В бумаге было сказано, что Калинович увольняется от службы с преданием суду за противозаконные действия как по управлению своему в звании вице-губернатора, так и в настоящей своей должности.
* * *
Выйдя на сцену с героем моим при первом его поступлении на службу, я считаю себя совершенно вправе расстаться с ним при выходе его в отставку… Что мне дальше с ним делать?.. Пора молодости, любви и каких бы то ни было новых сердечных отношений для него давно уже миновалась, а служебную деятельность, которая была бы теперь свойственна его возрасту и могла бы вызвать его снова на борьбу, эту деятельность он должен был покинуть навсегда и, как подстреленный орел, примкнув к числу недовольных, скромно поселиться вместе с Настенькой и капитаном в Москве. Из партии врагов его князь, не оставленный даже в подозрении по своему делу, снова поселился в своей усадьбе и начал жить решительно на прежнюю ногу. Обновление сего феникса объяснялось на этот раз очень просто: стакнувшись с Медиокритским, он так, говорят, распорядился состоянием Полины, что та потеряла весь свой капитал и половину имения. Всеми оставленная, всеми обманутая, бедная женщина не перенесла этого удара и с первым вскрытием невской воды вытерпела последнюю житейскую неприятность – предсмертную агонию, и скончалась. Чрез полгода после ее смерти Калинович женился на Настеньке. Факт этот, казалось бы, развязывал для меня, как для романиста, все нити, но в то же время я никак не могу, подобно старым повествователям, сказать, что главные герои мои после долговременных треволнений пристали, наконец, в мирную пристань тихого семейного счастия. Далеко это было не так на самом деле! Сломанный нравственно, больной физически, Калинович решился на новый брак единственно потому только, что ни на что более не надеялся и ничего уж более не ожидал от жизни, да и Настенька, более уж, кажется, любившая Калиновича по воспоминаниям, оставила театр и сделалась действительною статскою советницею скорее из сознания какого-то долга, что она одна осталась в мире для этого человека и обязана хоть сколько-нибудь поддержать и усладить жизнь этой разбитой, но все-таки любезной для нее силы, и таким образом один только капитан стал вполне наслаждаться жизнию, заправляя по всему дому хозяйством и постоянно называя племянника и племянницу: «ваше превосходительство».
Примечания
Впервые роман напечатан в «Отечественных записках» за 1858 год (NoNo 1-6, январь-июнь); датирован 19 мая 1858 года.
Над «Тысячью душ» Писемский работал около пяти лет – с 1853 по 1858 год.
Осенью 1853 года, будучи в Петербурге и Москве, Писемский подробно рассказывал в литературных кружках о замысле своего нового «длинного» романа. По-видимому, тогда же он начал предварительные переговоры с И.И.Панаевым о том, чтобы этот роман, как только он будет закончен, был напечатан в «Современнике». По возвращении в Кострому Писемский приступил к работе над романом. В письме к издателям «Современника» И.И.Панаеву и Н.А.Некрасову он сообщил: «Роман, о котором я с Вами, Иван Иваныч, говорил, я начал и написал две главы, – он будет в 3-х частях – листов на 35 печатных»[135]. Выйдя в отставку и получив возможность все свое время отдавать творчеству, Писемский, вероятно, рассчитывал закончить «Тысячу душ» в течение года. 12 марта 1854 года он писал Н.А.Некрасову: «…три месяца скоро, как я оставил службу и живу в деревне, где, конечно, пишу и пишу много: написал 1-ю часть очень длинного романа…»[136]. Есть основание предполагать, что в первой книжке «Современника» за 1855 год должно было начаться его печатание, но Некрасов не решился на это, так как роман еще не был закончен. «…На авось начать печатать страшно, – писал он И.С.Тургеневу, – надо бы весь посмотреть»[137]. Очевидно, эти сомнения Некрасова были одной из причин того, что летом 1854 года Писемский решил печатать новый роман уже в «Отечественных записках». «…По осени надеюсь к вам привезти длиннейший роман для печатания в «Отечественных записках», – писал он 17 июня 1854 года издателю этого журнала А.Краевскому; – одно, что меня только пугает или просто ужасает, – ваш цензор «[138]. Но свое обещание Писемский не сумел выполнить. Живя в Раменье, он с каждым днем все острее сознавал, как не хватает ему свежих жизненных впечатлений, не хватает общения с литературной средой: «Пишу много, но ни прочитать, ни посоветоваться не с кем, это много отнимает энергии. Служенье музам не терпит суеты, но зато и продолжительное уединение не совсем благотворно этим занятиям»[139]. Осенью работа над романом пошла гораздо медленнее, чем раньше. «Длинный роман, который я задумал, остановился, – жаловался Писемский А.Н.Майкову, – просто лень писать, а насиловать себя боюсь, пожалуй так напишешь, что лучше бы совсем не писать…».[140]
К концу 1854 года, до переезда Писемского в Петербург, были закончены, и то, по-видимому, вчерне, лишь первые две части «Тысячи душ». В Петербурге, обогащенный новыми непосредственными наблюдениями над столичной жизнью, он начал писать третью часть романа. «…В длиннейшем моем романе, – сообщал он А.Н.Островскому 26 июля 1855 года, – перевалился уж в третью часть. Мечтаю кончить к 1 январю 56-го года, кончить совсем, но вряд ли сил хватит»[141]. О том, что в этом письме речь идет об окончании не только третьей части, но и всего романа, видно из редакционного объявления, впервые помещенного в IX (сентябрьской) книжке «Отечественных записок» за 1855 год, где «Тысяча душ» названа в числе произведений, которые должны были быть напечатаны на страницах этого журнала в 1856 году. Однако Писемскому и на этот раз не удалось выполнить свои намерения – к концу 1855 года роман был еще далек от завершения.
