вы относитесь к новым зданиям.
– Новые – это нанотехнические?
Все силы Лейни уходили на то, чтобы держать глаза открытыми. На водителе были белоснежные, безукоризненно чистые перчатки.
– Да. Некоторые люди относятся к ним с недоверием, даже опаской.
– Пока что я никак к ним не отношусь. Посмотреть сперва надо.
– Вы сможете увидеть нанотехнические здания уже сегодня, прямо из окна своего номера.
Что да, то да. Собственно говоря, Лейни был знаком с этими непомерно огромными монстрами по виртуальным конструктам, но там слабо ощущалась необычная заглаженность их формы, их псевдобиологичность.
– В них есть что-то от Нью-Йорка, изображенного Гигером[66], – сказал Ямадзаки, но для Лейни это имя было пустым звуком.
А теперь, сидя на гостиничной кровати, он смотрел на эти чудеса ультрасовременной технологии, пытался проникнуться их величием, все-таки крупнейшие в мире обитаемые сооружения (Чернобыльский саркофаг еще больше, но уж там-то точно ни один человек жить не станет), и не чувствовал ничего, кроме скуки и легкого раздражения.
Зонтик, который дал ему Ямадзаки, опал и начал быстро съеживаться, сходить на нет.
Где-то запиликал телефон. Где?
– Телефон, – сказал Лейни. – Где он здесь?
Плоский деревянный брусок, белый на черном квадратном подносе, пристроенном у изголовья кровати, начал подмигивать в такт пиликанью пятнышком красного света. Лейни взял брусок. Надавил крошечный перламутровый квадратик.
– Алло, – сказал чей-то голос. – Это Лейни?
– А сам-то ты кто?
– Райделл, из «Шато». Ганс разрешил мне попользоваться телефоном. – (Ну да, Ганс, главный ночной смотритель.) – Я не ошибся со временем? Ты там завтракаешь?
Лейни протер глаза, еще раз взглянул на новые здания.
– Ага.
– Я звонил Ямадзаки, – сказал Райделл. – Взял у него твой номер.
– Спасибо, – сказал Лейни и широко зевнул. – Только я…
– Ямадзаки говорит, они тебя взяли.
– Да вроде, – сказал Лейни. – Спасибо. Думаю, с меня причи…
– «Слитскан», – прервал его Райделл. – В «Шато» от них не продохнуть.
– Нет, с этим покончено.
– Лейни, ты знаешь такую Кэтрин Торранс? Живет на Шерман-Оукс. Знаешь? Она сейчас в бывшем твоем номере с техниками и тонной всякого оборудования. Ганс считает, они пытаются разнюхать, чем ты тут занимался. Найти хоть какие обрывки информации.
Лейни смотрел на уходящие в небо башни. Фасад одной из них вроде как пошевелился, но это был, конечно же, просто обман зрения.
– Но он, Ганс, говорит, что в этих номерах нет никакой возможности отсортировать остаточные молекулы. Слишком много наслоений.
– Кэти Торранс? Из «Слитскана»?
– Она этого, собственно, не говорила, но там же такая прорва техников, а техники никогда не умеют держать язык за зубами, а к тому же Чингиз из гаража заметил при разгрузке надпись на некоторых ящиках. Их тут человек двадцать, плюс гориллы. Сняли два больших номера и четыре одноместных. Чаевых не дают.
– Да что же они там делают?
– Всякая сенсорная хрень. Хотят узнать, что ты тут делал и что замышлял. Один из рассыльных видел, как они устанавливали камеру.
Весь фасад одного из новых зданий подернулся рябью и вроде как поплыл. Лейни закрыл глаза, сжал пальцами переносицу и почувствовал легкую боль, напоминание о недавней травме. И снова открыл глаза.
– Ничего я там не замышлял.
– Нет так нет, – обиделся Райделл. – Я просто подумал, что тебе стоит об этом знать, вот и все.
Нет, с этим фасадом точно что-то происходит.
