Иосифом в названии множественного числа — «Против Апионов» — было призвано показать, что сам Апион является для него не более чем символом, а свое перо он направляет против всех недоброжелателей своего народа. А их, надо заметить, во времена правления династии Веспасианов хватало.
«В литературе царствования Веспасиана антисемитские выпады в этот период мы находим у Квинтилиана и Антония Юлиана. Квинтилиан представляет для нас особый интерес, так как труд его, Institutio oratoria посвящен грамматическим и риторическим вопросам, ничего общего с еврейством и вообще политикой не имеющим. Образцы словосочетания, заимствуемые им из обыденной жизни, конечно, представляли собою в его время нечто общеизвестное и бесспорное. Мы читаем у него (III, 7, 21): „Мы ненавидим также и источник зла. Для основателей государств зазорно, если они организовали народ, опасный для других народов. Это относится, напр., к основателю еврейского суеверия“. Такой же характер носила и книга римского прокуратора в Иудее, М. Антония Юлиана, видевшего в еврейском учении, по которому претерпеваемые евреями муки есть наказание за совершенные ими грехи, доказательство порочности и греховности еврейского народа»[69], — писал С. Я. Лурье.
Поскольку Иосиф сам говорит, что к моменту написания трактата он уже был автором «Иудейских древностей» и со времени их публикаций прошло какое-то время, обычно написание этой книги относят к 95 году. Подтолкнуло его к этому труду, видимо, появившееся к тому времени множество антисемитских трактатов, а также язвительная критика в адрес «Иудейских древностей» и обвинения его во лжи и сочинении исторических небылиц. Эта критика неминуемо порождала у интеллектуальной публики, даже сочувствующей евреям, вопрос о том, кто же прав в этом споре, и Иосиф решает расставить все точки над «i», сведя воедино все известные ему древние источники, показав их перекличку с еврейскими и таким образом как бы воссоздав единую картину древней истории и показав на место в ней евреев, а заодно ответив на все выпады в адрес его народа и разоблачив получившие распространение мифы и домыслы о евреях, о чем он прямо говорит в начале книги, посвящая ее, как и «Иудейские древности», своему спонсору и покровителю Эпафродиту: «Я полагаю, достойнейший из людей Эпафродит, что уже в сочинении „О древностях“, которое обнимает события пятитысячелетней истории и по нашим священным книгам составлено мною на греческом языке, я достаточно ясно — для тех, кто обратится к нему, изложил вопрос о нашем еврейском народе — о том, что он весьма древний и что изначально самобытен, а также о том, как населил он страну, в которой мы живем и поныне. Однако, поскольку я замечаю, что многие, не доверяя тому, что сказано мною о древностях, прислушиваются к злобной клевете, не без умысла распространяемой некоторыми, и доказательство молодости нашего народа видят в том, что у наиболее авторитетных эллинских историков он не удостоен ни единого упоминания, я подумал, что следует вкратце об этом написать — изобличить тем самым нападки одних в злонамеренности и лжи, других образумить в их неведении, и всем, кто желает знать истину, разъяснить вопрос о нашей древности. Засвидетельствовать истинность моих слов я призову только тех писателей, которые безупречны в отношении всякой древности и которым, по мнению эллинов, более всего можно доверять, а тех, кто в своих сочинениях лгал и клеветал на нас, я представлю самих же себя изобличающими. Также я попытаюсь установить причины, вследствие которых немногие из эллинов в своих исторических сочинениях упомянули о нашем народе, а кроме того, и свидетельства писателей, не оставивших без внимания нашу историю, я предоставлю тем, кто с ними не знаком или делает вид, что о них не знает» (ПА, 1:1).
Таким образом, «Против Апиона» — это прежде всего апология. Апология евреев и ответ антисемитам древности, которые, надо заметить, мало чем отличались от современных антисемитов[70].
Безусловно, это была не первая попытка такой апологии — до этого были сочинения Филона Александрийского, «Послание Аристея», «Нравоучительная поэма» Фокиллида и др. Но никогда прежде апология не включала в себя такое множество исторического материала, невольно заставляя восхититься той огромной эрудицией автора, которую он приобрел в области античной истории за годы жизни в Риме; никогда прежде она не была столь системной и логически убедительной — и именно это и обеспечило ей в итоге столь длительную жизнь в истории.
Обращение к личности Апиона как к главному оппоненту в дискуссии, безусловно, тоже не случайно. Апион был одним из главных идеологов и подстрекателей чудовищного еврейского погрома 38 года в Александрии, а затем и главой посольства александрийцев к Калигуле. Посольство прибыло в Рим, чтобы склонить императора на свою сторону, и столкнулось здесь с еврейской миссией во главе с Филоном Александрийским. Так встретились два философа, два страстных поклонника греческой культуры — только один, Апион, был родом египтянин, а второй, Филон, — евреем.
Иосиф был тогда ребенком, но в детстве он, безусловно, слышал немало рассказов взрослых о тех ужасах, которые пережили александрийские евреи, и об интеллектуальном поединке между его дальним родственником Филоном и Апионом в Риме, а затем действительно и сам мог сталкиваться с последним во время своего пребывания в Александрии. Таким образом, он, по сути, продолжал тот давний спор, который (давайте это признаем) не закончен и до сегодняшнего дня.
Иосиф начинает с объяснения полной несостоятельности утверждений, что евреи придумали себе древнюю историю «задним числом», поскольку в трудах греческих историков, на которых и строилось представление большинства жителей эллинистического мира о прошлом, якобы нет упоминания о них.
Иосиф отбивает этот довод тем, что греки по сравнению с евреями — очень молодой, можно даже сказать юный народ, который, вдобавок, совсем недавно начал создавать историографию, а потому и удивляться тому, что у них нет сведений о далеком прошлом, не стоит: «Прежде всего меня крайне удивляют все те, кто считает, будто относительно древнейших событий следует обращаться к одним только эллинам, только их вопрошать об истине, а нам и другим народам не верить. Ибо я вижу, что в действительности все оборачивается прямо противоположным, если предварительно согласиться с тем, что не следует доверяться пустым предположениям, но из самих событий уяснять истинное положение дел. Здесь-то и обнаруживается, что у эллинов все ново и, как говорится, случилось на днях — я имею в виду основание городов, изобретение ремесел и написание законов. При этом едва ли не самое молодое у них — само дело летописания. А между тем за египтянами, халдеями и финикиянами (нас я пока к ним не причисляю) сами они с несомненностью признают весьма древнее и непрерывное летописное предание… Вообще же у эллинов нет ни
