![]()
Само же союзное командование антифранцузской коалиции в декабре 1813 года, решаясь форсировать Рейн и наконец-то перенести войну во Францию, очень боялось партизанской войны. Все еще очень хорошо помнили народный энтузиазм французов времён революции двадцатилетней давности. Все, особенно русский император Александр I и его штаб, на собственном опыте прекрасно понимали, чем может грозить народная война против оккупантов.
Понимал всё это и сам Бонапарт. Уж его-то опыт войны с партизанами, пусть односторонний, был больше, чем у прусского короля, русского царя и австрийского императоров вместе взятых. С конца 1813 года владыка Франции разработал поистине наполеоновские планы уже своей партизанской войны.
Раздувать её пламя Наполеон планировал по-военному чётко – при штабе каждой французской армии назначался генерал, отвечавший за вооружённое восстание и подготовку партизан в каждом конкретном департаменте Франции. Формирование партизанских отрядов тормозило отсутствие ружей – после затяжных и неудачных войн, накануне вторжения союзников во Францию, Наполеону их не хватало даже для вооружения новобранцев регулярной армии. Тем не менее, организационные структуры будущих партизан-бонапартистов были созданы и оказывали на противника влияние уже самим фактом своего существования.
«Отделение Наполеона от Франции»
Поэтому накануне вторжения во Францию союзники начали настоящую пропагандистскую атаку. Они вполне разумно начали «отделение Наполеона от Франции», т. е. формирование общественного мнения французов в удобном для антинаполеоновской коалиции ключе. Еще с октября 1813 года в крупнейшие города Франции потоком пошли «подмётные» письма, в которых утверждалось, что именно союзники принесут мир для уставшей от войны Франции, а препятствием к этому служит лишь упёртый Бонапарт, ослеплённый совей былой славой. Такая пропаганда была понятной и логичной для всех французских обывателей – выгоды былых побед померкли, в то время как бесконечная война достала во Франции уже почти всех.
Три последних месяца 1813 года подготовленные к наступлению армии союзников стояли у границ Франции на восточном берегу Рейна и вели пропагандистскую атаку позиций Наполеона. Министр иностранных дел Австрийской империи Меттерних вполне откровенно озвучил суть этой пропагандистской подготовки: «Наша нравственная цель очевидна – мы воздействуем на дух Франции».
«Французы! Не верьте ложным слухам, которые распускают недоброжелатели; расценивайте союзных монархов только как сторонников милосердия, которые сражаются лишь с противниками мира», – гласило воззвание союзных монархов к жителям Франции.
Наполеон не мог оставить этот опасный вызов без ответа. Однако тут он оказался в весьма затруднительном положении, поскольку русский царь, прусский король и даже австрийский император после всех событий начала XIX века имели полное моральное право говорить об отражении наполеоновской агрессии и борьбе за мир для всей Европы. Наполеон же, по понятным причинам, смотрелся бы в роли искреннего миротворца весьма неубедительно.
Поэтому Бонапарт смог использовать лишь устрашающую риторику. «Польша, Польша, униженная, разделённая, уничтоженная, угнетённая, есть урок ужасающий и живой для Франции, которой угрожают те же державы, что боролись за остатки польской монархии», – пугал он французов в декабрьской речи 1813 года пред Законодательным собранием своей рушащейся империи.
Наполеон призывал французскую нацию сплотиться для отпора иностранным армиям. «Год назад вся Европа была за нас, сегодня вся Европа против нас» – говорил он, и доказывал, что единственным спасением будет всей стране «вооружиться в случае вторжения – тогда неприятель либо бежит из страны, либо подпишет выгодный для Франции мир».
