Неожиданным союзником правых оказался гр. Витте, произнесший страстную речь. «Под рассматриваемым на первый взгляд малым делом скрывается особливо важный вопрос о прерогативах императорской власти, - говорил он. - Нам не следует забывать, что Российская императорская армия исколесила почти всю Европу и создала необъятную Российскую Империю… Не рано ли, господа, менять Российскую императорскую армию на армию случайностей и дилетантизма? «153
Министр финансов В. Н. Коковцов, заменявший больного Столыпина, указал, что Г. совет уже допускал отступления в этой области, утвердив проект штатов оперативного отделения владивостокского порта, и просил принять проект «ввиду его практической неотложности». Гр. Витте на это язвительно возражал: хотят провести проект, как маленькое дело, - «а затем больше не будем»?.. Он называл такое незаметное нарушение прерогатив монарха «операцией под хлороформом».
Проект был принят, но всего большинством 85 против 73 голосов. Кампания по этому поводу не прекращалась. На страницах «Нового Времени» М. О. Меньшиков (против А. А. Столыпина, брата премьера) защищал позицию правых, называя тот факт, что министры голосовали с левыми в вопросе о прерогативах монарха, «государственным скандалом» .
Государь не сразу высказал свое решение. Опять, как десять лет перед тем в вопросе о «самодержавии и земстве», велась тяжба перед престолом, и опять Витте выступал в роли блюстителя прав монарха… П. А. Столыпин, медленно оправлявшийся от болезни, уехал на четыре недели отдыхать в Ливадию, и государь не хотел высказывать свою волю в отсутствии премьера, которому он доверял.
За это время в Константинополе вспыхнул военный бунт против младотурок; но уже через двенадцать дней их войска, прибывшие из Македонии, завладели столицей; младотурки победили, а султан Абдул-Гамид был объявлен низложенным. В тот же самый день, как в газетах появилось это известие, М. О. Меньшиков в статье «Наши младотурки» (воспользовавшись известной фразой А. И. Гучкова) обрушился на октябристов, доказывая, что в вопросе о морских штатах сознательно стремятся урезать права царя именно «левые октябристы». «Смешивать их с правыми, - писал Меньшиков, - то же, что смешивать змей и угрей. Они похожи, но совсем разные создания».
В левой печати появились сообщения о предстоящей отставке кабинета. П. А. Столыпин вернулся в столицу 20 апреля. Государь письмом от 25 апреля объявил ему, что «взвесив все», он решил не утверждать проект. «О доверии или недоверии речи быть не может. Такова моя воля. Помните, что мы живем в России, а не за границей или в Финляндии, а потому я не допускаю мысли о чьей-либо отставке. Конечно, и в Петербурге, и в Москве об этом будут говорить, но истерические крики скоро улягутся… Предупреждаю, что я категорически отвергаю вашу или кого-либо другого просьбу об увольнении от должности».
Государь сделал все возможное, чтобы смягчить косвенное неодобрение действий правительства в этом вопросе: рескриптом (27.IV) на имя П. А. Столыпина ему было поручено самому выработать правила о том, какие проекты по военному и морскому ведомствам должны непосредственно утверждаться государем, а какие - вноситься в Г. думу и Г. совет: «Вся деятельность состоящего под председательством вашим Совета министров, заслуживающая полного Моего одобрения и направленная к укреплению основных начал незыблемо установленного Мною государственного строя, служит мне ручательством успешного выполнения Вами и настоящего Моего поручения…»
Государь счел нужным положить сразу же решительный предел всяким вторжениям Г. думы в компетенцию военного ведомства. Это вызвало в кругах думского центра глубокое разочарование и недовольство; это же явилось одной из причин отрицательного отношения общества к новому военному министру Сухомлинову, который должен был проводить на практике предначертания государя.
Для кабинета Столыпина конфликт по поводу морских штатов также был важным поворотным пунктом. «Оставшись у власти, кабинет значительно передвинулся вправо», - отмечал «Вестник Европы». Этот кризис былпервым серьезным принципиальным вопросом, в котором государь принял решение, расходившееся с позицией Совета министров. Государь в то же время показал, что он не намерен превращать свое право утверждения или отклонения законопроектов в простую формальность. Авторитет Совета министров вышел несколько умаленным из этого кризиса. Правые сразу почувствовали принципиальное значение происшедшего. «Московские Ведомости» Л. Тихомирова называли рескрипт 27 апреля «вторым случаем» (после 3 июня) исправления основных законов «прямым действием Высочайшей воли». Это было едва ли точно, так как ни с каким законом рескрипт 27 апреля в противоречии не был.