– Я понимаю. Спасибо. Прости, пожалуйста.
– Если я что-нибудь тут узнаю, сразу тебе позвоню, – сказал Райделл. – А как там оно, в этом самом Токио?
Лейни смотрел, как по фасаду здания скользит пятнышко отраженного света, это было похоже на последовательное сокращение щупальцев какого-то морского животного.
– Странно тут как-то.
– Но наверняка интересно, – сказал Райделл. – Ну ладно, доедай свой завтрак. Я буду позванивать.
– Спасибо, – сказал Лейни, и Райделл повесил трубку.
Лейни вернул телефон на лаковый подносик и как был, не раздеваясь, растянулся на кровати. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть на эти здания, но они снова встали перед ним, словно спроецированные на внутреннюю сторону век. Затем они начали расползаться, разжижаться, струйками утекать в лабиринты старого города.
А следом за ними куда-то утек и он сам.
12
Мицуко
Спустившись на самый нижний уровень станции, Кья подключилась к общественному дейтапорту. «Сэндбендерс» набрал номер Мицуко Мимуры, числившейся «социальным секретарем» Токийского отделения (в Токийском отделении у них вроде у всех были какие-то должности). Сонный голос в динамиках компьютера, по-японски, и тут же, почти мгновенно – перевод.
– Алло? Да? Чем я могу быть полезна?
– Это Кья Маккензи, из Сиэтла.
– Ты звонишь из Сиэтла?
– Я уже здесь, в Токио. – Кья прибавила масштаб карты, горевшей на экране «Сэндбендерса». – На станции метро, которая называется «Синдзюку».
– Понятно. Очень хорошо. Ты сейчас сюда приедешь?
– Да, хорошо бы. Я очень устала.
Голос автопереводчика начал объяснять дорогу.
– Не беспокойся, – прервала японку Кья, – мой компьютер прекрасно со всем справится. Ты только скажи, до какой станции ехать. – Услышав название, она нашла станцию на карте и пометила ее маркером. – А сколько тут до вас ехать?
– От двадцати до тридцати минут, в зависимости от того, какая в метро толкучка. Я тебя встречу.
– Да зачем? – удивилась Кья. – Дай мне только адрес.
– Японские адреса очень трудны.
– Ерунда, – отмахнулась Кья. – У меня есть глобальное позиционирование.
«Сэндбендерс» уже сумел навести по телекоммуникационной сети справки, на его экране высветились координаты Мицуко Мимуры. В Сиэтле по личным номерам такого не получалось, только по деловым.
– Нет, – твердо сказала Мицуко. – Я должна тебя поприветствовать. Я же социальный секретарь.
– Спасибо, – сказала Кья. – Так я еду.
Вскинув на плечо полурасстегнутую – чтобы следовать устным указаниям «Сэндбендерса» – сумку, она поднялась на эскалаторе двумя уровнями выше, купила по кредитной карточке билет и нашла нужную платформу. Толкучка тут была почище, чем в аэропорту, но, когда подошел поезд, Кья просто поддалась толпе и позволила вдавить себя в ближайший вагон; остаться на перроне было бы куда труднее.
Когда поезд тронулся, она услышала голос «Сэндбендерса», сообщавшего, что они отъезжают от станции «Синдзюку».
Двадцать минут спустя Кья снова поднялась на поверхность. Перламутровое небо, серые здания, настенный неон вывесок, все элементы городского пейзажа какие-то чуть-чуть не те, непривычные. Велосипеды – а они пачками припаркованы на каждом свободном месте – все больше этой, почти невесомой разновидности, с рамами из бумажных трубок, обмотанных углеродным волокном. Кья попятилась на шаг, пропуская огромный ярко-бирюзовый мусоровоз; руки водителя, крутившие большую, высоко посаженную баранку, были затянуты в белоснежные митенки. Когда мусоровоз проехал, она увидела девочку-японку в короткой клетчатой юбке и черной байкерской куртке. Девочка улыбнулась.