Но уставшие французы всё больше склонялись к прекращению бесконечной войны. Тогда в предпоследний день 1813 года, 30 декабря, император Бонапарт публично заявил в Сенате, что готов принять предложенные союзниками условия мира. Однако, подчеркнул он, такой мир лишит Францию Эльзаса, Брабанта и многих иных территорий. Император явно ждал, что французы, возмущённые этими потенциальными потерями, потребуют от него не принимать унизительных мирных условий и вести войну до победного конца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Бонапарт просчитался. Большинством голосов – 223 голоса «за» и всего 31 «против» – Сенат французской империи рекомендовал Наполеону принять мирные предложения союзников. На следующий день Законодательный корпус Франции декретом обиженного Бонапарта был распущен. Войну за дух Франции гениальный полководец окончательно проиграл.
«Солдаты, как дети»
В январе 1814 года союзные армии перешли Рейн и впервые со времён якобинцев вторглись на территорию собственно Франции. В реальности военное положение Наполеона было почти катастрофичным. Прекрасно подготовленной, вооружённой и снабжённой всем необходимым 200-тысячной армии союзников противостояло едва 46 тысяч французов, испытывавших нехватку во всём – от ружей до шинелей и сёдел. Вдобавок французские войска охватила эпидемия тифа.
В таких условиях союзники могли быстро, за несколько недель прошагать до Парижа. Но многомудрые штабы русского царя, прусского короля и австрийского императора в буквальном смысле запугали себя потенциальной партизанской войной во Франции. Хотя пропагандистская кампания «борьбы за мир» была явно выиграна, русско-прусско-австрийские генералы прекрасно понимали, что когда французскую землю начнут топтать оккупанты, партизанская война начнётся автоматически – и не за сохранение в составе Франции какого-нибудь бельгийского Брабанта, а просто потому что иностранные солдаты забрали лошадей, хлеб и т. п.
Здесь надо понимать, что в то время – когда консервирование продуктов едва вышло из стадии научных опытов, а до первой железной дороги оставалось долгих десять лет – войска неизбежно снабжались за счет местного населения. Концентрированную в кулак крупную армию в большом походе не могли прокормить никакие обозы, поэтому войска неизбежно прибегали к реквизициям. Даже если не было прямых грабежей, и за «реквизированное» честно расплачивались деньгами, большое число войск, проходя через какую-либо местность, неизбежно начисто «выедало» её в буквальном смысле слова, как саранча. Понятно, что при таких раскладах, местное население начинало испытывать к иностранным войскам острую неприязнь, вне зависимости от политических вкусов.
Неприятным довеском будет еще одна «засада» на этом пути – выражаясь генеральской мудростью, «солдаты всегда как дети», т. е. так и норовят что-нибудь спереть, сломать, отнять и обидеть. Австрийские и русские генералы не испытывали иллюзий относительно этих качество своих солдат – австрийцы точно знали, что их мадьяры и хорваты грабить будут обязательно, а русские не сомневались, что в этом деле с ними посоперничают казачьи полки. В дисциплине своих солдат по наивности и гонору были уверены только пруссаки.
В общем, командование коалиции и на собственном опыте и на отрицательном опыте гениального Наполеона прекрасно понимало, чем станет форсированный марш на Париж. Поэтому союзники вторглись во Францию не концентрированным ударным кулаком, а разрозненными колоннами и очень медленно. Это нарушение азов стратегии было продиктовано именно стремлением во что бы то ни стало избежать пугающей партизанской войны. Широко разбросанные по всей Франции отдельные колонны союзников не так «выедали» местность, чем если бы шли все вместе. А медленное, почти черепашье продвижение позволяло снабжать наступающих не только за счёт местных ресурсов, но и при помощи гужевых обозов с той стороны Рейна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Архивные документы хорошо показывают, какие усилия предпринимали лидеры антинаполеоновской коалиции, чтобы удержать свои войска от какого-либо урона местному населению. Приказ Александра I по русским войскам накануне наступления в конце декабря 1813 года гласил:. «Несомненно уверен, что вы кротким поведением своим в земле неприятельской столько же победите её великодушием своим, сколько оружием». 8 января 1814 года, уже на Французской земле, был издан аналогичный общий приказ по всем войскам коалиции, строжайше запрещавший любые обиды французскому населению.
