В таких городах невозможно отделаться от ощущения, что вернулся в детство. В свое детство, светлое и идеализованное. Там, где невозможны беды, а огорчения — ненадолго и не всерьез...
— Они вышли из расслоившегося пространства... — сказал незадолго до бегства на Дорогу Лат. — Из огня да в полымя...
Изначальный не пояснял своих слов. Просто он избегал посещать Тихие Города, хотя в каждом из них — его знали. Особенно дети.
Здесь не было благоустроенности Земли, но был уют. Здесь не было воинственности средневекового Риадана, но никому и в голову не приходило напасть на Тихие Города...
Блики света луны на воде,
Что дорожку проложат в "нигде"...
Невозможно забыть никогда
Тихие Города...
Из Чертогов исторгнуты вглубь...
Убежать? Умереть? Уснуть?
Снова уйдут в никуда
Тихие Города...
Эти строки были карандашом набросаны на клочке бумаги, забытом Латом между страниц книги с желтым летящим клипером на обложке.
Старая бумажная книга в мягкой обложке — все, что осталось от Лата и его Отряда на Рокласе.
Сперва все казалось игрой: завесить желтой шторой единственное окно и выйти в звенящее цикадами Новолуние. Шагнуть в пустоту — и вдруг ощутить ее упругость. И вместо дощатого тротуара ступить босыми ступнями на прохладу шершавых плит, протянувшихся до горизонта. Холодок ознобом пробежал по позвоночнику: сверху — вниз, а затем снизу — вверх... И за последним толчком холодка пришло Зрение. Дорога уходила до горизонта, но обочины ее обрывались в пустоту, за которой мелькали огоньки звезд — не чуждые, дальние и холодные, а теплые и ласковые, они лучиками своими гладили ступивших на Дорогу ребят, обещая им свое покровительство и любовь...
И тогда лишь ребята постигли: это всерьез!..
И с радостью приняли они новый поход, предвкушая, как вернутся домой и расскажут оставшимся там о своем удивительном странствии.
И сколько времени пролетело — не ведал никто, ведь на Дороге не хочется ни есть, ни спать. Усталость не трогает Идущих По Дороге, и путь их светел, хотя и не видно светил. Но не может же быть, чтоб свет звезд освещал все вокруг ярче Солнца... И не стареют они, словно на землях достославного Авалона...
Лат резким движением выбросил вперед напряженную руку и отломил кусочек тонкого лучика, мгновенно превратившегося в горящий окурок, и невольно поморщился: никак не удается ему вытащить целую сигарету, пол-сигареты успевает сгореть до того, как оторвется от звездного луча. Есть-то, конечно же, тут не хочется, пить — тоже. А вот курить... Правда, тут возникает еще одна проблема: делать это надо втихаря, чтоб пацаны не приметили. А то... В общем, о каком примере тогда б пошла речь?!
Вообще-то идею выхватить что-нибудь из Пространства преподнес Севка: когда на его любимой гитаре после особо резкого аккорда лопнула струна, он, прервав игру, мотнул рукой в сторону и со скрежетом вытащил прямо из пустоты новенькую серебряную струну. Сбросил прямо на ноздреватый ракушечник плит обрывки старой, вставил новую и осторожно завертел колки, настраивая инструмент.
— У Кио выучился? — хмыкнул Лат.
— У Софии Марчес, — огрызнулся Севка. Он был чуть сердит и не хотел вдаваться в подробности. А причина для сердитости была вполне серьезная: новая струна пела звонче и громче своих сестер и нарушала тем благозвучие аккордов.
— Прийдется и остальные менять, — то ли спросил, то ли посоветовал Стаська.
— Сам знаю, — огрызнулся Севка и выдернул из пространства еще одну струну. Лат насторожился. Он внимательно присмотрелся к пальцам музыканта, и на миг показалось ему, что под пальцами Севки блеснул лучик звезды. А затем лучик надломился — и вот уже зазмеилась в руке третья струна.
Шестая струна вылетела с таким басовитым ревом, что Командор поморщился, а Генка сказал:
— Ну все, хватит Пространство насиловать!..
— А у меня и так не семиструнка, — Севыч бросил старые струны рядом с обрывком, но Сурен аккуратно поднял их и, смотав вокруг ладони, сунул руку в карман.
— Дети, не сорите в общественных местах и на дорогах, — паясничая и обращаясь к Севке, заявил голосом сердитой тетушки-воспитательницы Антон. Данька с Митькой прыснули со смеху, и эхом отозвался хрустальный звон: это запели-зазвенели струны звездного серебра. И словно разбуженный ими, на Дороге возник Замок. Он стоял чуть сбоку от пути, но опущенный мост и поднятые решетки ворот беззвучно приглашали войти. И если ты даже не нуждаешься в покое и уюте, то разве оставит тебя равнодушным загадочный зов средневековья?
Глава 18
В Замке оказалось тихо и даже уютно. Безлюдные галереи и утопающие во тьме своды не пугали своим величием. Напротив — они обещали что-то, скрывающееся вдали.
В нишах стен скрывались блестящие рыцарские доспехи, и Темка шлепнул ладошкой по одному из них. Гулкий звон метнулся под сводами, угасая вдали.
За поворотом открылась тяжелая дверь, а за нею — сокровищница. Похоже, что сюда не одно поколение бросало свои безделушки. Сундуки жемчуга и самоцветов, золотые россыпи... Николка подбросил жменю тяжелых монет, наслаждаясь приятным звоном.
— Эх, в Городе бы нам столько — и дом свой для Отряда купили бы, и яхты новые приобрели! А фильмов-то, фильмов сколько можно было бы снять!.. — малыш мечтательно прижмурился.
— Ага, и заодно объяснял бы всем, что не грабил ни банк, ни ювелирный магазин... — Антон и тут встрял со своей "бочкой дегтя", которая в его словах приходилась на ложку лишь меда.
— Ну и объяснил бы, ну и что?
— А то, что реквизировали бы все. "Для музея!"
— Ну, эт' бы уж не рек-квизировали б-бы, — Кирилл достал из угла изящную боевую шпагу со старинной витой рукоятью. Древний клинок покоился в скромных кожаных ножнах, но засверкал, едва лишь его извлекли на свет.
— Положи, — попросил Лат, хотя было видно, что и Изначальному самому не терпится взмахнуть подобным клинком, но он себя сдерживает, — Не мы сюда поместили его — не нам его и брать...
За сокровищницей длинный коридор привел ребят в давно уже опустевший, но не утративший своего блеска Тронный Зал. То, что зал Тронный, выдавало, пожалуй, лишь наличие самого трона. В остальном же — Лат почему-то улыбнулся такому сравнению — Зал напоминал раззолоченную крысиную нору.
И словно в продолжение мыслей на трон прыгнула здоровенная серая крыса. Лат вздрогнул и от неожиданности моргнул. Крыса тут же исчезла, а на троне оказался высокий и полный остроносый человек с улыбчивым лицом, наряженный в серую мантию с золотым и серебряным шитьем. На голове его сверкала корона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
