Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе. Пусть Англия попробует не сделать выводов из грозных фактов, перед которыми она окажется. Тогда мы сможем, освободив свой тыл, с утроенной силой обрушиться на противника с целью его уничтожения. Что зависит от нас, немцев, будет — смею Вас, Дуче, заверить — сделано.
В заключение я хотел бы Вам сказать еще одно. Я чувствую себя внутренне снова свободным, после того как пришел к этому решению. Сотрудничество с Советским Союзом, при всем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто сильно тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Я счастлив, что освободился от этого морального бремени»490.
Принятие «окончательного решения» Гитлер объясняет результатом ознакомления с картой, на которой нанесена группировка советских войск в европейской части страны, представляющая собой угрозу нападения, а также после ознакомлением с «многочисленными другими донесениями», в том числе агентурными. Таким образом, командование вермахта положило конец колебаниям Гитлера. Сама информация, полученная от абвера, была или целенаправленно интерпретирована самой разведкой или вышестоящим руководством вооруженными силами или германская разведка не смогла реально оценить советскую группировку и тем самым дезинформировала командование вермахта. Возможен и промежуточный вариант.
И опять колебания: «окончательное решение будет принято только сегодня в 7 часов вечера».
При всем лицемерии и актерстве Гитлера, трудно предположить, что окончательное решение напасть на Советский Союз было принято им с легкостью и задолго до написания письма.
В своих воспоминаниях о генерал-лейтенанте Н.Д. Скорнякове — «Метеоре» — резиденте военной разведки под прикрытием должности помощника военного атташе по авиации при посольстве СССР в Берлине — Л.М. Аринштейн затронул оценку последним письма Гитлера Муссолини:
«Николай Дмитриевич любил порой немного пофилософствовать. Как-то он рассуждал о том, что при определенных условиях наши достоинства оборачиваются недостатками: «Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо — хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку… Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем. Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, «унтерменьшем» (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции…».
В письме к своему главному союзнику Муссолини, которое Гитлер написал 21 июня 1941 г. за несколько часов до вторжения в СССР, он признается, что все эти два года (с момента заключения пакта Молотова — Риббентропа) ему стоило огромных усилий преодолевать себя. «И вот теперь, — писал Гитлер, — когда я принял окончательное решение, я, наконец, освободился от этой немыслимой тяжести»491.
25 июня сотрудники Генерального штаба сухопутных войск вермахта были ознакомлены с содержанием письма, посланного фюрером дуче перед самым началом операции «Барбаросса». По оценке Варлимонта, присутствовавшего при этом, письмо содержало «ряд бессвязных идей, ярким примером которых является следующая: «Оправдание нападения на Россию с использованием русской карты обстановки [карта группировки русских войск]»492. Следует оговориться, что данная характеристика генерала разгромленной армии была дана им после окончания войны.
1.5 «4.00 22.6. 1941 немцы без всякого повода совершили налет на наши аэродромы и города и перешли границу наземными войсками»
(Оперсводка Генерального Штаба Красной Армии № 01 на 10. 00 22.6.1941)
«В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генштаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. — Пишет в своих мемуарах маршал Жуков (цитата приводится по первому изданию 1969 года «Воспоминаний и размышлений», курсивом обозначен текст, дополненный в последующем в 3-м, 10-м и 11-м изданиях. — М.А.). — Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и у наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.
Примерно в 12 часов ночи 21 июня командующий Киевским округом М.П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М.А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность.
Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 0.30 минут ночи И.В. Сталину. И.В. Сталин (он — 10-е изд.)493 спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.
После смерти И.В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно другой.
Как я уже сказал, мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М. П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые (кроме Д. Г. Павлова — 10-е изд.)494 находились на командных пунктах фронтов.
Под утро 22 июня нарком С.К. Тимошенко, Н.Ф. Ватутин я находились в кабинете наркома обороны (Под утро 22 июня Н.Ф. Ватутин и я находились у наркома обороны С К Тимошенко в его служебном кабинете — 10-е изд.)495»496.
И опять информация, полученная от перебежчика.
«Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее. — Вспоминает нарком ВМФ. — Мой телефонный разговор с В.Ф. Трибуцем (командующий Балтийским флотом. — М.А.) закончился в 23 часа 35 минут (текст приводится по первому изданию мемуаров Н.Г. Кузнецова «Накануне» 1969 года; курсивом обозначен текст, появившийся в 3-м, дополненном издании 1989 года. — М.А.). В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1». Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты,
