class="p1">— Даниэль, покинь эту каюту. Мне надо переодеться.
Он подошел ко мне почти вплотную, провел своей рукой по моей щеке и хотел спуститься к шее, но я резко ударила его по руке и указала на дверь, чтоб уходил.
«Ты меня стесняешься, красавица? — спросил Даниэль, пожирая меня своим звериным взглядом, — не стоит, нам с тобой долго быть вместе».
Я ничего не стала говорить, открыла ему дверь каюты, на пороге которой стоял охранник, который при виде меня и Даниэля несколько смутился и опустил взгляд.
Миллеру было неприятно, что меня только в одном полотенце увидел посторонний мужчина, он бросил в мою строну злой взгляд и вышел со словами: «Жду тебя на верхней палубе на завтрак».
Я же абсолютно никуда не торопилась, мне требовалось время, чтобы собраться так, как это делают бойцы перед последним боем.
Когда я все-таки поднялась на верхнюю палубу, было уже 12 часов. Даниэль с каменным лицом сидел в кресле, скрестив руки и о чем-то, как всегда, думал.
При виде меня он встал, подошел с намерением взять мою руку и поцеловать ее, чего сделать я ему не дала, демонстративно пройдя мимо, специально сама отодвинула себе кресло и села за стол. В его глазах читалось явное недовольство.
— Чем ты сегодня меня решил отравить или усыпить? — спросила я на чистом французском языке, оглядывая превосходно сервированный стол, а потом подняла на него свои глаза, — извиниться не хочешь за передозировку снотворного?
Даниэль удивленно посмотрел на меня и также на французском ответил: «Не злись. Все же обошлось».
— В очередной раз.
После этой фразы он впился в меня глазами, а я продолжила:
«Решил дернуть в Италию, господин Альберт Уилсон? Интерпол наступает на пятки Даниэлю Миллеру, ты лишился всего, что было, и думаешь прихватить меня с собой?»
Я не спускала с него своего злого, стального взгляда. Альбер Уилсон побледнел и сжал челюсть.
— Ты думал, я тебя не узнаю? Не узнаю того, кто убил Джима Паркера 11 лет назад и стрелял в меня? Да хоть ты сотню пластических операций сделай, от меня не скроешься, я тебе не Интерпол, это ему не было известно, что на самом деле Альберт Уилсон не умер.
Я тебе узнала еще в день драки нашего клуба с «Огненными Львами» на стрелке, организованной тобой. Что, Альберт, все не можешь угомониться? Зачем вернулся? За мной?
Между нами повисла зловещая тишина, длившаяся минуты три. Затем Даниэль встал со своего места, взял в руки бокал вина и произнес достаточно холодно: «Я недооценил тебя, моя маленькая Зефирка. Ты права, я вернулся, чтобы забрать то, что принадлежит мне и только мне! Тебя, Мари Росси! Тебя, которую я люблю с первой минуты, как увидел в школе. Но все те годы ты не замечала моего искреннего чувства, а отдала свою любовь черному Джиму, который ее не заслуживал. И я рад, что убил его! Теперь ты будешь только моей!»
— Ошибаешься, Альберт, я твоей никогда не буду. Я любила и люблю Джима Паркера. Ты, убив его, лишил меня сердца. А полюбить убийцу, который промахнулся на три сантиметра и только поэтому я выжила, невозможно, запомни это! Ты преступник, с которым я не буду иметь ничего общего!
Альберт Уилсон снял маску джентельмена, особенно после слов о моей любви к Джиму, злость просто захватила его мимику, а глаза горели яростью.
— Нет, Мари, ты будешь со мной, как бы ты не сопротивлялась. Я несколько лет за тобой наблюдаю и влюбляюсь с каждой секундой больше. Вот и сейчас, я даже рад, что ты знаешь правду, мне будет интереснее завладеть тобой, осознавая, что Альберт и Мари соединятся в одно целое, да еще в такой день! Ты никогда не вернешься в Америку, не будешь сидеть на могиле африканца и ронять на нее слезы. Моя Мари всю жизнь будет со мной, и умрем мы тоже в один день! Ты будешь со мной в Италии.
— В стране, где сейчас проходят аресты твоих покровителей в Совете министров? Не думаю, что тебя встретят с цветами и оркестром на Апеннинском полуострове. Скорее наручники Интерпола будут застегнуты на твоих запястьях. Романтично, не так ли?
— Ты сдала меня Интерполу?
— Конечно я. Видишь ли, моя месть страшна, Альберт. Каково оно потерять весь свой бизнес?
Альберт достал из-за пояса пистолет и положил его напротив меня на столе, дулом в мою сторону, а потом произнес, усмехаясь: «В Швейцарии в банке лежит такая сумма, что ты себе даже не представляешь. Потерять весь бизнес — это мелочи, важнее обрести тебя! Страшнее потерять любимую Мари Росси».
— А ведь придется, Альберт. И поверь, очень больно терять того, кого любишь. Больно настолько, что жить не хочется. Ты будешь искать смерти, а она тебя начнет игнорировать, ибо ты ее будешь не достоин. Sibi quisque peccat (Каждому приходится расплачиваться за свои грехи). И убери ствол, меня этим не испугаешь. Ты дважды стрелял в меня, потом твои люди из «Огненных Львов» тоже, но мое сердце продолжает биться и любить Джима. И ничего его не остановит.
— Остановит моя пуля, если ты откажешься быть моей. И не думай метнуть в меня нож, я взорву все здесь и мы погибнем с тобой вместе. Яхта заминирована на случай, если ты захочешь бежать. Сейчас здесь остались только мы с тобой.
— Ну и чего ты добьешься, убив нас?
— Ты никому не достанешься. Ни тому врачу, ни Доминику Моро.
— Но я встречусь с Джимом на небесах, и мы с ним будем вместе. Я этого давно хочу. Меня здесь держала только месть. Я была уверена, что ты вернешься, чтобы завершить то, что у тебя не вышло прошлый раз. Ты предсказуем, Альберт Уилсон. Я даже знала, что ты это сделаешь в годовщину смерти Паркера.
— Моя любимая чертовски умна. Ты права, я именно в этот день хочу сделать тебя своей или же убить, в случае твоего сопротивления или отказа. И я это сделаю.
— Не сомневаюсь даже. Ты создан, чтобы убивать.
«Так, что мы решим? Ты будешь моей добровольно или тебя взять силой?» — Даниэль был уже в ярости, причем не скрывал ее.
«Попробуй применить силу. Ты же знаешь мои предпочтения честного боя», — я открыто и дерзко смотрела ему в лицо.
И только моя рука потянулась к ножу на столе, как Даниэль выстрелил в пол, рядом с моими ногами. Но я даже не дернулась, только еще холоднее посмотрела в его сторону и