В следующем, 1856 году работа над ним была прервана длительной поездкой в Астрахань. «За роман не принимался, – сообщал Писемский Краевскому 2 июня 1856 года, – и покуда не кончу своего вояжа, заняться им не могу: совершенно другое в голове. Рассчитываю на осень, когда возвращусь в деревню, и если только мое здоровье не расстроится еще более, то есть окончательно, то печатание вам можно будет начать с генварской книжки будущего, 1857 года».[142]
Но печатание «Тысячи душ» было снова отложено. Для ее окончания потребовалось еще почти полтора года. Над третьей и четвертой частями романа Писемский продолжал работать в январе – апреле 1858 года, когда первые его части уже печатались в журнале. «Занят я теперь по горло окончанием моего романа, – писал он А.Н.Островскому 19 апреля 1858 года, – которого три части сбыл, наконец, но как пройдет 4-я цензуру – неизвестно!».[143]
«Тысяча душ» печаталась в пору относительного послабления цензурных требований, и поэтому первые три части романа были пропущены, по-видимому, без существенных изменений. Зато четвертая встретила значительные препятствия и была разрешена главным образом благодаря энергичному содействию И.А.Гончарова. Через семнадцать с лишним лет после опубликования романа, в дни двадцатипятилетия своей литературной деятельности, Писемский с благодарностью напомнил Гончарову об этой его услуге: «Вы знаете, как я высоко всегда ценил ваши литературные мнения и как часто и много пользовался вашими эстетическими советами и замечаниями. Но помимо этого вы были для меня спаситель и хранитель цензурный: вы пропустили 4-ю часть «Тысячи душ» и получили за это выговор. Вы «Горькой судьбине» дали возможность увидать свет божий в том виде, в каком она написана «.[144]
«Тысяча душ» была задумана в глухую пору «мрачного семилетия» и закончена в условиях общественного подъема конца 1850-х годов. Естественно, что значительный поворот в политической и общественной жизни, происшедший за эти годы в России, не мог не отразиться на процессе создания этого социально насыщенного романа. Поэтому изучение этого процесса могло бы дать весьма ценные материалы для понимания «Тысячи душ». Однако главные документы, необходимые для такого изучения, – рукописи первых трех ее частей – не сохранились. То, что дошло до нас (переписка Писемского со своими современниками, рукопись четвертой части), позволяет проследить основные этапы работы над романом лишь в самых общих чертах.
Первые высказывания Писемского о «Тысяче душ» свидетельствуют о том, что на ранней стадии воплощения замысла в основе сюжета должна была быть история писательской карьеры главного героя романа. В связи с этим предполагалось, по-видимому, более широко, чем в окончательном тексте, привлечь факты литературного быта того времени. В декабре 1853 года Писемский сообщил А.Н.Майкову: «…начал новый и очень длинный, длинный роман, написал две главы – сюжет долго рассказывать, я говорил об нем Панаеву, спроси, если любопытно, у него, но только выведется литератор не по призванию, а из самолюбия. Петербург я трону, но, не бойся, не ошибусь, потому что возьму из него только то, что хорошо узнал и знал еще прежде. В отношении петербургских литераторов я скажу откровенно, что они, не говоря уже про вашу милость, ей-богу понравились мне лучше московских, не тартюфят, по крайней мере, тогда как там (всюду почти) встречаешь лицемерие, ханжество… и возму(ти)тельное, безсмысленное славянофильство в одном кружку, собственно, московском, и бездарное педантство в другом – петербургском»[145]. Этому замыслу соответствовало и первоначальное название романа: «Умный человек».[146]