Государственная дума по-своему реагировала на происшедшее. Она провела, большинством центра и левых, закон о свободе старообрядческих общин и о разрешении перехода из одного исповедания в другое, а также приняла, тем же большинством, т.н. «Дубровинский запрос» о незаконных действиях Союза русского народа, происходящих якобы при попустительстве властей (докладчиком по запросу был октябрист А. Д. Протопопов).
А. И. Гучков выступил сам по вопросу о старообрядцах и расширил рамки прений, заговорив о том, что было сделано для проведения в жизнь манифеста 17 октября. «Вы знаете, что мало, - отвечал Гучков. - Вы знаете, что вокруг этого создалась, сгустилась тяжелая атмосфера недовольства… Ну, а здесь, в области религиозной свободы, что мешает? Какие вы можете придумать аргументы, чтобы здесь положить стеснительные рамки ? «
Внутри правительственного большинства прошла трещина. Лидер умеренно правых П. Н. Балашов, подводя итоги сессии, заговорил в одном интервью о «вновь образовавшемся большинстве», но А. И. Гучков, желая смягчить впечатление, отвечал, что такое большинство имеется только по вероисповедным и национальным вопросам; в остальных случаях должно сохраняться прежнее большинство.
Этот кризис отразился и на фракции октябристов: часть правого крыла открыто критиковала политику Гучкова; тот, сложив с себя звание председателя фракции, добился не только переизбрания, но и удаления из фракции своих главных оппонентов. Человек двадцать из бывших октябристов перешли на положение умеренных «диких».
В начале июня 1909 г. группа членов обеих палат во главе с председателем Г. думы Хомяковым выехала в Англию. В поездке участвовали представители всех групп, от националистов до к.-д. В Англии русских депутатов встретили самым радушным образом; всюду устраивались банкеты и приемы в их честь. Это было новым этапом англо-русского сближения. Некоторый диссонанс внесла английская рабочая партия, выступившая с манифестом, резко противопоставлявшим Г.думу государю и правительству. Русская делегация протестовала, заявив, что такое различие считает для себя оскорбительным; и даже наиболее левый из участников делегации, П. Н. Милюков, на банкете у лондонского лорд-мэра заявил: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией Его Величества, а не оппозицией Его Величеству». Эти слова вызвали в России немалую сенсацию. Крайние левые негодовали. «Падение Милюкова представляет большую ценность для врагов народной свободы», - писал «Современный мир». Английский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, отвечая в парламенте на выпады рабочей партии против России, сослался на слова русских депутатов в качестве доказательства существования конституции в России.
Государь 6 июня встретился в финских шхерах с императором Вильгельмом. Встреча носила сердечный характер, но на следующий же день «Новое Время» писало: «Не может быть и речи о каком-либо изменении в уже определившейся внешней политике нашего государства».
После празднования 200-летия Полтавской победы государь выехал за границу; он побывал во Франции и Англии; в обеих странах он присутствовал на морских парадах. До Парижа государь на этот раз не доезжал. В Каусе, где он был на пятнадцать лет раньше, вскоре после своей помолвки, государь, вспоминая о том времени, сказал: «Я всегда сохраню в памяти счастливые дни, проведенные с Вашей возлюбленной и чтимой матерью, Королевой Викторией». И в ответ на слова короля Эдуарда VII о приезде в Англию членов Г. думы государь добавил: «Дружественный прием, оказанный Вашим Величеством и Вашим народом членам Г. думы, а также - зимой - Моей эскадре, да будет залогом сердечных отношений между Нашими странами, основанных на общих интересах и взаимном уважении».
В 1909 г. был исключительный, обильный урожай. Вывоз русского хлеба за границу достиг небывалой, рекордной цифры - 748 миллионов рублей. Во всех областях народного хозяйства наблюдалось оживление. В то же время интерес к политике заметно падал. Оппозиционная печать называла это «реакцией», упадком общественного духа. «Газеты читают, но моментально по окончании процесса чтения прочитанное забывают… В выборе члена Г. думы участвовало из 80 тысяч избирателей менее третьей части154… На предвыборные собрания рассылалось до десяти тысяч повесток, а являлись когда сто, когда двести, когда - самое большое - пятьсот человек…» Так сетовал «Вестник Европы», отмечая в то же время: «В ресторанах с музыкой нельзя найти свободного стола, на оперетку надо заранее записываться… Торжествует личный интерес» - заключал либеральный журнал155. Иначе оценивал положение П. А. Столыпин. В беседе с редактором саратовской газеты «Волга» он заявил:156 «По газетным статьям можно подумать, что страна наша охвачена пессимизмом, общим угнетением, между тем я наблюдал, да и Вы, я думаю, можете подтвердить, что в провинции уже замечается значительный подъем бодрого настроения, свидетельствующего о том, что все в России понемногу начинает втягиваться в бодрую работу.
