учете — мы многое видим и многое стараемся забыть, понимаете, что я хочу сказать? Вы не поверите, сколько липовых бухгалтерских книг в этом городе вдруг оказывается в полном порядке — все сбалансировано, — как только приближается время уплаты налогов. Поймите, я не могу допустить, чтобы в моей фирме нашелся пройдоха, который будет вынюхивать разные натяжки в отчетности моих клиентов и заниматься вымогательством. О таких вещах сразу пойдет слух, понимаете? Поэтому я поговорил с Сигги по-братски. Сигги, сказал я, ты еще молодой человек — тогда в 1937 году он был молодым человеком, — Сигги, ты молодой человек, и ты можешь продвинуться в нашей фирме. Я тебя насквозь вижу, Сигги, говорю я ему по-братски, и мне известно, что ты иногда залезаешь пЬ уши в долги, из-за своих азартных игр, а потом творишь бог знает что. Имей в виду, Сигги, что я родился и вырос в Саут-Сайде в Филадельфии, а в этом < районе, Сигги, такие громилы, что только держись, вроде тех, с кем ты играешь в карты. Я тебе одолжу три тысчонки, чтобы ты расплатился со своими дружками, Сигги, говорю я по-братски, но я буду вычитать у тебя по десять долларов в неделю из зарплаты, пока не выплатишь три тысячи, понятно? И еще я хочу тебе сказать, Сигги, и это гораздо важнее, что я кое-чему научился, когда рос в Филадельфии,' и если, Сигги, ты когда-нибудь попытаешься потрясти моих клиентов, ты попадешь в реку Харб с тяжелым грузилом из бетона. Нет ничего хуже для бухгалтерского дела, чем пройдоха, который всюду сует нос, Сигги, так что учти, я тебя честно предупредил.
— Ну и что — прекратил он свои проделки?
— Еще бы!
— Откуда вы знаете?
— Я знаю своих клиентов. Если бы кто-нибудь из моей фирмы попытался заняться вымогательством, бац! — тут же зазвонил бы телефон. Нет, нет, Сигги с тех пор ни во что не лез. Ни одной жалобы больше не было.
— Это несколько странно, не правда ли?
— Странно? Почему?
— Если, конечно, он не начал выигрывать.
— Нет, он по-прежнему проигрывал время от времени. Нет такого игрока, который постоянно выигрывает.
— Как же он тогда платил свои долги?
— Не знаю.
— Гм.
— А это убийство было связано с азартной игрой? — спросил Кэвано.
— В какой-то мере.
— Знаете, — сказал Кэвано, — я могу поверить, что Сигги способен на многое, но не на убийство. Как убили этого типа?
— Топором.
— Кровавое дело?
— Что?
— Много крови было кругом?
— Да.
— Тогда забудьте про Сигги. Если бы речь шла об отравлении, тогда еще может быть. Это, скорее, по его части. Но топором? Да Сигги хлопнулся бы в обморок, если бы порезал палец о край гроссбуха. Нет, сэр. Если кого-то убили топором, то Сигги Рур тут ни при чем.
Одним из полицейских, который спустился во вторник утром в подвал дома 4111 по Пятой Южной, был Стив Карелла.
Летом городская улица — это публичное место. Большинство граждан выходит из дома на воздух подышать, окна широко распахнуты, звуки усиливаются, между улицей и домом постоянно происходит общение, какого зимой ие бывает. Даже размягченный асфальт в водостоках вписывается в этот процесс слияния, в ту безликую смесь, которая поистине самая скверная сторона района трущоб. Человек, снимающий жилье в битком набитом многоквартирном доме, лишен многих радостей жизни и большинства удобств, он не знает главного — уединения, а летом он лишен даже видимости уединения.
В январе дела обстоят несколько лучше.
Некое уединение дает хотя бы теплое пальто, укутывающее тело, глубокие карманы, куда можно засунуть и согреть руки. Приятное уединение сулит вестибюль дома с горячим радиатором. Отгороженным от других чувствует себя человек, сидя у большого стола, купленного, когда он только что приехал из Пуэрто-Рико, и уютно в тепле на кухне, наполненной запахами пищи. Не лишено приятности мимолетное общение, когда, спеша по улице, можно обменяться несколькими словами с повстречавшейся знакомой, словами краткими и по существу, ибо пар идет изо рта, говори быстрее, дорогая, на улице чертовски холодно.
Миссис Уитсон, негритянка, которая мыла окна и полы в доме 4111 по Пятой Южной и сын которой колол дрова для покойного Джорджа Лэссера в том же доме, стояла на тротуаре, перебрасываясь торопливыми словами с пожилым мужчиной в синем комбинезоне, когда Карелла приблизился. Он не мог расслышать, о чем они говорили, но видел, что миссис Уитсон узнала его, потому что легким кивком головы она показала на него, и человек, с которым она говорила, повернулся, посмотрел на Кареллу и возобновил прерванный разговор. Когда Карелла подошел, миссис Уитсон обратилась к нему:
— Хелло. Вы ведь детектив, правда?
— Да, миссис Уитсон, — сказал Карелла.
— Подумать только, он помнит, как меня зовут, — сказала она, выдвинув подбородок, как и во время первой встречи, и с вызовом глядя на него, словно говоря, что ниКто не помешает ей делать то, что она считает нужным.
— Я никогда не забываю, как зовут леди, миссис Уитсон, — сказал' Карелла, и на одну секунду огонь притух в ее глазах, и на одну секунду она стала просто костлявой, изможденной тяжелым трудом женщиной, которой добродушно сделал комплимент интересный молодой человек.
— Спасибо, — сказала она и скрестилась взглядом с Карел- лой.
Он улыбнулся и ответил:
— Не за что.
— Я как раз говорила с мистером Айверсоном, — сказала она. Ее глаза не отрывались от лица Кареллы. Внезапно в этих глазах появилась тень подозрения, может быть, против воли старой женщины, может быть, просто в силу привычки. Ты помыкал моим народом сотню лет, мой дед был рабом, которого били плетью, а теперь ты говоришь мне «леди» и пришел умасливать меня, так к кому ты подбираешься, к моему сыну? Что ты еще хочешь отнять у меня? Моего сына Сэма, который мухи не обидел? — Вы знакомы с мистером Айверсоном?
— Не думаю, — сказал Карелла. — Здравствуйте. Я — детектив Карелла.
— Здравствуйте, — сказал Айверсон и протянул руку.
— Мистер Айверсон — смотритель соседнего здания, — сказала миссис Уитсон. — Я как раз говорила с ним насчет работы для Сэма.
— Миссис Уитсон спрашивает, не может ли он снова колоть дрова для меня, — сказал мистер Айверсон.
— А он раньше колол дрова для вас? — спросил Карелла.
— Конечно, еще., до того, как эта идея пришла в голову Лэссеру. У меня в доме тоже есть камины у некоторых жильцов.
— Ну и камины в этих домах, — сказала миссис Уитсон. — Такие старые, не успеют их затопить, как вся комната полна дыма.
— Все-таки они обогревают комнаты, — сказал Айверсон.
— Еще бы. Если
