В 1909 г. был исключительный, обильный урожай. Вывоз русского хлеба за границу достиг небывалой, рекордной цифры - 748 миллионов рублей. Во всех областях народного хозяйства наблюдалось оживление. В то же время интерес к политике заметно падал. Оппозиционная печать называла это «реакцией», упадком общественного духа. «Газеты читают, но моментально по окончании процесса чтения прочитанное забывают… В выборе члена Г. думы участвовало из 80 тысяч избирателей менее третьей части154… На предвыборные собрания рассылалось до десяти тысяч повесток, а являлись когда сто, когда двести, когда - самое большое - пятьсот человек…» Так сетовал «Вестник Европы», отмечая в то же время: «В ресторанах с музыкой нельзя найти свободного стола, на оперетку надо заранее записываться… Торжествует личный интерес» - заключал либеральный журнал155. Иначе оценивал положение П. А. Столыпин. В беседе с редактором саратовской газеты «Волга» он заявил:156 «По газетным статьям можно подумать, что страна наша охвачена пессимизмом, общим угнетением, между тем я наблюдал, да и Вы, я думаю, можете подтвердить, что в провинции уже замечается значительный подъем бодрого настроения, свидетельствующего о том, что все в России понемногу начинает втягиваться в бодрую работу.
Бодрый оптимизм, наблюдаемый в нашей провинции, совпадает с проведением в жизнь земельной реформы. Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена, гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно думают наоборот».
П. А. Столыпин отметил самоотверженную энергичную работу по землеустройству, упомянув о стоящих на очереди реформах - местного управления и земских учреждений, и по поводу как раз предстоявшего открытия в Саратове университета сказал: «Есть высокая задача для газеты университетского города: сделайте, наконец, нашу молодежь патриотической! Развейте в ней чувство здорового, просвещенного патриотизма! Я недавно был в Скандинавии. Как приятно меня поразил вид тамошней молодежи, одушевленно и гордо проходившей стройными рядами с национальными флагами».
П. А. Столыпин заключил: «Итак, на очереди главная задача - укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа - вот девиз для нас всех, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!»
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Президент Лубэ о государе и земельной реформе.
Попытки улучшить отношения с Германией: Потсдамское свидание. Реорганизация обороны. Борьба за флот. Русско-японское соглашение 1910 г. Расширение русской сферы влияния в Китае.
Законодательная работа. Перемены в Г. думе. Смерть гр. Л. Н. Толстого; уличные демонстрации. Студенческая забастовка 1911 г. и ее преодоление. Поворот во взглядах Гучкова. Первые толки о Распутине.
Русский национализм: статьи Струве и Андрея Белого. Законодательные меры: ограничение прав Финляндии; западное земство. Борьба с еп. Гермогеном и с Илиодором.
Кризис из-за вопроса о западном земстве; непринятая отставка Столыпина; трехдневный роспуск палат; поворот настроения против Столыпина.
В новогоднем номере венской «Neue Freie Presse» на 1910 г. были помещены воспоминания бывшего президента французской республики Эмиля Лубэ. В них говорилось о государе. Лубэ писал: «О русском императоре говорят, что Он доступен разным влияниям. Это глубоко неверно. Русский император Сам проводит Свои идеи. Он защищает их с постоянством и большой силой. У Него есть зрело продуманные и тщательно выработанные планы. Над осуществлением их Он трудится беспрестанно. Иной раз кажется, что что-либо забыто. Но Он все помнит. Например, в наше собеседование в Компьене у нас был интимный разговор о необходимости земельной реформы в России. Русский император заверял меня, что Он давно думает об этом. Когда реформа землеустройства была проведена, мне было сообщено об этом через посла, причем любезно вспомянут был наш разговор"157… «Под личиной робости, немного женственной, царь имеет сильную душу и мужественное сердце, непоколебимо верное, - заключал Лубэ. - Он знает, куда идет и чего хочет».
Эта последовательность, это умение возвращаться к тому, что казалось «забыто», характерны были как для внутренней, так и для внешней политики императора Николая II. Он порою останавливался перед препятствиями, но не забывал своих целей.
