— Я ясно вижу его расцвет. Воистину, это Урокониум Севера! Я нарекаю его анти-Врико, и да станет он снова владением Матушки Моргант, Королевы всех империй земли!
Он торжественно взмахнул руками, потом изобразил фанфары, а под конец издал совершенно непристойный звук.
— Я нарекаю его так от имени всех своих подданных — в том числе и этого! — и он ткнул пальцем в сторону принца.
— Прекрасно. По такому случаю ты караулишь первым.
Солнце село и над Стоячим Кобальтом разлилось странное ровное сияние, которое окутывало все вокруг, точно полупрозрачная вуаль. Огонь вдруг стал апельсиново-рыжим и далеким. Остальные предметы словно покрылись мыльной пленкой. Это была лишь игра света, однако принцу казалось: стоит прикоснуться к кому-нибудь из своих спутников — и окажется, что они превратились в нечто похожее на серое мыло. Однако при таком свете вполне можно было писать. Тень пера скользнула по странице:
«Тогда Крапивника удалось подвесить за ногу в центре двух обручей, соединенных под прямым углом».
Если он погибнет, можно надеяться, что один из его приятелей заберет эти заметки и доставит в город. Там они попадут в библиотеку его Дома. Их внесут в каталог…
— Да хоть всю ночь, — отозвался Грязный Язык. — Я не какая-нибудь деревенщина, чтобы уснуть здесь, в сердце Жемчужины Северных Топей!
После, за разговором, тегиус-Кромис и Кан видели, как он медленно бродит вокруг поляны, время от времени исчезая из виду, то напевая или бормоча что-то себе под нос, то останавливаясь и прислушиваясь к журчанию воды, сочащейся среди зарослей тростника.
— Если наткнемся на след, то только случайно.
— Думаю, мы уже на полпути к южном берегу.
Они так ничего и не решили. Распутник Кан вдруг завалился набок и через мгновенье уже спал; во сне он похрюкивал и невнятно бранился. Заснул и тегиус-Кромис. Он проснулся лишь незадолго до рассвета, и то ненадолго — его разбудил холод. Принц подвинулся поближе к тлеющим уголькам и какое-то время лежал, сплетя пальцы за головой. Карлик до сих пор чувствовал себя на седьмом небе. Вот он зевнул, потер руки, успокоил лошадей… а потом произнес тихо, но внятно: «Это был город», — и глубоко вздохнул.
Утром Морганта обнаружили лежащим на земле. Он свернулся калачиком, изо всех сил обхватил колени руками, словно пытался вдавить их в грудь, и уже начал проваливаться в размякшую землю. На лице застыла гримаса страдания и одиночества. Карлик дрожал и выглядел беспомощным: что-то заставило его сорвать с себя одежду и разбросать ее. Он без конца повторял: «слизь, слизь»… или что-то вроде того, и больше от него было уже ничего не добиться.
— Ну, держись, — пробормотал Кан. — Остались мы вдвоем.
Позже Кан нашел клинок Морганта.
— Многие хорошо бы заплатили за эти ножны, — заметил он. — По-моему, они сшиты из кожи с конского члена. На юге делают такие штуки.
Он вырыл в грязи глубокое отверстие и опустил туда тело карлика.
— Этот малыш был одним из лучших бойцов, каких я знал. Такой быстрый…
Принц сглотнул и посмотрел на озеро.
— Моргант, Моргант!.. Должно быть, он отравился. Выпил воды или съел что-то… чтобы умереть.
С рассветом воздух едва согрелся. Теперь в воздухе закружились хрупкие снежинки — сперва словно нехотя, потом все более оживленно, пока Стоячий Кобальт не скрылся из виду, а болото не стало похожим на сады Гартен Босх, когда смотришь на них из окна на Монруж сквозь тюлевую занавеску. Если вы на миг сосредоточите взгляд на самих хлопьях, вам покажется что они падают очень медленно, а иногда даже зависают в воздухе… и вдруг закружатся, как мухи в пустой комнате в разгар лета, чертя замысловатые спирали, и вновь разлетятся, словно вдруг лопнула невидимая струна, что их связывала.
Снежинки кружились и опускались на берег озера; кружились и опускались на лицо карлика. Кутаясь в плащ, тегиус-Кромис коснулся носком сапога кучки земли и спихнул ее в яму.
— Это была Тварь, — проговорил он. — Все признаки налицо.
— Он сам себя убил, — упрямо твердил Распутник Кан. — Как Тварь могла его убить, когда он убил себя сам?
— Все признаки налицо.
Они продолжали сгребать землю в яму, пока ее не набралось столько, что ее можно было утоптать.
— Ладно. Двое из нас пока целы.
