– Меч чести, – сказал Манфред. – Носи его достойно.
Он сделал шаг к Лотару и прикрепил прекрасное оружие к выбеленному поясу на талии сына. Сохраняя серьезное выражение, они обменялись рукопожатием, но в этом коротком прикосновении отразилась целая жизнь любви, гордости и сыновней преданности.
Они стояли по стойке смирно, отдавая салют, а оркестр играл национальный гимн:
От синевы наших небес,От глубин наших морей…
Парад завершился; молодые люди присоединялись к своим семьям, слышались возбужденные женские возгласы, смех, последовали долгие страстные объятия.
Лотар Деларей стоял между родителями и принимал бесконечную процессию желавших его поздравить, скромно отвечая на искреннюю похвалу. Манфред и Хайди больше не могли сдерживать гордые, счастливые улыбки.
– Отличная работа, Лотти! – Один из кадетов наконец пробился к Лотару, и парни с улыбкой пожали друг другу руки. – Не было сомнений, кто станет лучшим выпускником.
– Мне просто повезло, – стеснительно рассмеялся Лотар и сменил тему. – Тебе сообщили, куда распределяют, Ханнес?
– Ja, парень. Меня посылают в Наталь, куда-то на побережье. А как ты? Может, послужим вместе?
– Тут нам не повезло, – покачал головой Лотар. – Меня направили в маленькое отделение в черном пригороде близ Веренигинга. В Шарпвилль.
– Шарпвилль? Не повезло тебе, приятель. – Ханнес с деланным сочувствием покачал головой. – Никогда о таком не слышал.
– Я тоже. О нем никто не слышал, – удрученно сказал Лотар. – И никто никогда не услышит.
* * *
24 августа 1958 года премьер-министр Йоханнес Герхардус Стрейдом, «Лев Уотерберга», умер от болезни сердца. Он лишь четыре года возглавлял правительство, но его уход пробил широкую брешь в гранитном утесе правления африкандеров, и все они, как термиты, чье гнездо разворошили, бросились заделывать эту брешь.
Через несколько часов после сообщения о смерти премьер-министра Манфред Деларей зашел в кабинет Шасы в сопровождении двух старейших депутатов Кейпа от Национальной партии.
– Надо попробовать не допустить к власти северян, – сразу сказал он. – Во главе должен быть наш человек.
Шаса осторожно кивнул. Большинство министров по-прежнему считало его чужаком в кабинете. Его влияние на выборы нового лидера не будет решающим, но он готов был слушать и наблюдать. Манфред изложил предполагаемую стратегию.
– Они уже объявили своим кандидатом Фервурда, – сказал он. – Конечно, почти вся его карьера прошла в сенате, и у него мало опыта парламентской работы, но он слывет сильным и умным человеком. Всем понравилось, как он управляется с черными. Он сделал так, что имя Фервурд и слово «апартеид» значат теперь одно и то же. Люди знают, что под его руководством смешения рас не произойдет и Южная Африка всегда будет принадлежать белым.
– Ja, – подтвердил один из депутатов. – Но он такой грубый! Всегда есть возможность сделать или сказать что-то, не оскорбляя людей. Наш кандидат тоже сильный человек. Донгес представлял законопроект о групповых территориях и закон о различном представительстве голосующих – никто не обвинит его в том, что он kafferboetie– «чернолюб». Но он гораздо тоньше, у него лучше стиль.
– Северянам не нужна тонкость. Им не нужен мягкий премьер-министр со сладкими речями, им нужен сильный человек, а Фервурд – прекрасный оратор. Дьявольщина, этот человек умеет говорить и не боится работы – и, как мы все знаем, тот, кого так ненавидит английская пресса, не может быть плохим.
Все рассмеялись, глядя на Шасу: им хотелось посмотреть, как он это примет. Он все еще чужак, их прирученный rooinek, и он не доставит им удовольствия видеть, что их шутка попала в цель. Шаса легко улыбнулся.
– Фервурд хитер, как старый бабуин, и быстр, как мамба. Нам придется напряженно поработать, чтобы его не выбрали, – согласился Шаса.
И они работали напряженно, все они. Шаса был убежден, что, хотя Донгес и предлагал упомянутые расистские законы парламенту, из всех трех кандидатов, которые позволили убедить себя и претендовали на высшую должность в стране, он был самым умеренным и человеколюбивым.
Сам доктор Хендрик Фервурд, принимая свое выдвижение в кандидаты, сказал:
– Когда человек слышит отчаянный призыв своего народа, он не имеет права отказаться.
2 сентября 1958 года состоялось тайное заседание руководителей Национальной партии, на котором должны были выбрать нового лидера. На совещании присутствовали 178 членов парламента и сенаторов от Национальной партии, и небольшой срок работы Фервурда в нижней палате парламента, вначале казавшийся недостатком, в конечном счете обернулся преимуществом. В течение многих лет Фервурд был лидером в сенате, верхняя палата уступала силе его личности и ораторскому мастерству. Сенаторы, состарившиеся и покорные – их число увеличили, чтобы правящая партия могла без помех продвигать нужные законопроекты, – как один проголосовали за Фервурда.
Донгес пережил первый тур голосования, по итогам которого был исключен «Блэки» Сварт, кандидат от Свободной республики, но во втором туре северяне объединились и общими усилиями большинством в 98 голосов против 75 сделали премьер-министром Фервурда.
В тот вечер, обращаясь к нации, премьер-министр Хендрик Френс Фервурд не стал скрывать, что избран по воле всемогущего господа. – Господь предопределил, что я поведу народ Южной Африки на этом новом отрезке его жизни.
Блэйн и Сантэн приехали из Родс-Хилл. Семейной традицией стало собираться и вместе слушать по радио важные сообщения. Вместе они выслушивали речи и объявления, которые сдвигали знакомый им мир с оси: объявления войны и мира, новости о зловещих грибах, выросших в небе над японскими городами, вести о смерти королей и любимых правителей, о восшествии на престол королевы – все это и многое другое они слушали вместе в голубой гостиной Вельтевредена.
Они сидели тихо, слушая высокий, нервный, но отчетливый голос нового премьер-министра, и морщились, когда он повторял банальности или брался за заезженные темы.
– Никто никогда не усомнится в том, что моя цель – поддержание демократических институтов нашей страны, так как они – наиболее ценное приобретение западной цивилизации, – говорил Фервурд, – но и сохранение права людей с иными убеждениями выражать их.
– При условии, что эти взгляды будут одобрены правительственными цензорами, синодом Голландской реформированной церкви и тайным совещанием Националистической партии, – саркастически произнес Блэйн, и Сантэн толкнула его: