— А причём тут морозы? — не понял я.
— Как причём?! — удивился моей недогадливости Бежан. — Замёрзнет река, в камень превратятся болота и тогда он, Грязин, со своими людьми запросто доберётся на вездеходе до священного места и ограбит идола Юган-Ики.
— Он что с ума сошёл?! — вскочил я из-за стола.
— Есть среди ваших людей такие же как на Западе, — вздохнул перс. — Ради денег готовы на любую подлость!
— К сожалению, есть такие, Бежан, — обнял я иранца за плечи. — Но пока не они решают, как нам всем жить! Спасибо, дружище, что сообщил.
— Тут не меня благодарить надо, а секретаршу Грязина. Она специально мне всё рассказала, чтобы я тебе передал.
— И ей при встрече скажи спасибо. Так и передай — ничего у этого Грязина и его приспешников с ограблением капища хантов не выйдет.
Ещё раз поблагодарив за информацию Бежана, я чуть не бегом помчался искать директора заповедника.
— Тебе надо срочно куда-то ехать? — посмотрел мне в глаза Игорь Иванович. — Так в чём же дело? Езжай! Сколько надо, столько и катайся, только себя береги. А о работе не думай — я тебя в командировку послал, лады?
— Лады! — пожал я ему руку.
«С таким директором можно хоть к черту на рога! Тыл всегда прикроет. И ни о чём не спросит. До чего же умён! — радовался я идее с незапланированным отпуском.
На ходу созрел план действий.
«Надо попробовать найти хранителя капища, — думал я. — Если повезёт, тогда юганские ханты уцелеют. Если же спасти капище не удастся и кумир Югана-Ики будет ограблен и уничтожен, с потерей своего покровителя ханты не справятся. Они быстро сопьются и вымрут. Нечто подобное случилось с местным населением Казыма. После ограбления святилища, ханты Казыма мрут как мухи! Может это тоже политика Кремлёвского дома престарелых? — размышлял я. — Один из способов избавиться от местного населения. Чтобы завладеть родовыми угодьями под буровые?»
Когда моя казанка для похода в вершину реки была готова, на берег пришли мои друзья белорусы.
— Не переживай, — сказал Гриша. — Мы за твоим хозяйством посмотрим. Федя будет ночевать в доме, а мы с Бежаном после работы займёмся твоими дровами. Ты ведь их ещё не готовил.
— Было некогда! — улыбнулся я.
— Нам Бежан всё рассказал, — взглянул на меня Федя, укладывая в шакшу пакет с продуктами.
— Вы только молчите! — погрозил я им пальцем. — А то и Бежана погубите, и себя.
— Да и тебя тоже, — кивнул головой Гриша.
Привязав собак к сиденью, я завёл мотор и, махнув друзьям рукой, взял курс на юрты Когончины.
С моего отъезда из Угута прошло три дня. За это время я побывал в юртах Когончиных, Каюковых и Тауровых. И везде к кому бы я ни обращался насчёт беды, нависшей над капищем Юган-Ики, мои слова не слышали. Ханты приветливо меня встречали, но стоило мне завести разговор насчёт того, что надо спасти от ограбления их кумира, как сразу же разговор заканчивался. Лица хозяев становились непроницаемыми и я понимал, что здесь мне больше делать нечего. Крайне расстроенный я гнал лодку от юрт Тауровых снова к Угуту.
«Что же предпринять? — вертелось в голове. — Как хантам объяснить, что я не враг, а друг? Что я тоже, как и они, с точки зрения христиан — язычник, значит, мне можно верить. Всё уперлось в то, что я русский… Вот камень преткновения?! Наверное, надо было отправиться на Малый Юган к Николаю Кинямину. Того бы они послушали.
Наступил вечер. На небе стали зажигаться редкие звёзды. До Угута оставалось ещё километров семьдесят. Надо было подумать об очередном ночлеге. И тут на яру я увидел свет далёкого костра.
«Кто-то готовится к ночи, — подумал я. — Наверное ханты-рыбаки».
Через несколько минут я подрулил к одиноко стоящей лодке и поднялся на яр. Меня у костра встретили два каких-то странных ханта. Оба были стройные высокие, сухие. Но что меня больше всего поразило — русоволосые! Тут же вспомнилась лекция Яблоневых о европеоидных хантах севера.
— Мы из юрт Ярцемовых, — представился старший. — Меня звать Фёдором, а это мой сын — Пётр, — показал он на молодого парня.
— Моё имя Георгий, живу в Угуте. — протянул я свою руку.
— Давай-ка к нашему костру, — пригласил меня Федя. — О тебе мы слышали…
Я сбегал к своей лодке, принёс кое-что из своих припасов и подсел к костру.
— Таких собак мы не держим, — посмотрел на бегающих по берегу моих лаек Фёдор, — У нас они поменьше и, в основном, серые, а твои здоровые как волки и чёрные. Они наверное едят много?
