народы и установить причины вражды“», — пишет Тесса Раджак, и в этом с ней трудно не согласиться.
Разумеется, христианского читателя больше всего интересовали страницы «Древностей», перекликающиеся со страницами Нового Завета и посвященные той же эпохе. Именно в «Иудейских древностях» мы находим наиболее подробные сведения о происходившем в те дни в Иудее внутри еврейского общества и о Понтии Пилате, предстающем в качестве правителя, постоянно бросающего вызов глубоко чуждой ему еврейской вере и обычаям, посягающего на сокровищницу Храма и то и дело вызывающего своей политикой волнения в народе. «Когда претор Иудеи Пилат повел свое войско из Кесарии в Иерусалим на зимнюю стоянку, он решил для надругания над иудейскими обычаями внести в город изображения императора на древках знамен. Между тем закон наш возбраняет нам всякие изображения. Поэтому прежние преторы вступали в город без таких украшений на знаменах. Пилат был первым, который внес эти изображения в Иерусалим, и сделал это без ведома населения, вступив в город ночью. Когда узнали об этом, население толпами отправилось в Кесарию и в течение нескольких дней умоляло претора убрать изображения. Пилат не соглашался, говоря, что это будет оскорблением императора, а когда толпа не переставала досаждать ему, он на шестой день приказал своим воинам тайно вооружиться, поместил их в засаде в здании ристалища, а сам взошел на возвышение, там же сооруженное. Но так как иудеи опять возобновили свои просьбы, то он дал знак, и солдаты окружили их. Тут он грозил немедленно перерубить всех, кто не перестанет шуметь и не удалится восвояси. Иудеи, однако, бросились на землю, обнажили свои шеи и сказали, что они предпочитают умереть, чем допускать такое наглое нарушение мудрого закона. Пилат изумился их стойкости в соблюдении законов, приказал немедленно убрать из Иерусалима [императорские] изображения и доставить их в Кесарию» (ИД, 18:3:1–2), — сообщает Иосиф.
Вслед за этим и идут знаменитые слова, воспринимаемые многими христианами как бесспорное историческое подтверждение существования Иисуса Христа и правдивости рассказанной в Евангелиях истории: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени» (ИД, 18:3:3).
Вопрос о том, действительно ли эта фраза от начала до конца принадлежит Иосифу, или же речь идет о поздней вставке, мы подробно рассмотрим в главе «Жизнь после смерти». Пока же повторим, что историческая достоверность подавляющего большинства страниц «Иудейских древностей» подтверждается как множеством других источников, так и последующими археологическими находками.
Завершаются «Иудейские древности» словами: «Я имею в виду также изложить в четырех книгах наше иудейское вероучение о Господе Боге и Его существе, равно как поговорить о законах и причинах, почему одно нам разрешено, а другое запрещено» (ИД, 2:20:11:1).
На основании этих слов Иосифу приписывается трактат «В честь Маккавеев, или О самовластителе разума», более известный под названием «О господстве разума». Однако уже давно доказано, что это пронизанное христианскими мотивами сочинение не могло принадлежать Иосифу. В то же время сама идея написания сочинения о «нашем иудейском вероучении» была понятна — после того как он завершил рассказ об истории еврейского народа, книга, посвященная его теологии и философии, стала бы логическим завершением созданной им своеобразной «Еврейской энциклопедии». И, безусловно, безумно жаль, что эта книга так и не была написана (возможно, из-за смерти спонсора Иосифа Эпафродита) — она явно бы пригодилась и его современникам, и потомкам в уяснении мировоззрения евреев I века н. э.
Вне сомнения, при написании «Иудейских древностей» Иосиф Флавий пользовался огромным корпусом литературы — переводами книг Священного Писания на греческий язык, сочинениями Филона Александрийского и других эллинизированных евреев, трудами египетских, вавилонских, греческих и других историков, римскими архивами, мемуарами секретаря и советника Ирода Николая Дамасского и т. д. Временами он просто с небольшими коррективами вставлял в книгу отрывки из этих текстов без ссылки на автора — отсюда ощущение разнобоя в стилях и версии о том, что разные главы были написаны разными «помощниками»-соавторами.
Но следует признать, что часть из задействованных им при написании второго тома источников нам неизвестна. А они были, не могли не быть, и источники эти поистине уникальны. Не исключено, что некоторые события Иосиф восстанавливал по памяти, припоминая книги и документы, прочитанные в архиве Храма или услышанные от старших в те дни, когда он был совсем юным.
В итоге книга получилась поистине грандиозная, и Иосиф это сознавал. На ее написание у него, видимо, ушло десять лет. Первый вариант «Иудейских древностей» был окончен на 13-м году правления Домициана, то есть примерно в 94 году. Значение этой книги так же поистине трудно переоценить — без Иосифа мы много бы не знали, а многие имена оказались бы забыты.
Но не успел Иосиф отпраздновать завершение «Древностей», как на его голову посыпались новые неприятности.
Глава 3. Один против всех
Вопреки ожиданиям Иосифа, «Иудейские древности» были приняты римским обществом, мягко говоря, без особого энтузиазма. Да, были и благосклонные, и даже восторженные отзывы. Но куда больше, судя по всему, оказалось других — резко отрицательных, едких, подчас полных откровенной злобы.
Критики пытались объявить Иосифа «великим лжецом», частично придумавшим, а частично намеренно исказившим историю собственного народа, чтобы убедить мир в древности его происхождения (которая якобы не подтверждалась никакими достоверными историческими источниками и базировалась только на еврейских), в мнимом величии его культуры, в благородстве его нравов и обычаев. И уж тем более неприемлемой оказалась для критиков исподволь озвучиваемая в «Иудейских древностях» мысль о том, что иудейская религия несет миру истинное представление о природе Бога, и в смысле идеалов и моральных ценностей другим народам есть чему поучиться у евреев.
Во многом это объяснялось тем, что в течение всего времени после Иудейской войны антисемитизм на просторах Римской империи не только не ослабевал, но и продолжал непрестанно усиливаться — в значительной степени потому, что к евреям стали относиться прежде всего как к побежденным, заслуживающим только презрения.
Мнение Тацита, бывшего всего лет на двадцать младше Иосифа, о том, что евреи являются «презреннейшими из рабов», вне сомнения, отражало общее настроение населения Рима и провинций. Еще одной причиной усиления подобных настроений стала враждебность ревнителей
