Первым потянулся к быстро таявшей кучке стружек Лейф, а затем и остальные сопровождающие. Немного смущаясь, они выбирали сначала маленькие и наиболее прозрачные кусочки, но распробовав незатейливую, но неожиданно вкусную еду, стали есть смелее, наравне с гостями. Жевали так же смачно и деловито.
Видя с каким неподдельным изумлением и недоверием смотрят на них хозяева, ни Бабкин, ни Баронов не решились пригласить их к «столу».
Хозяева же, смотревшие с испугом и брезгливостью поначалу, слегка изменились в лице. Процесс поедания сырого мяса их явно завораживал, и они стали скрытно, а кое-кто и в открытую глотать слюну, хотя только что отобедали и были сыты.
Девять человек быстро расправлялись с мясом оленя. Вскоре дошла очередь до костей. Чуть подогрев на догорающем костре, ненцы ловко в два удара, тыльной стороной ножа раскалывали кости вдоль и добирались до матово-мерцающего, розоватого мозга, который брали губами осторожно, как настоящий деликатес. Баранов с Бабкиным передвинулись к костру и принялись обжаривать на углях ребрышки. Аромат стоял невыносимый. Молодые финны не сводили глас с шипящего, быстро покрывающегося румянцем нежного мяса, вкус которого не вызывал ни малейшего сомнения, он буквально очаровывал их. Наиболее красивые, удавшиеся куски передавались сопровождающим, которые благодарно кивали и аккуратно, чуть замедленно, как и полагается при десерте, угощались «горячим».
— Мож им, то есть тем амбалам, предложить, а Андрей Николаевич? — осторожно спросил кто-то, а то вон как смотрят.
— Не думаю, — за Бабкина ответил Баранов, — во-первых, они уже поели, — уворачиваясь от дыма, рассуждал окружкомовец, — а во-вторых, чем тут угощать, мы ж почти все съели, да и станут ли они есть сырое или вот такое жарено-копченое…
— Но ведь эти-то, ну кто нас привез сюда, едят, аж за ушами пищит, — перешел на шепот Яптик.
— Уймись, Сергей, — чуточку строже вступил Бабкин, — гости то мы, а не они.
— Вот приедут к тебе на Ямал…, фу че-ерт пригорело…, я говорю, приедут к тебе, тогда и проявляй свое гостеприимство, — добавил Баранов, чертыхаясь.
Разомлевшие от тепла и сытости ямальцы откинулись на лапник и закурили.
Тотчас разом заговорили, загалдели хозяева, то и дело обращаясь к Рантола. Ненцы насторожились.
— Они спрашивают, почему вы едите сырое мясо? — наконец, перевел Лейф.
— Вот и ответьте, если вам понравилось это самое мясо! — парировал первый вопрос Андрей Николаевич. — Еще спрашивают…
Неожиданно для себя Оула словно переключился на другой диапазон или волну. Тревожные мысли и волнения унесли его домой на Ямал. Вот-вот наступит время отела — главное событие в году. Перед глазами замелькали молоденькие важенки, которым предстояло этой весной впервые стать мамами. «Как себя поведут!?.. — Он точно видел их перед собой стройных, крутобоких, пугливых до крайности. Многих сам выходил, поставил на ноги… — Где сейчас стадо!?.. Как там Никита справляется!?.. Что с погодой!?.. А вдруг зверь, буран, трассовики-придурки или эти, как их… хоротты-войи — лающие волки…, ведь приснились же твари…, ох-хо-хо!..»
Оула любил свое стадо. Знал в «лицо» каждого оленя из почти десяти тысяч голов. Переживал за молодняк, ухаживал, как за детьми. Сам отбирал хоров для потомства и для аргишей. Сутками не спал во время отела. Тщательно прочесывал кусты, выискивая брошенных молодыми мамами новорожденных телят, и выхаживал ихЮ как мог. Зато, какое было счастье смотреть на здоровое, окрепшее стадо осенью перед касланием на зимовку. Это, пожалуй, самое красивое зрелище. Тогда все стойбище, вся семья ежедневно внимательно осматривают оленей, которых гоняет дежурный пастух вокруг чумов. Олени несутся по кругу крепкие, мощные. Особенно замирает и тает сердце, глядя на телят, сильно подросших за лето. А как грациозны и независимы быки с могучими, кустистыми рогами, которые они несут торжественно, словно короны! Скромные, изящные большеглазые важенки!.. Все олени разные по цвету, форме, характеру, темпераменту, почти все как у них, у людей…
— …Вот сами и спросите у Нилыча… — услышал конец фразы Оула и оторвался от мыслей.
