Ему вдруг вспомнилось обратное странствие через бескрайние холодные степи Змеиного Языка. Неожиданно повзрослевший Аюр, приносящий ему, тогда еще слабому и страдающему, куски зажаренной дичи, назвавший его братом… Неужели и его придется убить?
– Ширам! – донеслось с площади перед воротами. – Ширам, это я, Аюр!
Саарсан прильнул к бойнице, начисто забывая, что этот мальчишка способен всадить стрелу в глаз мечущегося раненого зверя.
– Я пришел говорить с тобой!
– Эй, – саарсан обернулся к стоящим за его спиной накхам, – сейчас царевич будет у входа. Опустите помост и проведите его в сад…
Ширам опять повернулся к бойнице и вдруг заметил идущую от городских ворот пару. На первый взгляд вполне обычного вида: молодая девушка в дорожном плаще, расшитом цветами, и слуга-телохранитель. Что-то знакомое почудилось саарсану в этой девице. Он не успел задуматься – крутившийся на месте Аюр едва не сшиб парочку крупом своего коня, даже не обратив на них внимания.
Но тут Ширам увидел, как из-под девичьего плаща появляется тонкая рука, сжимающая длинный, туго набитый кошель из плотной кожи. Короткий удар точно меж лопаток – и Аюр от неожиданности и боли отпустил поводья, взмахнул руками… Плащ слуги-телохранителя взвился над ним и опустился на голову. Ширам увидел, как чернобородый слуга рывком затягивает тесьму снизу, и наконец узнал его. Проклятье! Саарсан не мог поверить увиденному. Он был готов поклясться, что видел похитителя совсем недавно, на старой лесной дороге, со стрелой, торчащей из горла!
Но осознать он это не успел – девушка оказалась на коне перед Аюром, хлопнула скакуна ладонью по шее, и тот ринулся в ближайший переулок. Ухватившийся за луку седла сакон со всех ног побежал рядом, едва заметный за прикрывавшим его конем. Еще миг, и они скрылись за домами.
Это была она, понял саарсан. Вендка из дорожной вежи!
Он рванул со спины мечи. Волна ярости накрыла его. Он вдруг осознал, что готов изрубить в куски любого, кто замыслил недоброе против царевича.
– Открыть ворота!
Глава 9. Аоранг в темнице
Киран, задумавшись, шел по коридорам Лазурного дворца. Среди колонн, дверей и арок ему то и дело встречались неподвижно застывшие фигуры, которые он несколько раз по ошибке принимал за стражу, однако то были изваяния предков государя. Молодой вельможа знал, что среди них были и его неразумные пращуры. И зачем только они, знатностью равные роду Ардвана, когда-то покинули столицу, прельстившись отдаленными землями на берегах теплого моря?
Государев зять неспешно шагал по мраморным плитам и вспоминал один крайне занимательный разговор, имевший место лет этак пять назад. Помнится, тогда он по делам посетил главный храм Исвархи и как раз встретился с Тулумом, когда к ним подошел с поклоном необычного вида мальчик в жреческой одежде. Киран не смог понять ни его возраст, ни откуда тот родом – могучее, коренастое тело отрока могло принадлежать взрослому мужчине, но выражение лица было по-детски открытым и веселым. А уж само это лицо – таких резких, странных, словно тупым ножом вырезанных черт вельможа отродясь не видывал.
– Познакомься с Аорангом, – сказал тогда Тулум. – Я вижу, он удивил тебя? Ребенком я подобрал его на Змеином Языке, в землях мохначей…
– Это мохнач? – поразился Киран, не веря своим глазам.
В самом деле, велика была разница между угрюмыми косматыми полуживотными в шкурах, которые не говорили, а рычали, и этим необычным подростком с умным взглядом синих глаз и уверенной осанкой юного ария.
Потом Аоранг ушел, а Тулум пустился в долгий рассказ. Явно довольный неподдельным любопытством образованного собеседника, он с жаром принялся рассказывать царскому родичу о том, как нашел мальчика, брошенного в снежной пустыне, как привез его в Аратту, как тот рос и получал образование при храме под его присмотром…
– Понемногу я привязался к нему, как к сыну, – как его не полюбить? – с улыбкой рассказывал верховый жрец. – Но признаюсь, уже много лет я с огромным интересом наблюдаю за Аорангом, давая избранную пищу его разуму. Как он усваивает тонкие и сложные понятия, несвойственные его племени, как мыслит? Можно ли воспитать просвещенного и благородного человека, взяв дичайшего из диких? Что дает воспитание, а что природа и где грань между ними?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Мохначи весьма отличаются от разумных людей, – осторожно ответил тогда Киран. – Не подумай, что я хочу обидеть твоего воспитанника, святейший, но звериного в них куда больше, чем даже в лесных вендах. Я всегда полагал и полагаю, что дикарь останется дикарем, как его ни воспитывай. Разум его подобен несозревшему плоду, и потребуются века, чтобы он стал подобным нашему. Ты получишь человека сильного и, несомненно, верного – все знают, как преданы дикари своим старейшинам, – но к чему тратить время, забивая его бедную голову великими священными деяниями богов и людей или отвлеченными вычислениями? Хороший слуга или телохранитель…
– Все так считают, – не без досады отозвался святейший Тулум. – Но это заблуждение. Аоранг отлично освоил наш язык, в подобающее время научился читать и писать. Он постигает священные тексты наравне с другими мальчиками. А если что-то ему не дается, он добивается своего упорством – оно у него поистине как у мамонта!
Киран покачал головой:
– Да сопутствует тебе удача, святейший. Но будь осторожнее. Я слыхал, что дикарям неведом закон, что мохначи вспыльчивы и подвержены ужасным приступам гнева. Захочет ли он остановить себя, если обозлится? И сможет ли?
– Я знаю об этом и с ранних лет учу Аоранга обуздывать гнев, – кивнул Тулум. – К счастью, у него добродушный нрав. Да, кое в чем ты прав: он сторонится людей и с бо́льшим удовольствием проводит время в храмовом зверинце, чем с мальчиками своего возраста. Зато у него есть явные склонности к врачеванию. Я рассчитываю, что он со временем станет ученым жрецом и целителем…
Киран слушал и запоминал. Он понятия не имел, для чего ему эти сведения, но опыт подсказывал – лишних знаний не бывает.
Вот сейчас он и вспомнил, поглядев на ведущую куда-то вниз спиральную лестницу, слова Тулума о том, что мохначи, всю жизнь проводящие на просторах своих холодных степей, совершенно не переносят тесных, темных подземелий, и его воспитанник тут вовсе не исключение…
Длинная лестница, обвиваясь вокруг огромной каменной колонны, спускалась все глубже. Киран шагал по ней, все время поворачивая, пока у него не закружилась голова. Становилось темнее, узкие окна, утопленные в толстой стене, почти не давали света. Потом закончились и они, сменившись редкими факелами. Лестница привела Кирана к окованной железом двери, из-за которой отчетливо веяло смрадом и ужасом. Он постучал в нее условным стуком и остановился на пороге, не спеша идти дальше. Святое Солнце, как же он не любил такие места! Ну почему допросы нельзя проводить в садах, среди цветов и журчащих струй? А если вид пыток оскорбляет Исварху, что стоит поставить увитый гирляндами навес!
– Как он там? – сухо спросил он, не глядя на отворивших ему дверь стражей.
– Плохо ему, – коротко ответил старший. – Сперва сидел тихо, потом просился наружу, а когда мы пригрозили, что унесем факел, то попытался выломать дверь. Здоровенный, чуть решетку не погнул!
– Это хорошо, что плохо…
Зять государя поманил к себе охранника:
– Сейчас ты пойдешь со мной вниз. Встань близ решетки так, чтобы тебя не было видно. Сперва громко скажешь, что никого впускать не велено. Я посулю тебе денег, и ты согласишься меня пропустить. Понял?
– Понял. А можно не только посулить?
Киран рассмеялся незамысловатой шутке:
– На. – Он протянул стражу пару монет. – И ты возьми. – Он кинул монету другому. – Когда я войду к мохначу, оставайтесь оба за дверью и внимательно слушайте наш разговор. Если у вас окажется хорошая память, награда также будет хорошей.
– Что ты называешь хорошей памятью? – жадно спросил один из стражей.
