— Жители Мойки! В милости своей король предлагает вам жизнь! Выходите из домов! Бросайте оружие! Не сопротивляйтесь войскам! Тем, кто бросит оружие, гарантируем жизнь и справедливый королевский суд! Любой с оружием в руках будет уничтожен!
Кто‑то пробовал сопротивляться почти что сразу. Ну да, не очень помогло. Пара стрел вылетела из‑за легкой занавески, один из гвардейцев упал в грязь, а в домик полетели гранаты. Пару раз бахнуло, и ветхий дом сложился внутрь, под бревнами похоронив своих защитников.
Войско идет дальше.
Иная тактика — жители как тараканы бегут из своих лачуг, скапливаются в отдалении, а потом со всех сторон из засады набрасываются на гвардейцев, как крысы на овчарку.
Такой бой разгорелся у меня перед глазами совершенно неожиданно, оборванцы с дрекольем прорвали строй гвардейцев, и завязалась резня. Гвардейцы лучше вооружены… Ну да, а что тут такого? Когда у противника палки да ножи, мечи и копья оказываются не хуже автомата Калашникова. Ну так вот, гвардейцы лучше вооружены, но местных больше. И гранаты никак не использовать, своих же посечь можно.
Коренные жители выглядят колоритно. Оборванцы, это ещё самое мягкое, что про них сказать можно. Грязные, колтунистые и вонючие, в каких‑то обносках, обмотанных вокруг тела, чтобы не спадали, худые и жилистые, а уж злобы‑то в каждом как у троих моих.
Строй гвардейцев дрогнул, кто‑то упал, кто‑то закричал.
Впрочем, военная звезда местных быстро склонилась к закату, в бой вошел резерв, самые лучшие рубаки Гвардии, дворяне и бывшие воины. Этот‑то строй оказался покрепче! Прикрылись щитами, ощетинились мечами и мигом порубили оборванцев на колбасу.
Было недалеко от меня, я разглядел в подробностях, как слитными, плавными движениями клинков человекам отрубают руки, порубают ноги, вырубают ребра и разрезают горло.
И с некоторым оцепенением понял, что картина эта меня как‑то… Не то чтобы не трогает. Просто не касается.
Где‑то я читал, что сейчас должно быть такое ощущение, что как будто смотрю фильм. Да где уж там! В фильме такое увидев, я б проблевался. А вот тут, в реальной жизни, все проходило как‑то легче. Разрубили человека на сто кусков? Ну да ничего, и не такое тут бывает. Вспомнить хотя бы подвал графа Урия, будь он неладен…
Главное, чтобы вот это все, вот этот выездной филиал мясобойни не оказался зря. А если у меня все получится, то это далеко не будет зря! Если у меня получится, то тут будет большой, чистый и светлый район, по ночам будут зажигать газовые светильники, а то и электрические фонари, а по мощеным, а то и заасфальтированным улицам будут чинно–мирно гулять викторианские пары, средний класс, денди те ж самые, люди будут спешить домой к сытному ужину и к детям, проверять уроки, заданные в школе, а не выцарапывать долю от украденного на улице. И никому, никому больше в голову не придет продавать своего новорожденного ребенка!
Сплюнул, оглянулся.
Мойка словно сошла со страниц ужасов средневековья. Старые, покосившиеся и ветхие дома, улицы, похожие на протоптанные канавы, в которых застоялась мутная серая вода, высокие, выше крыши кучи спрессованного мусора в самых неожиданных местах.
Дома вообще — отдельная песня. Тут строили их не из бревен, как во всем остальном городе, а из жердей скорее. Перемазанные меж собой глиной и сухим навозом, с низкими, покосившимися крышами. Дверей и окон нету, висят рваные занавески, из ткани или из плетеной соломы, на веревках сушится рваное белье. Журчат многочисленные ручьи, пересекают улицы, а то и образуют их, журчат себе по центру, в грязи, среди редких обдерганных кустиков.
В нос бил отвратительный запах. Даже не поймешь, что же это такое. То ли дерьмо, то ли трупная вонь, то ли пища протухла. Воняет все и разом, в воздухе висят пласты отвратительной вони, хоть ножом нарезай да складывай. А теперь ещё и присоединился тухлый запах венозной крови.
— Ваше Величество! — Барон Шорк оказался впереди, меня прикрыла охрана. Передо мной возникли щиты, здоровенные, прямоугольные.
— Что?
Через небо наискосок пролегали черные дымные следы. Штук пять враз, потом ещё штук пять, потом ещё штук пять. Ракеты, что ли? Что это за…
— Они пускают зажженные стрелы! — Сказал барон Шорк.
Ага, а я уж испугался. Думал, что это ракетный обстрел.
Пара домов украсилась султанами дыма. Что это они быстро так занялись? Разгореться им не дали, конечно же, Волин толкнул в плечо пребывавшего в задумчивости Феликса, указал на разгорающийся пожар, и к ним уже спешила моя пожарная команда с ведрами наперевес.
Мойка стремительно вымирала перед войском. Кто‑то не успел сразу, кто‑то успел раньше. А кто‑то и не знал, куда же бежать. От дома‑то, какой бы он не был разваленный, но свой… Куда из дому‑то побежишь? Особо когда у тебя семеро по лавкам и семеро под лавками, мал–мала меньше?
Верно, никуда. Вот и эти никуда не убегали, из‑за каждой занавески в нас били опасливо–заинтересованные взгляды. В дома уже стучались отряды эвакуации, вытаскивали местных жителей.
Мимо меня медики протащили пару носилок с ранеными в тыл. За ним потянулась небольшая вереница пленных, угрюмых старух с седыми космами, прижимавшихся к ним детей. Пару местных мужчин, вздумавших махать ножами, пристрелили из самострелов. Третий, видя такое дело, нож наземь и руки в гору… Ого, тут такой жест знаком, надо же? Его скрутили, веревку на локти, и тоже в толпу пленных, угрюмо двигавшихся по улице.
А мои‑то… Вот хорошо работают, научились!
Пожарные сноровисто заливали водой дымящиеся обломки.
— Ваше Величество, надо быстрее идти вперед. — Сказал граф Нидол Лар. — Ваше Величество, они могут поджечь дома!
— Сильно им это поможет. — Хмыкнул я, показывая на пожарную команду. Те как раз работали ведрами, заливая занявшийся после взрыва дом. Головешки зашипели, исходя дымом.
Граф Нидол как‑то одобрительно нахмурился.
За нами идет специальный отряд, под предводительством старшего сына мастера Виктора, Алексея. Десять человек гранатометчиков, вдвое больше мастеровых покрепче, вооруженных баграми, ломами, молотами на длинных ручках. К домам близко не подходят, гранаты летят двери, в окна, на крыши, не разлетевшееся от взрывов разбивают вручную, обломки разбирают и растаскивают в стороны. Ничего не оставляют, мне тут дома не нужны. Трущобы убираем раз и навсегда.
Снова пленные. Несколько гвардейцев подталкивают в спины небольшую толпу, десятка три человек. Нищие. Оборванные, ободранные, грязные. Лиц просто не разглядеть, до того черные и грязные. Через прорехи в рванье проглядывают тела, жутковато выглядят ребра и ноги. То ли все мужчины, то ли… Нет, в такой грязи и не понять. Худые, как Кощеи. Как они тут питаются, то не на чем сиськи выращивать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
