сметливость своей женщины. Много тренировался, ездил верхом и прокладывал подземные маршруты, забывая о еде и сне, и вот, вернувшись с очередным докладом, получил неожиданное распоряжение:
– Возьми Сверчка, и чтобы завтра были на праздничных играх. Отказ не приемлю. Выполнять.
Эстев уже привык покидать пределы Угольного порта и красться по улицам Медного, но район Стали так близко к Протекторату! На праздничных играх, разумеется, будет целая ложа рыцарей Маски. Его непременно вычислят. Однако деваться некуда. Если не пойти, Морок сам спустит шкуру с нерадивого барана.
Район Стали гудел множеством голосов, серые массы людей стягивались к огромному амфитеатру городской Арены, и даже холодная морось не могла отбить у людей желание поглазеть на любопытное зрелище. Эстев никогда не посещал подобные игрища, справедливо полагая, что они слишком жестоки, но толпа не разделяла его брезгливости. В девятнадцатый день Холодного Ветра игры становились бесплатными, и единственные, кого не пускали, были больные и нищие. На входе посетителей тщательно осматривали стражи, чтобы точно не пропустить хворых и прочие отбросы общества. Зачем Морок настоял на этом?
С приближением Арены Эстев становился все беспокойней. Наконец Сверчок не выдержал:
– Ты как на иголках. Расслабься.
– Не могу, – признался Соле. – Меня в два счета узнают. Портреты же на всех столбах!
Расхохотавшись, Сверчок потянул парня к прилавкам с готовыми доспехами. На деревянной болванке красовался полированный нагрудник, хищно поблескивающий в скупом солнечном свете.
– Как давно ты видел себя в зеркало?
«Давно», – подумал Эстев. В последний раз он гляделся в зеркало в день убийства Его Благодати, больше четырех месяцев назад, а после отражением радовала только водная гладь, но в последнее время у него не было времени даже на бритье.
Сверчок толкнул его к нагруднику, и Эстев с удивлением посмотрел на себя. Кто этот заросший бородой кудрявый парень? Лицо сузилось, брюхо сдулось, грудь и руки налились мышцами. На лице появились морщины, в темных волосах проглядывалось несколько серебряных всполохов. Когда он успел так измениться?
– Не обижайся, но на ориентировках ты похож на раздутую лягушку, – продолжил Сверчок, – а теперь тебя и мать родная не узнает.
Эстев улыбнулся. Тренировки Морока и пережитые страсти отразились на его внешности. Стража на входе, бегло осмотрев, пропустила их на забитые людьми ярусы Арены. Вовсю шел поединок двух наемников. Толпа колыхалась, орала и рукоплескала. Эстев пробился поближе к парапету. Зрелище не вызвало у него восторга, как и у Сверчка, но поручение следовало выполнить полностью.
За первым поединком последовало еще несколько. Затем вышел кровавый танцор и долго сражался сначала с быком, а потом и с королевским ящером. Толпа напряженно следила за каждым движение, но когда нога танцора попала в капкан смертоносной пасти, только пуще развеселилась. Эстев отвернулся, прикрыв глаза. Кажется, несчастный иосиец остался без ноги, а, может и без жизни, он так и не понял. Соле открыл глаза, когда толпа утихла и заскучала. Рабочие засыпали следы крови на песке, среди зрителей вспыхнуло несколько драк и так же быстро угасло, стоило трубам возвестить о следующей части представления.
– Смотри, – сказал Сверчок, сжав его ладонь.
На Арену вытолкали ободранных людей в исподнем, на руках и ногах блестели цепи. Когда один из протекторов встал с разукрашенным сосудом в руках, Эстев понял, что смотрит на тех, кто выжил после восстания. Божественное судилище. Сейчас протектор должен вынуть из сосуда свиток и зачитать, что ждет приговоренных. Если кто-то из них выживет, то будет оправдан…
– Королевские ящеры, – возвестил герольд, и сердце Соле сжалось.
Никаких шансов.
Огромные, покрытые щитками чешуи создания не знали страха, боли и жалости. Стремительные, голодные и безучастные к чужой боли, они способны были заглатывать огромные куски мяса прямо со шкурой и костями. Кровь отхлынула от лица Соле, когда тварей выгнали на песок.
Люди метались и кричали, ящеры догоняли их и заживо рвали на части. Песок напитался кровью, взрыхлился от множества ног и когтистых лап. Не желая смотреть, Эстев скосил глаза на Сверчка. Студент глядел, не отрываясь, брови сошлись на переносице, ноздри зло трепетали, а затем он шепнул на ухо Соле:
– Уверен, в горшке были только королевские ящеры. Самая страшная кара для самого страшного святотатства.
Ящерицы быстро насытились, оставив после себя только груды растерзанного мяса.
– Скажи, Сверчок, а чем мы отличаемся от Всеобщей Благодати? – спросил Эстев, когда они брели обратно.– Эти люди погибли из-за нас. Мы бросили их в печь, словно дрова.
– Тем, что будем гореть в той же печи, – ответил студент. – Люди, чувствуя это, выбирают нашу сторону. На самом деле им не нужен идол в черной маске и вечное благоденствие. Капля уважения перевешивает полную чашу.
Эти слова иглой засели в голове. «Когда-нибудь мы будем гореть в той же печи, а значит, это неизбежно». Эстев воочию представил, как его рвут на части голодные ящерицы, растаскивая по песку длинные связки внутренностей. Он мертв, но по какому-то недоразумению все еще дышит, ходит, говорит, а значит переживать больше не о чем. Вот что Морок хотел ему показать? Эстев нахмурился, сделал глубокий вдох и поразился этому холодному внутреннему покою.
– Уважение требует мести, – сказал Эстев, расправив плечи.
– Уже скоро, – сумрачно улыбнулся Сверчок.
Эстев почувствовал себя стрелой в умелых руках мастера, терпеливо выполнившего каждый этап по ее созданию. Щелк! – последний штрих, и блестящий наконечник лег на свежеоперенное древко. Мгновенно встали на места обломки былой целостности, все стало ясно, как день. Без него лук – всего лишь палка с упругой жилой, а стрелок – не опасней свинопаса. Ему дано только два пути – зажженным лететь к цели или сломаться. Так пусть его направит холодная рука, а разводить огонь он хорошо обучен.
Эстев, наконец, принял свое предназначение.
***
По письменному запросу Кеана, подкрепленному печатью Протектората, обещания награды за поимку Тьега Обрадана и Асавина Эльбрено покинули пределы Ильфесы и медленно расползлись по городам полуострова, но древние камни хранили молчание. Из Угольного порта пришло неутешительное донесение, что в последний раз Сводника видели на печально известном Угольном Соборе, где полегли верхушки всех влиятельных банд. Эльбрено почти наверняка пошел на местные пироги. С концами пропала и бывшая хозяйка борделя. «Негодницу» продали с молотка, начальник стражи Медного порта утверждал, что Уна Салмао покинула город и вернулась на родину, в Аделлюр. Свежо предание, да верится с трудом. Кеана не покидало желание перетряхнуть Угольный порт, навести там, наконец, порядок, но соваться туда в одиночку уже не рисковал, а Симино упорно отклонял запросы на вылазку с вооруженным отрядом. Казалось бы, старый хрыч ставит ему палки в колеса, но Кеан давно понял, что любые действия Протектората в Угольном требуют согласования с Советом Кардиналов. Слишком глубока эта гнилая, черная яма и слишком
