велик риск потерять там людей. Оставалось только ждать окончания затянувшихся споров насчет сосуда.
С наступлением осенних штормов адмирал Фуэго попытался вытеснить имперскую эскадру из бухты. Завязалось короткое, но яростное сражение. Ильфесцы с позором потеряли два корабля. Имперцы великодушно отправили к берегу шлюпки с пленными моряками. Вспоминая Фиаха Обрадана, Кеан не сомневался – это жест холодного презрения.
Грандмастер продолжал пилить молодого протектора, но Кассий был прав. Вскоре Иллиола научился пропускать мимо ушей посулы рабской жизни на дальних островах, а чем ближе подходила дата праздника, тем больше у старика появлялось забот по поводу его организации.
Красному дню, что праздновали в девятнадцатый день второго осеннего месяца, предшествовал недельный фестиваль. На площади Урожая проводили сельскую ярмарку с нехитрыми деревенскими забавами, на песке арены скрещивали мечи наемники, развлекая горожан опасным мастерством. Кровавые танцоры схлестывались с дикими зверями, осужденные на смерть – с самой судьбой. Это зрелище не вызвало у молодого рыцаря должного восторга.
Для Красного дня Протекторат припас необычное развлечение – публичную казнь нелюдя. После того как акулы вероломно нарушили границы районов и напали на склад торговой компании Мелифанте, уничтожив целый отряд сизых плащей, Совету Кардиналов пришлось экстренно прервать свои дрязги и переосмыслить отношения с нелюдями. Эдикт о неприкосновенности был пересмотрен, приговор исполнен согласно букве закона. Совет Кардиналов полагал, что демонстрация силы – единственная возможность утихомирить морской народ, но Кеан сомневался в этом решении. Нет, убивать акулу было легче, чем человека, но рев, поднятый его соплеменниками, до сих пор раздавался в ушах Кеана. В нем чувствовалось обещание крови. Спасала только непоколебимая уверенность, что скоро все закончится и начнется новая жизнь.
Два месяца Кеан и Настурция разрабатывали план побега, выбрав для него ночь празднования, когда внимание ослабнет и будет достаточно времени, чтобы раствориться среди горожан. Иллиола настаивал, чтобы Настурция в ту же ночь покинула Ильфесу, но девушка горячо сопротивлялась.
– Я никуда не уеду без тебя, Кеан, – говорила она. – Мы покинем этот город только вместе, до этих пор я буду ждать…
Молодой протектор таял от этих слов, будто сахар на сковороде. Они условились, что после побега девушка поселится в таверне на окраине Певчего и будет ждать его.
– Ты, наконец, сможешь расцеловать меня в шею, – смеялась Настурция, поддевая пальчиком железный обруч.
Кеану пришлось попотеть, чтобы выкрасть у грандмастера ключ от нужного ошейника. Другим преступлением был грабеж протекторской казны, чтобы обеспечить девушку золотом. Рыцарь, опустившийся до воровства! Раздумывая над чередой своих прегрешений, Кеан убедился, что все делает верно. Вор, лгун и, вдобавок, клятвопреступник. Рыцарь из него получился хуже некуда.
В ночь праздника выпивка польется рекой, и все протекторы уподобятся Кассию. На вертелах истекут жиром кабаны и быки, прямиком с сельской ярмарки, и все блюда будут щедро приправлены корицей, сахаром и шафраном. Слуги и Сестры устроят свои маленькие пиршества, и только Кассий, как и каждый год до этого, напьется в гордом одиночестве. Он терпеть не мог шумные застолья.
– Достаточно и собственной пьяной рожи, – бурчал бородач. – Мне больше нравится пить в компании трезвых.
Холодный ветер пробирался под шерстяной плащ. У ворот Кеан уступил дорогу очередной повозке. Из телеги выпрыгнул послушник и протянул стражникам пропускную грамоту, без которой не имел права покидать стены форта. Кеан улыбнулся. Когда и он был послушником, и порой все заботы о сопровождении снеди от лавок до кухни Протектората лежали на его зеленых плечах. Утомительная езда туда-сюда по городу, когда все пьют и гуляют. Последнее было самым неприятным, поскольку повозки, груженные змеиным молоком, катались до самого утра, лишая любой возможности отпраздновать. Однажды Кеан честно продежурил до побудки, а на рассвете стражники обсмеяли его:
– Во дурак!
Тогда он узнал негласное правило красного застолья. За щедрую мзду вином и мясом дежурный послушник мог договориться со стражей, чтобы они закрыли глаза на сопровождение повозок. Маленькое послабление в честь праздника, и Кеан намерен был им воспользоваться.
Иллиола передал кобылу конюху, а сам поднялся в келью и открыл крышку рассохшегося сундука под кроватью. Бегло коснувшись конопляной рубахи, которую носил в далеком прошлом, он вынул из недр потертую зеленую маску времен послушничества. Провел по ней пальцами, ощущал легкую шероховатость накрахмаленной ткани. Обычно послушники сдавали старую одежду, но Кеан был сентиментален. Все равно в большинстве случаев ее сжигали или рвали на тряпье для хозяйственных нужд. Завернув маску в плотный узел зеленого комплекта одежды, спрятал его за пазухой, под складками шерстяного плаща, и спустился к старому лекарю. Тот хмуро кипятил повязки.
– Господин Диона… Неловко просить… Мне бы что-нибудь для прочистки желудка…
– Что, уже? – недовольно пробормотал лекарь. – Еще ведь даже не начинали!
– Эээ… Нет, но, боюсь, позже у вас будет слишком много забот. Не хотелось бы отвлекать вас понапрасну.
– Да уж, скоро вас, страшно недомогающих, будет по всем лавкам и по полу … – пробормотал Диона. – Ладно, погоди немного…
Он пошел рыться в склянках, а вернулся с бутылочкой из темного стекла.
– Вот. Настойка рвотного корня. Двух глотков будет достаточно, чтобы исторгнуть из себя любого демона, но не забывай пить много воды, иначе станет только хуже.
Выйдя из лазарета, Кеан украдкой сунул склянку в зеленый узел и пошел в купальни. Вечером огни, подогревающие воду, погаснут, Сестры устроят собственный праздник, так что желающих помыться, пока не поздно, собралась небольшая толпа. Когда-то Иллиола был послушником и довольствовался застеленной холстом лоханью вместо прекрасной каменной купели и жесткой щеткой вместо мягких девичьих ладоней. Он мечтал стать рыцарем бога, но все изменилось, стоило в его жизни появиться Настурции. Разве до нее была жизнь? Разве может хоть что-то сравниться с ней? Даже божество померкло, теперь в его храме пели хвалы женщине.
Кеан хорошо вымылся, надел чистое, а затем пошел на выход, но в дверях свернул за угол, где его уже поджидала Дайре. Она быстро спрятала узел в грязное белье.
Согласно плану, Настурция должна была уединиться в келье, изображая весьма натуральное недомогание.
– Не беспокойся, я уже раньше принимала рвотный корень, – успокаивала девушка.
После второго рога девушке следовало незаметно спуститься в прачечную, взять телегу с чистым бельем и дойти до купален, миновав исповедальную галерею. Там она, облачившись в одежду послушника, поднялась бы в мужское крыло, вышла из главного здания и встретилась бы с Кеаном у стоянки телег со змеиным молоком. В любой момент что-то могло пойти не так и, увы, на любом из этих этапов Кеан ничем не мог ей помочь. Все, что было в его силах – подготовить поддельную грамоту за подписью Симино и ночью передать ее девушке.
Наступил вечер. Главный соборный зал заставили столами, камины жарко затопили. Никаких танцев и пришлых