В «чуме» было жарко от разговоров. И гости, и хозяева оживились и, перебивая, засыпали один другого вопросами, часто не дожидаясь ответа на предыдущие. Финны, словно только что поняли, кто к ним приехал и откуда, их интересовало буквально все, от политики до быта. Гости гнули свое, им хотелось выведать все, что относилось к оленеводству. Интересовались оводом, когда забивают и кому сдают мясо, и по какой цене? Почему не используют оленегонных собак? Что за заборы, которыми опоясана их тундра? И многое другое…
— Слышишь, нет, Олег Нилыч!? — немного возбужденный Бабкин коснулся плеча Оула. — Я говорю, тут тебя спрашивают, почему не испугался их большого шутника Юхана?
— Лучше пусть ответят, почему они не любят то, чем занимаются, почему не любят оленей, почему пасут они, а не местные жители, почему!?
— Ну, ты хватил, Нилыч, разве о таком спрашивают хозяев, — негромко вступился в разговор Баранов, — это же политес, — добавил он с ухмылкой.
…— Есть такой анекдот у нас, может и вы знаете… Так вот, — между тем весело реагировал на какой-то очередной вопрос об еде Бабкин. Он вовсю светился, хитро щурясь, — господин Рантола, переведи, пожалуйста. Так вот, приезжают умные европейцы, не будем говорить откуда, в Африку, смотрят, негр лежит под пальмой, на которой видимо-невидимо бананов, они ему и говорят ты, мол, что лежишь, бедолага, лучше бы собрал эти фрукты-овощи. А негр им — ну и что дальше. А они — собери и продай на рынке. А тот опять — ну и?.. А те — получишь много-много денег и купишь себе все что захочешь. Вот, например, что бы ты хотел иметь в изобилии? А негр им — бананы. Ну, вот и купишь, говорят они ему, много-премного бананов. А тот посмотрел вяло вверх на пальму и говорит — так я их и так имею…
Финны явно не поняли смысл и смотрели невозмутимо на рассказчика, и как будто чего-то ждали еще. Бабкин немного смутился и стал пояснять.
— Для нас самая вкусная еда — это свежее, парное мясо. Любим и вареное или жареное, ради этого мы и пасем оленей. А уже потом коммерция и тому подобное.
После сытной еды Оула постепенно расслабился. Совсем не хотелось участвовать в разговоре, тем более отвечать на подобные вопросы. Расхотелось думать. Его все больше и больше заполняла какая-то гулкая пустота. Эта пустота принесла с собой равнодушие и, увы, разочарование. Он смотрел на молодых и, в общем-то, симпатичных финских парней, своих ямальских земляков и все больше и больше удалялся от них. Его даже стало слегка удивлять, зачем и почему он здесь.
Прощались совсем по другому. Каждый с каждым. Долго трясли руки, хлопали по плечам, говорили одновременно на разных языках, будто понимая друг друга.
Верзила Юхан, приняв равнодушие Оула за глубокую обиду, которую он нанес при встрече, вновь и вновь извинялся за свой поступок. Пока, наконец, не снял с пояса тот злополучный нож с силуэтом птичьей головы на конце ручки и протянул его странному старику. Оула начал было вяло отказываться, но под натиском окружающих принял подарок. Пришлось достать из сумки последнюю «Столичную» и под бурный восторг финнов и земляков в ответ вручить недавнему обидчику.
На том и расстались.
Уже затемно вернулись в гостиницу. Поездка оказалась утомительной. Все устали и, быстро отужинав, отправились по своим номерам отдыхать. Тем более, что назавтра была запланирована еще одна поездка в другое хозяйство.
Оула поднялся из-за столика со всеми вместе, но вдруг неожиданно для себя и земляков направился к стойке бара. Сел на высокий, круглый стульчик и заказал большой бокал пива. Это решение не было продиктовано сознанием, он даже сам немного удивился, что оказался за стойкой, а напротив него возникла изящная, стеклянная емкость с янтарной жидкостью и белоснежной шапкой сверху. Оула потянулся к бокалу и провел пальцем по его матовой стенке, собирая холодные капли. Пить не хотелось. Тем более после сладкого кекса и крепкого кофе. Поймав удивленный взгляд бармена, он поднялся и пересел за дальний, угловой столик. Отсюда был хороший обзор. Кроме него за столиком у камина сидела пожилая парочка.
Оула удобно устроился, оглядел зал и пригубил пиво. Хмельной дух напитка ударил в нос, а полость рта приятно остудило и защипало. Он сделал большой глоток и стал ждать. Сегодня его что-то остановило, заставило остаться да еще взять пиво, к которому он, в общем-то, был равнодушен. Оула действительно чувствовал, что вот сейчас должно что-то случиться или он должен с кем-то встретится. Слегка волнуясь, он незаметно допил бокал. Сходил за вторым. Парочка, отяжелев, нехотя покинула зальчик. Бармен куда-то девался. Оула огляделся. Никого. Однако, было полное убеждение, что он не один и далеко не один.