Сознавая, как П. А. Столыпин, что России нужны долгие годы внутреннего и внешнего мира, государь был сильно озабочен ухудшением отношений с Германией. С начала 1909 г., после боснийского кризиса, враждебность к Германии резко проявлялась во всех кругах русского общества, за самыми малыми исключениями. В умеренно либеральных кругах большим успехом пользовалась унаследованная от славянофилов программа «Великой России» П. Б. Струве - идея русской гегемонии на Ближнем Востоке. Русское общество не учитывало, что осуществление этой программы вело к неизбежному столкновению с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Но государю это было ясно. И он, принимая меры для укрепления новых связей - этой цели служила предпринятая им поездка в Италию осенью 1909 г. (свидание в Раккониджи), - не упускал из виду восстановления добрых отношений с Германией.
Министр иностранных дел А. П. Извольский, заключивший англо-русское соглашение 1907 г., приобрел, силою вещей, репутацию врага Германии. За это к нему относилась сочувственно думская оппозиция, столь враждебная к другим министрам. Сам А. П. Извольский также считал себя левее других членов кабинета, и несогласие с правительственным курсом по финляндскому вопросу побудило его летом 1910 г. снова просить государя об отставке.158 На этот раз уход Извольского соответствовал и видам государя.
В середине августа 1910 г. государь со всею царской семьей выехал в Германию и провел там два с половиною месяца в замке Фридберге, в Гессене, на родине императрицы, в тихой деревенской обстановке. За все царствование государя это было наиболее длительное пребывание царской семьи за границей. За это время как раз скончался русский посол в Париже Нелидов, и 21 сентября на его место был назначен Извольский. Его преемником стал товарищ министра С. Д. Сазонов, свойственник П. А. Столыпина.
Государь не желал покидать Германии, не воспользовавшись случаем откровенно переговорить с императором Вильгельмом. Прусский посланник при гессенском дворе, Иениш, отмечает, что государь «несколько раз подчеркивал желание того, чтобы установился прежний тон дружеских отношений». Вильгельм II отнесся к этому несколько скептически. («Тон и желание теперь ни к чему - после Triple Entente и шести новых русских корпусов», пометил он на докладе Иениша). В то же время германская газета «Post» - не особенно влиятельная - поместила высокомерную в отношении России статью, русские газеты не остались в долгу, и «атмосфера» казалась неблагоприятной. Тем не менее новый управляющий министерством иностранных дел С. Д. Сазонов прибыл в Германию по вызову государя, имел беседу с канцлером Бетман-Гольвегом, а вслед за тем состоялась и встреча монархов.
22 и 23 октября 1910 г., в Потсдаме, государь и Вильгельм II имели длинные политические беседы. Исходя из солидарности монархических интересов и отсутствия прямых объектов спора между Россией и Германией, оба императора взаимно обязались не поддерживать политики, направленной против интересов друг друга. Германия обещала не поощрять агрессивной австрийской политики на Балканах, Россия - не участвовать в каких-либо английских начинаниях против Германии. На Ближнем Востоке это означало поддержание status quo с разграничением торговых интересов в Персии, до пределов которой должны были проникнуть отроги еще только строившейся Багдадской железной дороги.
За беседами монархов последовал обмен мнений между министрами - Сазоновым и Бетман-Гольвегом. Государь на докладе Сазонова пометил: «Я считаю результат этих бесед весьма удовлетворительным». Со своей стороны и Вильгельм II высказывал радость по поводу того, что царь «так откровенно говорил с ним о политике».
Потсдамское свидание, однако, не восстановило в полной мере прежних дружественных отношений. Этому отчасти помешал следующий эпизод: когда Сазонов предложил письменно закрепить результат переговоров, Бетман-Гольвег составил проект, основные пункты которого гласили, что Австрия обещала не преследовать на Востоке «экспансионную политику», а Германия «не обещала и не намерена поддерживать подобную политику, если бы Австро-Венгрия к ней прибегла»; Россия со своей стороны заявляла, что «не обещала и не намерена поддерживать враждебную Германии политику Англии, если бы та повела таковую». Далее говорилось о status quo на Балканах, о стремлении локализировать конфликты и т. д.
