холода не давали разлагаться множеству неубранных трупов людей и лошадей.
"На этой всеми покинутой почве, – продолжает де-Сегюр, – валялось около тридцати тысяч наполовину обглоданных трупов. Над всем этим возвышалось несколько скелетов, застрявших на одном из обвалившихся холмов. Казалось, что сама смерть утвердила здесь свое царство. Император проехал быстро. Никто из нас не остановился: холод, голод и неприятель гнали нас вперед."
В отступавшей армии с ужасом передавали слухи, что не все лежавшие на этом поле были мертвы. Солдаты одной из частей, продвигаясь мимо этого зловещего места, вдруг услышали стоны. Раненый русский солдат был еще жив. Во время битвы ему оторвало обе ноги, он очутился в овраге среди убитых, и был забыт там. От холода он укрывался в трупе лошади, внутренности которой были вырваны разорвавшейся гранатой. Он утолял жажду и промывал свои раны мутной водой, скопившейся в лужах на дне оврага. Питался подгнившим мясом убитых товарищей.
"Дальше, – вспоминал граф де-Сегюр, – мы снова увидели большой Колоцкий монастырь, обращенный в госпиталь. Он представлял собой еще более ужасное зрелище, чем поле битвы. На Бородинском поле была смерть, но также и покой; там, по крайней мере борьба была окончена; в Колоцком монастыре она все еще продолжалась. Казалось, что тут смерть все еще преследует тех из своих жертв, которым удалось избегнуть ее на войне".
Раненые умирали от недостатка медицинской помощи. Распоряжение Наполеона об их заблаговременной эвакуации не выполнили. Сотни калек выползли на дороги, умоляя проходящую мимо армию спасти их. Французский император приказал, чтобы каждая из повозок бывшей великой армии, вне зависимости от ее назначения, подобрала по одному раненому. На этот раз приказ императора исполнили. Но едва войска снова тронулись в путь, как маркитанты стали сбрасывать этот ненужный "груз" в придорожные канавы. Среди выкинутых был даже раненый французский генерал. "От него мы узнали, – рассказывал де-Сегюр, – о совершенном преступлении. Вся колонна содрогнулась от ужаса, – который охватил также и Императора, ибо в то время страдания не были еще настолько сильными и настолько всеместными, чтобы заглушить жалость и сосредоточить лишь на самом себе все сочувствие".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Едва пройдя страшное Бородинское поле, свита французского императора увидела множество только что убитых русских солдат. Каждому методично размозжили голову прикладом, и окровавленный мозг был разбросан тут же. Французы знали, что впереди них шло около двух тысяч русских пленных под конвоем испанцев, португальцев и поляков. Коленкур не выдержал: "Так вот она – пресловутая цивилизация, которую мы несли в Россию!"
"Наполеон отвечал лишь мрачным безмолвием, – вспоминал де-Сегюр, – но на следующий день эти убийства прекратились. Наши ограничивались тем, что обрекали этих несчастных умирать с голоду за оградами, куда их загоняли словно скот…" Чем же это отличалось от гитлеровских концентрационных лагерей?
Армия захватчиков оставила Бородинское поле и навсегда исчезла в холоде русской зимы и огне партизанской войны.
После изгнания французов русская полиция пригнала крестьян, которые собирали останки и сжигали их на кострах. Тем не менее, вспыхнула эпидемия, и в близлежащих селениях умерло много жителей. В 1813 г. не кому было засевать Бородинское поле, ни одно зерно не было брошено в землю, но почва столь обильно удобренная кровью и человеческой плотью без всякой работы землепашцев дала богатый урожай хлеба…
Глава 52. Березина как зеркало Бородина – последнее сражение Отечественной войны 1812 года, о котором до сих пор спорят историки
29 ноября 1812 года, завершилась битва на реке Березина – это событие навсегда вошло не только в историю, но и в язык Франции. C'est la Berezina – и ныне говорят французы, когда хотят обозначит полный крах, провал, катастрофу… Именно тот день на Березине стал началом конца «Объединённой Европы» Наполеона, коалиции европейских государств, с которой он шёл покорять Россию. Одновременно, некоторые современники и историки последующих веков считали Березину успехом Бонапарта.
Попробуем рассказать о том, кто же выиграл и проиграл ту битву, как «упустили» Наполеона и как гениального полководца Европы сломала Березина…
«Дело становится серьезным»
22 ноября 1812 года, на втором месяце отступления из Москвы, армия Наполеона оказалась в стратегическом окружении. Русские войска перехватили единственную дорогу на Запад – мост через реку Березина в городе Борисов (ныне райцентр Минской области Белоруссии). «Дело становится серьезным», – мрачно заметил Бонапарт приближённым, видимо, впервые ощутив в России холодок полного разгрома…
Из некогда 600-тысячной «Великой Армии» вместе с Наполеоном в те дни находилось чуть более 70 тысяч. Из них лишь половина сохраняла дисциплину и боеготовность, остальные превратились в «одиночек» или «отсталых» – как называли французские солдаты тех, кто думал уже только о бегстве и спасении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но император Франции по праву считался блестящим полководцем – после Смоленска он сумел оторваться от основных сил Кутузова, наступавших с Востока. И к концу ноября 1812 года Наполеону у берегов Березины противостояли две небольшие русские армии – пришедшие с юга, из Украины, 25 тысяч солдат адмирала Павла Чичагова и наступавшие с севера 35 тысяч солдат генерала Петра Витгенштейна, до того защищавшего от французов путь на Петербург.
Именно солдаты Чичагова разрушили спасительный для Наполеона мост в Борисове, они же захватили французские склады в Минске, а солдаты Витгенштейна – склады в Витебске, лишив Наполеона последних стратегических запасов. Дело действительно становилось серьёзным – с 22 ноября 1812 года речь шла об окончательном разгроме наполеоновской армии.