— Едят они ещё меньше, чем ваши, — засмеялся я. — А привезены они на Юган издалека — с Конды.
— Но у манси таких собак тоже нет?! — посмотрел на меня с удивлением хант.
— На Конду они попали из Эвенкии.
— Деды рассказывали, что через наши бора, очень давно правда, на Урал и обратно эвенки кочевали, — припомнил старший Ярцемов.
«Вот опять упоминание о древней кочевой дороге, — подумал я. — Эвенкийская шаманка, бабушка Нюра говорила правду».
— И вы их через свои земли пускали? — задал я вопрос.
— Они шли по Салымским борам и дальше ходом, нам не вредили. Деды так сказывали, — подал мне кружку с кипятком Фёдор. — Вот заварка, давай заваривай купеческий, — пододвинул он ко мне коробку с чаем. — Ты никак в Тауровых был? — спросил меня Пётр.
— Был один день у друзей, а вообще-то, я по пескам глухарей промышляю, — не стал посвящать я в истинную цель поездки своих знакомых.
— Ну и сколько добыл? — улыбаясь посмотрел на меня Фёдор.
— Не густо — двух петухов, — сказал я.
— Надо же, столько проехал и всего двух добыл?
— Да я больше птиц по пескам и не видел.
— Знаешь что, поехали завтра к нам, в Ярцемовых. У нас там глухарей много. Если твои собаки на них лают, за день десяток добудешь. — пригласил меня Фёдор.
— Спасибо вам, но боюсь, что вот-вот стукнут морозы и пойдёт по реке шуга. И тогда до дому мне не добраться, — посмотрел я на звёздное осеннее небо.
— Зима ещё не скоро, — засмеялся старший Ярцемов. — Добрых две недели такая погода стоять будет, так что не бойся.
— Если так, то я только «за». Тем более что в юртах Ярцемовых мне быть не приходилось. На реке их нет. Я даже не знаю, где они?
— Они на протоке, от Югана километров двенадцать. Мы как раз стоим напротив неё, — показал рукой на ту сторону реки Фёдор.
Какая сила меня толкнула принять приглашение хантов, я так и не понял. Мне, ни с того ни с сего, захотелось побывать в их селении, и я с нетерпением ждал, когда это случится.
Утром на двух лодках мы въехали в Ярцемовскую протоку и помчались вверх по ней через пойму. Вскоре лодку со всех сторон обступил сосновый бор. Протока сузилась, но идущая впереди меня лодка Ярцемовских хантов ход не сбавила. И теперь мне приходилось изо всех сил стараться вписываться, чтобы не вылететь с ходу на берег, во все немыслимые повороты протоки. От напряжения я весь вспотел. Временами казалось, что вот-вот не справлюсь с управлением и врежусь либо в корчу, либо в берег. Но каждый раз каким-то чудом обходилось, и моя «Казанка» неслась всё дальше и дальше. Наконец передняя лодка ткнулась в берег.
— Слава тебе, Господи! Наконец-то, слалом кончился! — обрадовался я.
Пристав к берегу и привязав лодки, мы по тропе отправились к юртам.
— Ничего себе, юрта! — удивился я, увидев здоровенный русский дом среди бора.
Рядом с добротно срубленным строением стояло два амбара. Оба лабаза покоились на четырёх столбах и были тоже рубленные. По дому и амбарам мне стало ясно, что здесь живут люди не бедные. За амбарами я увидел навес, доверху забитый огромными поротыми щуками.
— Мы здесь рыбу вялим, — пояснил Петя.
— А где вы таких монстров, — показал я на щук, — здесь ловите, кругом же бор?
— Отсюда шагов двести озеро. Оно огромное, мы туда сходим, я тебе его покажу, — отозвался парень.
Когда я вошёл в дом, то лицом к лицу столкнулся с его хозяйкой. Мать Петра женщина средних лет, оказалась на удивление привлекательной. Таких красивых хантеек я ещё не видел: рост у неё был выше среднего. Она имела каноническое лицо, большие серые глаза и удивительно чистую белую кожу. Хозяйка дома предстала одетой во всё национальное: на ней, подчёркивая совершенные линии фигуры и поблёскивая бисерной вышивкой, красовалось хантейское платье, а на тёмно-русых косах поблёскивали серебряные царские монеты.
— Проходите к столу, — сказала она по-русски. — Я давно услышала моторы и чай уже готов!
— Спасибо! — поклонился я ей, снимая свои сапоги.
Войдя в помещение и присев на нары, я огляделся: перегородок в доме не было. С одной стороны, от стены до стены, застеленные лосиными шкурами, находились низкие нары. В углу стояла небольшая буржуйка, а у окна стол.
«Вот и вся мебель! — подумал я. — Очевидно, всё остальное хранится в амбарах».
