Когда Лосев очнулся, на голову ему лилась ледяная вода из деревянного ковша. Ковш, стиснутый маленькими меховыми лапками, раскачивался перед самыми глазами Лосева. Он лежал на полу хижины в разорванной одежде, весь мокрый и покрытый ссадинами, но живой.
С трудом повернув голову, он посмотрел на стену, перед которой теперь появился корявый, перекрученный ствол старого, гнилого и мертвого дуба, упершегося в крышу искореженными ветвями, на которых не было ни единого живого листа.
Глава 15
Иногда впереди Андрея появлялось сотканное из голубых электрических огней лицо человека и его руки. Этот не известный ему человек тянулся к нему сквозь бездну пространства и старался помочь, он был единственной надеждой, единственным маяком в этом бесконечном безумном полете.
Иногда Андрею казалось, что этот человек больше, чем он сам, нуждается в помощи. Тогда он протягивал ему навстречу Рикон, стараясь поделиться его силой. Голубые искорки стекали с лезвия, словно капли воды, и улетали в пространство. Лицо незнакомца притягивало их, как магнит.
Но человеческое лицо появлялось лишь изредка. Гораздо чаще вокруг Андрея мелькали разъяренные, оскаленные морды чудовищ, стремящихся во что бы то ни стало добраться до него, прорваться сквозь защитный кокон.
Когда им это почти удавалось, Андрей использовал последнее средство — свое единственное оружие.
Образ синего ножа, мягкий и никчемный на ощупь, действовал тем не менее безотказно. Сполохи ослепительного пламени слетали с его лезвия и уходили за пределы кокона. Они возвращали лики чудовищ туда, откуда они вышли, — в темноту и хаос неорганизованного пространства, в котором не было даже звезд.
Единственное, что удерживало сознание Андрея на грани разрушения, было обещание, данное Алану в момент расставания. Он обещал донести образ синего ножа до своей родной планеты, он обещал помочь тем, кто сейчас борется с космическим нашествием, с ядовитыми грибами, похищавшими души людей. И хотя вслух клятва произнесена не была, он поклялся помочь, и, значит, обязан все вытерпеть. Обязан долететь. В его возрасте клятвы еще имели то мистическое, определяющее значение, которое в них вкладывали люди тысячи лет назад.
— И это все, что от него осталось? — спросил Лосев, разглядывая засохший дуб, стоявший посреди хижины.
— Все, что ты от него оставил, хозяин. Правда, ты и сам наполовину одеревенел. Еще немного, и мне бы тебя не вытянуть.
Лосев с сомнением посмотрел на крошечную фигуру домового и на свое распростертое на полу тело.
— Да нет, я не то имею в виду, — слегка смутился его маленький друг. — Из ловушки ты сам вылез.
— Я всегда буду помнить, что ты для меня сделал.
— Да уж, пожалуйста, не забывай. И выпей вот этого отвара, после него полегчает, а то тебя до сих пор с пнем спутать можно.
— И где это ты раздобыл такую гадость?
— В кладовке у Лешего полно сушеных трав, а вода в котле еще есть. Пей, сколько хочешь.
— Мне бы сейчас поесть не мешало.
— Это уж точно, только здесь, кроме гнилых костей, из пищи ничего нет. Если хочешь — я тебе выберу косточку посвежее.
— Издеваешься, да?
— Нет, хочу, чтобы ты хорошенько проникся обстановкой. Нам нужно отсюда поскорей выбираться. Через дверь не получится. Слишком сильное заклятье на нее наложено. Но я нашел трещину и расширил ее немного, может, и пролезем.
— Пролезем, если я смогу подняться.
— Сможешь. Этот отвар действует быстро, да и ты не слишком долго у Лешего на коленях сидел.
— Какой-то юмор у тебя загробный.
— А у тебя вообще никакого нет.
Лосев не ответил, целиком сосредоточившись на том, чтобы, упершись руками в пол, приподнять свое каменно-неподвижное тело. Минут через пять, после нескольких неудачных попыток, ему это удалось. Но вот с головой было гораздо хуже — мысли оставались деревянными и тяжелыми, как поленья.
Но даже сквозь эту «деревянность» пробивался к нему луч синего света от того волшебного ножа, что помог ему в самую отчаянную минуту. «Значит есть у меня еще один друг, и я должен его найти. Только все вместе сможем мы отсюда выбраться, а может, и не только выбраться…»
На Земле зарождался энергетический центр, из которого потянулись пока что узенькие тропочки в другие миры. Но эти дорожки будут разрастаться, и никто сейчас не может сказать, чем все это обернется, выживет или погибнет человечество, оказавшись на перекрестке тысяч миров… «Я должен там быть, я должен вернуться!»
