– Я в этом не сомневаюсь. Это в вашем духе. Пойдемте!
Он схватил продолговатый ящик и потащил ее к двери. Мисс Темпл еле сдержалась, чтобы не лягнуть его ногой. Они встретили в коридоре Келлинга, и слуга пошел следом.
– Вы просили напомнить, сэр…
– Пусть подождут. Иначе никак. – Шофиль обернулся с раздраженной ухмылкой на лице. – Есть ли в сутках хотя бы один такой час, который, будь он даже вдвое длиннее, не казался бы слишком коротким?
– Да, любой из них, – ответила Селеста, которой не нравилось, что ее куда-то тащили.
Мистер Шофиль моргнул.
– У вас какое-то кислое настроение.
– Вы – вурдалак.
– Мир – сборище вурдалаков. Вам ли не знать! – Келлинг устремился вперед и открыл дверь, чтобы Шофиль смог пройти, не задерживаясь. – Такие, как мы, не встают из могилы без цели.
Как только Селеста вошла в дверь, та сразу закрылась, и Келлинг остался снаружи. Шофиль подошел к еще одному столу. Он, к неудовольствию Селесты, был завален не бумагами, а кучей металлических инструментов.
– Но чья это цель, мисс Темпл? – Шофиль копался пальцем в инструментах. – Мы прокладываем курс в потоках влияния, как Магеллан в море, и что находим? Источник, если такое употребление термина не оскверняет его целостности. В вашем случае кто был тот кукловод, благодаря которому вы оказались в сфере моего влияния?
– Поскольку вы видели меня с графиней, я полагаю, что вы уже разрешили эту загадку.
– И что мне теперь делать?
– То, что вам сойдет с рук. Но сначала удостоверьтесь, что эта женщина мертва.
Шофиль снисходительно улыбнулся и открыл продолговатый ящичек. Он уставился на нее поверх своих очков.
– Я полагаю, вы знаете, что здесь у меня?
– С чего бы? – ответила мисс Темпл. – Я – марионетка, пустое место.
– О, приободритесь.
К своему собственному удивлению, мисс Темпл ответила ему грязным ругательством. Была ли это следующая стадия деградации личности – манеры рыночной торговки? Она прикусила внутреннюю поверхность щеки зубами. Не обращая внимания на молчание девушки, Шофиль снова начал перебирать содержимое ящичка. Теперь его расчеты стали еще более сложными, как будто он пытался решить математическую задачу. Мисс Темпл бросила обеспокоенный взгляд на металлические инструменты.
– Кто вы такой, что в вашем распоряжении оказалось так много комнат во дворце королевы?
– Странно, не правда ли?
– Знает ли королева об этом?
Шофиль рассмеялся и постучал кулаком по столу. Такой жест мисс Темпл уже видела и сочла манерным и мерзким.
– А зачем ей знать?
– Я не думаю, что вы сюда проскользнули вместе с торговцами.
– Нет. Тех, кто здесь чужой, сразу замечают.
– А меня не заметили.
– Au contraire![9] Так же, как и вашу энергичную спутницу.
– Зачем было кому-то обращать на меня внимание?
Шофиль снисходительно кивнул в знак согласия.
– Настоящий вопрос был в том, каким образом женщине с такой сомнительной репутацией, как у графини, удалось добиться аудиенции? Значит, дело было в вас, ее спутнице, такой невпечатляющей, которая принесла какие-то важные новости. А потом вы упомянули Роджера Баскомба, и это полностью все изменило.
– Вы сказали, что я не представляю никакого интереса.
– Разве я ошибался? Вы убили, как вы говорите, четырех мужчин, одним из которых, если я не совсем дурак, был сам Баскомб. – Он приподнял брови, ожидая возражений. Когда их не последовало, Шофиль удовлетворенно выпалил:
– За дело! Что вы скажете об этом?
Шофиль повернул продолговатый ящичек так, чтобы она могла в него заглянуть. Он был выстелен оранжевым фетром, в нем было восемь гнезд для стеклянных пластинок. Семь были заполнены разноцветными стеклами, и только одно углубление – обычного синего цвета. Последнее гнездо пустовало.
Шофиль уже второй раз за день напомнил мисс Темпл о ее бывшей соседке и сопернице мисс Синтии Хобарт. Его пальцы, перепархивавшие с пластинки на пластинку, как нерешительные пчелы, двигались, словно руки Синтии над подносом с пирожными. Годами мисс Хобарт досаждала Селесте, потому что на любой вечеринке или другом мероприятии, какое бы мнение ни высказывала девушка, соседка ей всегда противоречила, причем постоянно высокомерно намекала, что именно ее мнение – верное. Снова и снова юная мисс Темпл возвращалась в слезах с чайных застолий, ужинов или танцев, страдая от душевных ран, нанесенных ей высокомерной Синтией, и от того, что свидетелями побед соперницы оказывались все присутствовавшие.
Но вот наступил день: блестящий, драгоценный, бесценный. Проблема была пустяковой: горшочек апельсинового конфитюра, приготовленный поваром Хобартов. Фрукты были нарезаны крупно и лежали на блюде большими блестящими сладкими дольками. Селеста скромно молчала, а Синтия громко заявила, что предпочитает конфитюр с крупными кусками фруктов, и ее мнение разделяет не кто иной, как вице-король Ямайки – подразумевалось, что уж он-то должен хорошо разбираться в таком блюде. Но мисс Темпл, очень любившая сладости и джемы и разбиравшаяся в них, знала, что чем тоньше нарезаны фрукты, тем лучше насыщается их соком сироп. Хотя теоретически она и признавала, что вкусы могут быть разными, Селеста не считала, что это применимо в данном случае, и, если вице-король Ямайки не разделял ее мнение, это означало, что у него грубый вкус простолюдина. Кроме того, Селеста знала, что Синтия неправа и говорит подобные нелепости, чтобы перечить ей, а на самом деле не разбирается в конфитюрах и никогда не разбиралась.
Когда, сославшись на мнение вице-короля, Синтия повернулась к ней со своим привычно-насмешливым выражением, мисс Темпл вместо того, чтобы, как обычно, промолчать, рассмеялась. Это был неестественный, издевательский смех, более подходивший для самонадеянной щеголихи-простолюдинки, а не для леди. После ее дерзкой выходки за столом воцарилась тишина, и, заметив это, Селеста еще раз триумфально расхохоталась. С тех пор мисс Хобарт уже никогда не доставляла ей проблем, хотя бедняжка и пыталась. Мисс Темпл заглянула в душу соперницы и, к своему глубокому удовлетворению, обнаружила ее слабость.
Она не была настолько глупа, чтобы полагать, будто презрение сразу выведет мистера Шофиля из себя, но чувствовала, что, по сути, он похож на Синтию. Несмотря на впечатляющую способность Шофиля оперировать одновременно сотнями фактов, она отметила его постоянное нежелание прямо сформулировать, что именно ему бы хотелось узнать. Это не было логическим выводом, тем не менее, даже когда Шофиль изучал стеклянные пластинки, ее удивило, что его интерес был притворным, он, скорее, играл роль – вместо того чтобы задавать вопросы об алхимии графа, мужчина, который, несомненно, был умен, пытался побудить мисс Темпл задавать вопросы о нем, которые, как он надеялся, продемонстрируют ее осведомленность, возможно, даже о местонахождении отсутствующей пластинки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
