интересовал: — Вы выявили принадлежность группы крови в образцах, которые нашли в бункере? Да, я слушаю. Ага. Хорошо. Да-да, я понял. У тебя есть данные по группам крови жертв Каллиграфа? Говори. Сходятся. Что ж, — Гуров выдохнул набранный в легкие воздух, — отлично. По крайней мере, мы знаем, что кровь в бункере, вероятней всего, принадлежит Романовской, Чалкину и Жигановой. И группа, и резус-фактор совпадают. Хорошо, я все понял. Отбой.
Выяснив, что, скорее всего, в бункере все-таки содержались жертвы Каллиграфа, Лев Иванович несколько успокоился. У него появилась надежда, что убийца, как он всегда это и делал раньше, отвезет мальчика именно туда. Гуров посмотрел на экран телефона. Была пятница, двадцать четвертое января. Если Каллиграф будет действовать по своему обычному плану, то шанс спасти мальчика у Гурова и его оперативной группы весьма и весьма высокий.
Но где-то в глубине души полковника притаились страх и сомнения, что на этот раз все пойдет не так, как они думают. Им попался очень умный и неординарно мыслящий убийца, и недооценивать его было бы чистым дилетантством. А дилетантом в своей профессии Лев Иванович не был.
25
Начались долгие, казалось, просто бесконечно текущие часы ожидания. Нет, конечно же, все необходимые действия, направленные на поиск мальчика и задержание его похитителя, были осуществлены. На дорогах города и на выезде из него тщательно проверялись все подозрительные автомобили. Все машины марки «Шевроле» останавливались и досматривались. Район улицы шоссе Энтузиастов, под которой находился бункер, был под пристальным вниманием всех постов и оперативных групп, привлеченных к операции.
Юлдашевой было наказано сидеть дома и никуда не выходить. Оставалась возможность того, что убийца попытается связаться с ней. Рядом с женщиной находилась Елена, которая, как могла, утешала несчастную мать и старалась отвлечь ее от мрачных и тревожных мыслей.
Генерал Орлов собрал в кабинете Гурова срочное собрание, на котором присутствовали представители всех служб.
— Лев Иванович, — обратился он к Гурову. — Ты у нас, так сказать, руководитель оперативного следствия, тебе и слово.
Полковник серьезно оглядел всех присутствующих и сказал:
— Честно скажу: то, что мальчика похитили, — мое упущение. Я знал, что преступник интересовался этой семьей, и не предпринял никаких мер.
— А что бы ты мог сделать? — прервал его Калитин. — Круглосуточно следить за их домом смысла никакого не было, и ходить за ними как привязанный ты тоже не мог. Да и вообще, людей у нас немного, все наперечет и были заняты поиском преступника. И не факт, что это бы нам помогло. Если Каллиграф хорошо знал Юлдашеву и ее сына, то он нашел бы способ обмануть слежку.
— Да, убийца нам попался далеко не тупой, — подтвердил слова Калитина и Крячко.
— Ладно, не время сейчас рассуждать о том, кто прав и кто виноват в создавшейся ситуации, — прервал их Орлов. — Давайте говорить по существу. Что нам сейчас нужно предпринять, кроме того, что уже было предпринято? Я имею в виду проверку на дорогах и оцепление района шоссе Энтузиастов.
— Мне кажется, — решил высказаться один из представителей ОМОНа, — что сейчас нет смысла вводить какие-то конкретные активные действия. Мы можем только спугнуть хитрого и осторожного преступника. Насколько я понял, убийца все свои действия рассчитывает на два-три хода вперед. Поэтому он вполне может предвидеть и то, что мы начнем усиленно искать его по всему городу.
— Я согласен с таким выводом, — кивнул Лев Иванович. — Во-первых, мы не знаем точно, как выглядит преступник. И если сейчас начнем проверять документы у всех подряд высоких и крепких мужчин в очках, то по городу поползут слухи, что полиция ищет какого-то опасного преступника. А огласка нам сейчас не нужна. Во-вторых, считаю необходимым заняться срочной проверкой всех видеокамер, прилегающих к дому Юлдашевой и к гимназии, в которой учится Кирилл. Вероятность того, что машина, на которой был увезен мальчик, засветится на них, очень высока.
— Я уже сделал запрос в Ростелеком и МГТС. Они обещали нам выслать всю нужную информацию. Сейчас их техники мониторят имеющиеся у них записи, — заявил Станислав.
— Хорошо. — Орлов, заложив руки за спину, начал прохаживаться, по своей давнишней привычке, туда-сюда. — Что мы еще можем предпринять в этой ситуации?
— Больше пока ничего, — озабоченно нахмурился Лев Иванович. — Повторяю: если мы начнем разворачивать бурную деятельность, операция может выйти из-под контроля. О ней узнают в прессе, и тогда — все пропало. Весь город будет знать, что в Москве появился новый Чикатило.
— Тогда давайте делать то, что нужно, и будем надеяться, что нам удастся спасти мальчика, — кивнул Орлов и добавил: — Ну, чего сидим? Всем по местам. Докладывать мне о результатах каждые два часа.
Орлов многозначительно посмотрел на Гурова и быстрым шагом вышел из кабинета.
Все разошлись, переговариваясь, и Гуров с Крячко остались одни в своем кабинете.
— Лева, я тебя знаю не первый год, — подошел ко Льву Ивановичу Станислав. — Ты все сделал правильно, и нечего себя казнить за то…
— Слушай, — резко прервал друга Гуров. — Давай сейчас не будем об этом говорить. Хорошо? Я, да и ты тоже, прекрасно знаем, что я поступил весьма самонадеянно, когда пренебрег безопасностью Юлдашевой и ее сына. Если бы ты оказался на моем месте, то точно так же корил бы себя за такое разгильдяйство.
— Послушай, мы ведь работаем с тобой в паре, а значит, и я тоже виноват в том, что случилось. Я мог бы…
— Вот теперь — все! — с жаром воскликнул Гуров. — Тема закрыта. Не ты, а я разговаривал с Юлдашевой, и не ты, а я узнал, что Каллиграф проникал к ним в квартиру и что он следил за ними. Я знал, что он может воспользоваться случаем и сделать кого-то из них — или мать, или сына — своей следующей жертвой. Поэтому разгребать сейчас все нужно будет лично мне, а не нам, и тем более не тебе.
Крячко посмотрел на Льва Ивановича долгим, пронизывающим взглядом и молча вышел из кабинета. Гуров постоял, глядя в одну точку, потом потер ладонями лицо, тряхнул головой, стряхивая оцепенение и эмоции, нахлынувшие на него, и решительно направился к выходу. В душе его кипел котел страстей. В нем были намешаны и боль, и бессилие, и решимость, и обида, и стыд. Только после молчаливого ухода Крячко Гуров осознал, что он был не прав, отталкивая помощь и поддержку друга. Но что было сделано, то сделано. Слово, как говорится, не воробей.
* * *
Два дня все провели в огромном напряжении и неведении относительно судьбы
