приблизил Морозовых заместо Акинфичей. «Уж лучше бы ругала за то, что мирволю Всеволожскому!» – думал меж тем Василий, молча выслушивая попреки жены. Федька Свибл, во время оно, достаточно холку натер! Ладил Юрия поставить великим князем, а его, Василия, забыть в Орде. Не получилось! Потому только, что хватало сил и дерзости зимою сбежать из Орды! И уцелеть! Он, Василий, помнит об этом. И Юрий помнит! И как тут быть, ежели земля и так поделена, после смерти Владимира Андреича, на десяток уделов, и ежели так будет продолжать, все воротит на свои оси, и прежние усилия владыки Олексия и батюшковы изойдут дымом.
Да, и с литвином Свидригайлой не получилось, и – права Софья! – даже и в Орду к Булат-Салтану ездил он зря! Пытался через него надавить на булгарских князей, что разбили брата Петра на Лыскове, как-то перетянуть хана Большой Орды на свою сторону. Сколько передали даров! Самому Булат-Салтану, его эмирам, бекам, женам, дворцовой челяди… Царь все обещал исполнить… И был убит Джелаль эд-Дином, и вместо него Едигей поставил Тимур-хана, который тотчас затеял войну с Едигеем. Едва не захватил Едигея в полон, но старый лис вырвался, ушел в Хорезм, отсиделся в Ургенче, и теперь в Орде новый правитель, и все, почитай, надобно начинать сначала.
Еще летом, когда уже Василий Дмитрич был в Орде у Булат-Салтана, тверской князь Александр Иваныч поехал с Твери в Литву и наехал Витовта в Киеве. Там же были один из сыновей Тохтамыша, Зелени-Салтан, о чем Александр, обмыслив, послал тайную весть на Москву. Витовт был упорен и, по всему судя, хотел восполнить теперь свою неудачу десятилетней давности, посадив на ордынский престол Тохтамышева сына. Александр был убежденным сторонником православия и потому, при всех спорах и сварах Твери с Москвой, отнюдь не жаждал католического засилья на Руси. Как бы он и сам, и его отец ни относились к Витовту, как бы ни кумились с ним, но и о прежнем соглашении двоюродных братьев, что в случае смерти Витовта Литва, а с нею и Русь, отходят к Польше, в Твери не забывали.
Юрий на Москве, получив заместо брата весть из Киева, тяжко задумался. Ему впервые стало страшно Витовтовых затей, и он не ведал, что должно вершить. Оставалось одно – ждать возвращения брата и молить Господа, чтобы не совершилось с ним какой пакости в Орде, пакости, при которой смерть была бы лучшим исходом. А ежели схватят и Васильевым именем начнут приказывать Москве? И все-таки приходило ждать. Он тогда как раз отъезжал в Галич, который упорно заселял и обустраивал, и толковал с боярами и женой о зловещем известии.
– Пойдет на Русь! – вздергивая округлившимся после родин подбородком и потряхивая звончатыми колтами головного убора, отмолвила Анастасия. Они с Софьей, будучи двоюродными сестрами (Софья по матери, а Анастасия по отцу), враждовали всегда. Анастасия не могла простить Софье захват Смоленска ее отцом, а Софью Витовтовну вообще начинало трясти при одном упоминании имен Юрия Дмитрича и его супруги.
– Тохтамыша не смог всадить на ордынский престол, дак сына егового всадит! И еще татар наведет на нас!
Юрий сопел, слушая жену. Молчал, прикидывал, глядя на ширь озера, на холмы, покрытые бором: куда, в случае набега татарского, мочно будет увезти жену и детей? Разве в монастыри, основанные преподобным Авраамием! Тоже ученик Сергия! Мысль о Радонежском подвижнике, крестившем его, Юрия, отеплила сердце. Когда минуют все сии беды и скорби, подумал, надлежит в память преподобного воздвигнуть в Троицкой обители белокаменный храм! Все-таки в то, что Витовту удастся, даже с помочью татарской, захватить Русь – не верилось!
– Ты опять будешь помогать Василию! – кричала Юрию Анастасия.
– Я буду помогать языку русскому, как помогал всегда! У нас не Литва, и преподобный Сергий был прав! Да еще и задолго до нас сказано: «Аще царство на ся разделится – не устоит!»
– По лествичному праву… – пыталась возразить Анастасия…
– По лествичному праву я должен править в черед за Василием! Отказной грамоты я, слава Богу, не подписал!
– А тем часом Витовт захватит всю Русь, как он уже захватил Смоленск! А в Орде утвердит Тохтамышева сына!
– Не та теперь Орда! – морщась, возражает Юрий. – Да и у Витовта сил не хватит, слишком многого хочет Софьюшкин отец! Нет, либо он станет латынским королем над ляхами и литвой, что всего вернее, либо православным князем над Русью!
Анастасия глубоко вздохнула полною грудью (сыновей кормила сама, не доверяя кормилицам, и груди не опали до сих пор: не в стыд покрасоваться перед супругом, не то что Софья, у которой, поди, и живот обвис, и сама-то… Ох, не любила Анастасия двоюродную сестру!). Ее Юрий был высок, статен, стойно батюшке Юрию Святославичу, токмо без того безудержного гнева и без похоти той – яровит был до женок Юрий Святославич Смоленский, на том и споткнулся перед концом! Но не хотелось думать о батюшковых грехах. Было и схлынуло. Батюшка в могиле, а отчина – град Смоленский, захвачен Литвой! И все яснее становит, что – надолго, ежели не навсегда. И с немецкими рыцарями, с божьими дворянами етими, как их зовут новогородцы, смоляне дрались, и доблестно, бают, дрались, одни и устояли в той сече у Грюнвальда! Погордилась в душе земляками своими, погоревала молча о том, что не стали столь же доблестно за покойного родителя, поглядела на мужа:
– Чем не князь! Красовитее Василия, стратилат, и муж совета, – всем взял! А не судьба… А ну, как Василий умрет! Тогда черед ее Юрию наступит! Отказной грамоты ведь не подписывал! А по лествичному счету… Отменили они тут, на Москве, лествичный счет! Почему-то верилось, что ее Юрий переживет Василия, хотя супруг избегал баять о том, и гневал, когда заговаривала Анастасия. И только иногда детям, укладывая отроков в постель, – буйный норов ее родителя полностью передался старшему сыну, Василию, так ведь и бывает, от деда – внуку! Да и второй, Дмитрий, мало отстал – этим и сказывала, убаюкивая, что ихний батюшка мог бы, может, стать великим князем Владимирским… И у отроков тотчас загорались глаза…