— Первый раз я услышал про Ламию, когда мне было шесть лет, — проговорил тегиус-Кромис. — Ночью раздался какой-то певучий звук… Мне объяснили, что это такое, а потом я узнал. История против нас. Мне следовало ехать одному.
— Ну, а вот мы взяли и поехали вместе.
Найти свежий след ничего не стоило. Вскоре недалеко от озера, у северной оконечности болота, они обнаружили старую башню. Растительность снова приобретала привычный вид. По желтовато-коричневому камню вились плети самого обычного плюща, из трещины под крышей свешивался наполовину засохший тернослив, в его скрипучих ветвях прятались птички. У подножия, цепляясь друг за друга, росли кусты боярышника и бузины.
— В книгах есть указания на полуразрушенную башню, — проговорил тегиус-Кромис. — Правда, там сказано, что она находится на востоке.
Он заставил лошадь идти вперед. Над боярышником взлетели птицы. Принц обнажил меч.
— Страшно приближаться к ней в открытую, — бросил он. Башня, как вскоре стало ясно, так глубоко ушла в землю, что узкие окна-бойницы на первом этаже превратились в прямоугольные дыры от двенадцати до восемнадцати дюймов высотой.
— Ты туда не пролезешь, — заметил Распутник Кан. Из окон тянуло вонью, от которой к горлу подступала тошнота. Он подошел чуть ближе и принялся их разглядывать, тяжело дыша ртом. Вокруг его грузной неподвижной фигуры водоворотом крутились снежинки.
Наконец здоровяк тряхнул головой и повторил:
— Ты туда не пролезешь. Ни один из нас не пролезет. Дырка слишком маленькая.
«Не для меня», — подумал принц.
— Я тоньше тебя, — сказал он вслух. — А если сниму плащ, то задача упростится.
— Собрался лезть в одиночку? Ты спятил.
— А у меня есть выбор?
— Имей в виду: если бы я мог пролезть, я бы тоже полез!
— Ты меня не понял.
Принц бросил плащ на круп лошади, потом развернулся и быстро зашагал к ближайшему окну.
— Здесь уже сто лет никого не было, — шептал он сам себе.
Оглянувшись назад сквозь вуаль снега, он увидел, что Распутник Кан возмущенно смотрит ему вслед. Принц хотел что-нибудь сказать ему, но ощущение, что Ламия уже совсем рядом — а может быть, радуясь, что долг наконец-то будет исполнен, — крикнул:
— Ступай домой! Не стоило брать тебя сюда!
Чтобы не слышать ответ Кана, он опустился на четвереньки. В нос ударил ни на что не похожий запах. Принц закашлялся, из глаз невольно брызнули слезы. Он услышал, что Кан что-то кричит вдогонку… но ему было слишком стыдно. В любом случае он не мог разобрать ни слова, поэтому решительно сунул голову в отверстие. Потом, стараясь не выронить меч, который держал перед собой как щуп, и отчаянно извиваясь, полез внутрь.
Темь была — хоть глаз выколи. Встав, тегиус-Кромис ударился обо что-то головой: трудно было предположить, что потолки тут такие низкие. Он неловко присел и принялся тыкать мечом во все стороны. Примерно так он и представлял встречу с Тварью. Что-то холодное капнуло на голову и стекло по щеке. Ноги скользили по мягкой гнили. Он упал, меч вылетел из руки, ударился об стену и высек сноп голубых искр. тегиус-Кромис медленно поднялся. Некоторое время он стоял в темноте.
— Ну давай, убей меня, — негромко произнес он. — Теперь тебе никто не мешает.
Собственный голос показался ему унылым и фальшивым. Прошла минута, может быть, две. Ничего не происходило. Он достал огарок, который его учили использовать в таких случаях и зажег его. Несколько секунд он в ужасе смотрел на пламя, потом бросил свечу и зарыдал. В логовище было пусто… а может, это и не логовище?
— Я не то хотел спросить, — пробормотал тегиус-Кромис. В детстве он часто твердил про себя эти слова — например, склоняясь над книгой, изучая способы опознать Тварь… Сейчас это вспомнилось.
Он ощупью нашел меч, но схватился не за рукоять, а за клинок и порезал ладонь. Корчась, тегиус-Кромис полез обратно в окно и вывалился в снег. Сделал несколько неуверенных шагов, ища лошадей. Но лошади исчезли. Несколько секунд принц лишь тупо смотрел на кровь, стекающую по клинку.
Он трижды обежал вокруг башни, кричал, звал. Три пальца на раненой руке онемели и перестали действовать. Он перевязал рану, заодно избавив себя от неприятного зрелища. И тут, согнувшись, чтобы защититься от ветра, он обнаружил в грязи следы копыт двух лошадей. Следы вели обратно к озеру.
«Если поспешить, — подумал тегиус-Кромис, — можно будет его догнать, А может быть, он вернется, чтобы найти меня».