Но это было легче сказать, чем сделать. Все, что ему удалось, — ползком добраться до котла с водой и вволю напиться. Вода оказалась холодной и чистой, хотя и имела какой-то странный, металлический привкус.
Обдумав положение, в котором они оказались, Лосев решил, что немедленно покидать хижину рискованно. Слишком мало для этого у него сил. Чтобы их восстановить, нужна пища, но ее можно найти только снаружи. Получался замкнутый круг. А Лосев чувствовал, что пища для него сейчас важнее всего остального. Голод становился совершенно нестерпимым. Он знал, что это неспроста — организму требовались силы, чтобы справиться с негативным внешним воздействием.
— Может, ты испробуешь свой лаз и раздобудешь хоть что-нибудь съестное?
Масек почему-то смутился и ответил несколько неопределенно. Лосев, в своем нынешнем состоянии, этого не заметил и, как выяснилось позже, совершенно напрасно.
— Я, конечно, могу попробовать… — промямлил Масек, — но ход очень запутанный — обратную дорогу найти будет не так-то просто.
Лосеву не хватало только остаться одному в хижине, утонувшей в отвратительной вони гнилых костей, рядом с котлом, наполненным металлической мертвой водой… Нужно выбираться, чего бы это ни стоило.
— Показывай, где вход в твой лаз!
— Да вот он, прямо перед тобой!
— Я ничего не вижу!
— Конечно, ты не видишь. Человеческие глаза не видят того, что видят глаза домовых.
— А ты уверен, что мне удастся в него вползти?
— В обычное время нет. Но я много поработал над ним, наложил специальное заклятье… Расширил вход. Если постараешься, думаю, у тебя получится. Не смотри на стену, забудь о ней, закрой глаза и ползи.
— А если я застряну?
— Как ты это узнаешь, пока не попробуешь?
На это Лосеву возразить было нечего. Пришлось закрыть глаза, собрать все силы и медленно двинуться вперед.
Через какое-то время на него навалилась непомерная тяжесть, словно он оказался погребенным под слоем обвалившейся породы. Он попытался сказать об этом Масеку, но не услышал собственного голоса.
Тогда Лосев открыл наконец глаза и увидел окружавшую его тьму. Она была физически плотной, почти ощутимой. Тьма без единого проблеска, без надежды, навалилась на него со всех сторон холодной липкой массой. Он чувствовал, как ее ледяные пальцы вползают к нему в тело, начинают замораживать сознание. Тогда он закричал и вновь не услышал собственного крика. Он понял, что вот сейчас, в эту самую секунду, он полностью утратит контроль над ситуацией, над собственным телом и навсегда останется в этом чудовищном мертвом пространстве.
Лосев вновь приказал себе закрыть глаза, чтобы отрезать, отделить свое «я» от внешнего, чуждого человеческому сознанию мира.
Это помогло, но недостаточно, ему следовало в точности соблюдать совет Масека и не открывать глаз. За тот короткий миг, пока глаза были открыты, тьма сумела пробраться внутрь его сознания и обосновалась там мерзким комом, склеившим его желания и мысли. Он уже не знал, куда он движется и где находится. Он стал забывать, кто он такой, растворяясь в безликой тьме.
И тогда, словно проблеск спасительного маяка, мелькнуло видение мальчишки, плывущего сквозь такую же тьму с синим ножом в руке… Лосев собрал остатки своих сил, чтобы удержать видение, сделать его более четким. Он думал об этом мальчишке, у которого мужества оказалось больше, чем у него, он думал об этом, пока не почувствовал стыд и вместе с ним гнев на свою беспомощность.
Он стал повторять движения мальчика. Теперь он словно поплыл сквозь густой темный кисель и почувствовал, что неподвижность исчезла. Он вновь двигался вперед. Вот только не знал, куда и сколько ему еще осталось этого ледяного пути.
Его биологические часы остановились, больше он не испытывал ни голода, ни жажды — ничего, кроме усталости и холода, которые скорее всего останутся с ним навсегда.
Но безнадежна лишь остановка. Движение, рано или поздно, приводит человека к какой-то цели. Иногда, правда, совершенно не к той, к которой он стремился.
Неожиданно Лосев почувствовал, что вновь может нормально дышать, и уловил сквозь сомкнутые веки проблеск слабого света.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на полу невысокой пещеры. С потолка, сквозь трещины, сочилась вода, и откуда-то пробивался далекий дневной свет.
