— Дышит, — сказал кто-то очень близкий и за руку взял. Его прикосновение вызвало новую волну боли, светло-зеленой, с седою пенною гривой… цвета зимнего моря. — Аану, ты слышишь…
Еще да…
Пока да…
Пытаюсь ответить, но стоит раскрыть губы, как судорожный кашель обрывает мое дыхание. И что-то горькое, терпкое льется изо рта. Меня подхватывают, поворачивают голову, не позволяя захлебнуться.
Но снова больно.
— Я тебя не отпущу.
Мой муж злится. У него голос меняется, становится глуше и тише.
— Осторожно, ее спина… — это Олли.
…они оба живы, и разве это само по себе не чудо?
— Держи ей голову. Аану, пожалуйста, послушай. Ты должна это выпить.
Он раздвигает губы, и всовывает между зубов острие ножа, солоноватое и грязное наверняка. Его прикосновение вызывает новый приступ рвоты, и лезвие исчезает.
— Аану, умоляю, потерпи. Всего глоток…
Снова пальцы. И лезвие. И мне открывают рот, чтобы влить густое горькое варево. Оно обжигает разодранное нёбо, и я пытаюсь откашляться, выплюнуть, но жесткие пальцы Янгара закрывают рот.
— Глотай, Аану.
Он запрокидывает мне голову.
И поневоле приходится сделать глоток.
— Вот так… и еще давай… ну же, Аану.
И я пила, давилась, но пила, позволяя едкому вареву растекаться по моим внутренностям. Оно было подобно смоле, и я чувствовала, как плавлюсь.
Жарко было.
Когда жар стал нестерпим, я позволила себе спрятаться в беспамятстве.
Глава 52. Корона Севера
Крылья сумерек стучали по чешуе, бессильные пробить. И тяжелое новое тело с легкостью выдерживало вес их. Раскрылись кольца и сомкнулись, пленяя хрупкое чужое тело.
Сдавили.
И Янгар услышал хруст ломающихся костей.
Он сжимал кольца медленно, почти наслаждаясь болью существа, посмевшего коснуться его медведицы. Беззвучно ломались крылья, и рвалась, полосовала когтями чешую Сумеречница. Темная кровь ее лилась из груди, в которой зияла дыра…
…перестав быть живой, она не умерла. И вертелась, выскальзывала из змеиных объятий, впивалась в плоть, но слабела. Сильнее сжимались кольца Великого полоза, давили, крушили, стирали в пыль.
И стерли.
Но сквозь туман ярости он вдруг услышал, как рвется нить жизни.
Две нити.
И закричал, пытаясь остановить. Распались кольца змеиного тела. И уже он, Янгхаар Каапо, упал на песок, с пеплом смешанный. Тот был горек.
— Аану!
Они лежала, обняв себя, и разметались рыжие волосы, а медвежья шкура сползла. Красная кровь мешалась с черной, а та растекалась по песку. Он, спекшийся, грязный, не желал впитывать эту кровь, от которой исходил запах гнили.
— Аану, — Янгар присел рядом и попытался разжать ее сведенные судорогой руки. Человеческие.
Теплые еще.
И сердце, зажатое в правой, он вынул осторожно.
— Открой глаза, Аану…
Зеленые, как листвяник. И молодая трава.
— Открой, пожалуйста. Лето скоро. Помнишь, ты подарила мне лето на веревочке. А без тебя оно не вернется, — Янгар содрал рубашку и вытирал ее пальцы. И алую ленточку, что из губ вытекала, убрал.
— Посмотри на меня… ты же обещала… ждать меня обещала… я бы вернулся. И построил дом. Настоящий дом, Аану… и ты была бы в нем хозяйкой. Мне не нужно другой.
Ее ладошка была такой теплой.
И Янгар губами пытался поймать нить пульса. Вот только сердце Аану молчало.
— Она умерла, — Олли присел рядом.
Грязный. Страшный. И слипшиеся волосы торчали дыбом…
— Нет.
Янгару уже говорили такое. Солгали. Аану жива. Она просто ушла далеко, но обязательно вернется. И Олли, который хотел сказать что-то, лишь головой покачал.
— Они обе…
Пепел рваных крыльев сыпался с небо, на песок, на мертвецов, на Пиркко-птичку, которая вернула себе человеческое обличье. И склонившись над ней, Олли закрыл мертвые глаза Пиркко, и под темными ее волосами попытался укрыть рваную рану на груди. Поднял сердце, валявшееся на песке, и вложил в руку.
— Пусть боги решают, как с ней быть.
Тихо стало.
Янгар видел солнце, которое прилипло к небосводу. Желтое. Налитое. Оно щедро отдаривалось теплом и светом, но он все равно замерзал. И небо, к которому вернулась исконная синева, утратило вдруг яркость.
Он смотрел на песок.
И на мертвецов, которых было много.
На белую громадину опустевшего дворца, и кёнига Вилхо, что, усмехаясь, наблюдал за представлением с балкона. Мухи, привлеченные запахом мертвечины, садились на золотую краску.
— Держи, — Олли, исчезнувший было, вновь появился. В одной руке он держал корону из переплетенных рогов, в другой — камень знакомой четырехугольной формы. — Это твое. Обронил…
Протянул камень. А корону на голову Янгару надел. Впору пришлась, вот только оказалась тяжелой, неудобной.
И Янгар, содрав золотой венец, со злостью отшвырнул его.
— Зря бросаешься, — миролюбиво заметил Олли. — Оглянись.
На что глядеть?
На решетку? На мертвецов? На это Янгар в своей жизни уже нагляделся вдосталь.
— Род Таго… трое… остался, кажется, Кейхо, которому десятый год пошел… — Олли остановился возле покойника в роскошных бархатных одеждах, ныне побуревших. Мужчина лежал на спине, вывернув голову, которая держалась на лоскуте кожи. — А там дальше Куний род… и Волки лежат… Росомахи…
Он переходил от мертвеца к мертвецу.
И Янгар понимал, что ему хотят сказать: некому власть делить. Полегли на арене Золотые рода, кровью за некогда пролитую кровь заплатили. Месть это?
Нет. Вышло так.
— Я просто пытался выжить, — Янгар гладил рыжие волосы жены, губы ее бледные, щеки, глаза… все еще надеялся, что дрогнут ресницы. — Я просто пытался выжить…
Чего ради?
Кейсо ушел.
И она, легконогая медведица, за ним… никого не осталось.
Корона?
— Себе оставь, — Янгар сжал в руке чешуйку, выдранную сумеречными когтями. А Олли поднял корону, отряхнул кое-как от пыли и пепла, и примерил. Поднял было руку, снять желая, но оставил.
Пускай. Из него выйдет кёниг…
…и люди куда охотней примут сына Тридуба, нежели Янгхаара Каапо.
…он так и остался чужаком.
Для всех, кроме той, которая лежала на его коленях.
— Ты обещала, — он прижался щекой к ее щеке, что еще сохранила призрак тепла, дразня ложною надеждой. — Ты обещала дождаться меня и…
Дрогнуло в изломанной ее груди сердце. И тень боли скользнула по побелевшему лицу. Сжались губы, сдерживая стон.
Его маленькая медведица вернулась.
— Воды! — рявкнул Янгар. — Принеси воды… вина… чего-нибудь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});